Человек из Солано - Гарт Фрэнсис Брет. Страница 1

Брет Гарт

Человек из Солано

Он подошел ко мне в фойе оперного театра, в антракте, – любопытная фигура, какой не увидишь даже на сцене. Его костюм, в котором не было и двух частей одного цвета, был, по-видимому, куплен и надет за час или за два до спектакля – на это прямо указывал ярлык магазина готового платья, пришитый к воротнику и довольно назойливо сообщавший нисколько не заинтересованной публике номер, размер и ширину одеяния. Складка на его брюках была так сильно заглажена, как будто он родился плоским и с течением времени разбух, а вдоль спины шла еще одна складка, как у тех человечков, которых дети вырезают из сложенной бумаги. Могу прибавить, что по лицу его было незаметно, чтобы он это сознавал, – лицо было добродушное и, если не считать квадратного подбородка, совершенно неинтересное и заурядное.

– Забыли меня, – сказал он кратко, протягивая руку, – а ведь я из Солано, в Калифорнии. Мы там встречались весной пятьдесят седьмого года. Я пас овец, а вы жгли уголь.

В этом напоминании не было и следа намеренной грубости. Просто устанавливался факт, так это и следовало понимать.

– Я вас вот зачем окликнул, – сказал он, когда мы обменялись рукопожатием. – Минуту назад я видел вас вон в той ложе, вы болтали с девушкой, – такая бойкая, недурненькая. Не скажете ли, как ее зовут?

Я назвал известную красавицу из соседнего города, которая в последнее время волновала сердца жителей Нью-Йорка; в особенности был ею пленен блестящий и очаровательный молодой Дэшборд, стоявший рядом со мной.

Человек из Солано подумал с минуту и сказал:

– Так и есть! Фамилия та самая! Это она и есть!

– Вы с ней знакомы? – спросил я в изумлении.

– Д-да, – ответил он с заминкой. – Я познакомился с ней месяца четыре назад. Она ездила по Калифорнии со своими знакомыми, и в первый раз я ее увидел в поезде, не доезжая Рено. Она потеряла багажную квитанцию, а я нашел ее на полу, отдал ей, и она меня поблагодарила. Вот я и думаю, пожалуй, неловко будет не зайти к ней, знакомая все-таки. – Он замолчал и вопросительно взглянул на нас.

– Уважаемый, – вмешался блестящий и очаровательный Дэшборд, – если вы сомневаетесь, приличен ли ваш костюм, прошу вас, не задумывайтесь ни на минуту. Обычай – тиран, это верно, он заставляет нас с вашим другом одеваться на особый лад. Но, смею вас уверить, оливково-зеленый цвет вашего сюртука великолепно сочетается с нежной желтизной галстука, а жемчужно-серые панталоны гармонируют с ярко-голубым жилетом и прекрасно оттеняют блеск вашей массивной часовой цепочки нового золота.

К моему удивлению, человек из Солано не побил его. Он с невозмутимой серьезностью взглянул на насмешника и спокойно сказал:

– Так вы, может, не откажетесь проводить меня к ней?

Надо сознаться, Дэшборд слегка растерялся. Но тут же овладел собой и с ироническим поклоном повел его в ложу. Я пошел за ними.

Красавица оказалась воспитанной девушкой, дочерью воспитанной матери и внучкой воспитанной бабушки, и когда Дэшборд, не щадя соланца, иронически представил его, сразу поняла положение. К удивлению Дэшборда, она придвинула стул, усадила соланца рядом с собой и, повернувшись спиной к Дэшборду, вступила с ним в беседу на виду у блестящей публики, которая уставила на нее не меньше сотни лорнетов.

Здесь, чтобы придать рассказу романтичность, мне хотелось бы сказать, что соланец оживился и показал себя с лучшей стороны – проявил блестящее остроумие или природный ум. Но нет, он оказался как нельзя более скучен и глуп. В разговоре он то и дело возвращался к потерянной багажной квитанции, и все попытки девушки отвлечь его от этой темы терпели неудачу. Наконец, к общему удовольствию, он встал и, наклонясь к ней, сказал:

– Я рассчитываю еще остаться здесь на время, мисс, а так как мы оба с вами здесь чужаки, то, может, вы позволите, если будет еще какое-нибудь представление вроде этого...

Мисс X. ответила довольно поспешно, что она слишком занята и в Нью-Йорке пробудет очень недолго, а потому боится, что... и т. д. и т. п.

Две другие дамы в ложе прикрыли рты платками и не отрываясь смотрели на сцену, а человек из Солано продолжал:

– В таком случае, мисс, если вы сами соберетесь куда-нибудь, закиньте мне словечко в Эрлс-Отель, вот по этому адресу... – И он вытащил из кармана десяток затрепанных писем, снял с одного из них желтый конверт и подал ей с чем-то вроде поклона.

– Ну еще бы, – шутливо вмешался Дэшборд, – завтра мисс X. едет на благотворительный бал. Билеты стоят пустяк для человека с вашими средствами, а цель весьма достойная. Конечно, вы без труда достанете приглашение.

Мисс X. подняла на Дэшборда свои прекрасные глаза.

– Конечно, – сказала она, обернувшись к человеку из Солано, – мистер Дэшборд как раз один из распорядителей, и, раз у вас здесь нет знакомых, он, разумеется, пришлет вам почетное приглашение. Я давно знаю мистера Дэшборда, и мне известно, что он джентльмен и всегда любезен с малознакомыми людьми. – Она снова повернулась к сцене.

Житель Солано поблагодарил жителя Нью-Йорка и, пожав всем руки, направился к выходу. Дойдя до двери, он обернулся к мисс X. и сказал:

– Ну и ловко же получилось, мисс, что я нашел эту самую квитанцию!

Но занавес уже поднялся, открывая сцену в саду (давали «Фауста»), и мисс X. вся ушла в созерцание. Соланец осторожно закрыл за собой дверь ложи и удалился. Я вышел за ним.

Он молчал, пока мы не дошли до фойе, затем сказал, как будто продолжая разговор:

– Девушка бойкая, что и говорить. Как раз в моем вкусе, и жена из нее выйдет что надо.

Я подумал, что человек из Солано может попасть в беду, и поспешил сказать ему, что она окружена поклонниками, может сделать свой выбор в самом лучшем обществе и, по всей вероятности, помолвлена с Дэшбордом.

– Что и говорить, – сказал он спокойно, без малейших признаков волнения, – странно было бы, если бы у нее не было жениха. А я, пожалуй, отправлюсь в отель. Не люблю, признаться, этого завывания. (Он говорил о каденции знаменитой певицы, синьоры Батти-Бати.) Который час?

Он вынул часы. Цепочка была такой грубой, такой явной подделкой, что я уставился на нее как завороженный.

– Вы смотрите на мои часы? – сказал он. – На вид красивые, а ход ни к черту не годится. А ведь обошлись в сто двадцать пять долларов золотом. Я подцепил их третьего дня на Чатам-стрит, очень дешево продавались на аукционе.

– Вас бессовестно надули, – сказал я с возмущением. – Часы вместе с цепочкой и двадцати долларов не стоят.

– А пятнадцать стоят? – спросил он серьезно.

– Может быть.

– Тогда, пожалуй, я не прогадал. Я, видите ли, сказал им, что я калифорниец из Солано и бумажных денег у меня с собой нет. У меня было три пластинки. Помните пластинки?

Я помнил: «пластинка» – это был денежный знак, имевший хождение в те дни, – шестиугольный кусочек золота ценою в пятьдесят долларов, раза в два больше двадцатидолларового золотого.

– Ну, я и подсунул им пластинки, а они подсунули мне часы. Знаете ли, эти пластинки я сам делал из медных опилок и железного колчедана и шутки ради подсовывал нашим ребятам, когда играли в покер. Это нельзя считать фальшивой монетой: пластинки ведь не настоящие деньги. Мне они, пожалуй, обошлись долларов в пятнадцать, если считать время и труды. Так если эти самые часы стоят пятнадцать долларов, значит, я не прогадал. Верно?

Я начинал понимать человека из Солано и ответил утвердительно. Он спрятал часы в карман и заметил, поигрывая цепочкой:

– Пожалуй, с такими часами можно сойти за франта и богача.

Я согласился.

– А чем вы собираетесь здесь заняться? – спросил я.

– Что ж, у меня наберется долларов семьсот наличными. Думаю наведаться на Уолл-стрит, понюхать, чем пахнет, – может, подвернется какое-нибудь дельце.

Я хотел было сказать ему несколько слов в виде предостережения, но, вспомнив про часы, воздержался. Мы пожали друг другу руки и разошлись.