Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ) - Аразин Александр Михайлович. Страница 96

Сердце на мгновение сжалось. «Дракон»... Обречённый отряд. Каждый из них знал, что умрёт, но именно ему, Харальду, довелось повести братьев в последний бой. Одна половина отряда состояла из игроков, которые успеют использовать божественный навык и возродятся в обители, а вторая - монахи-хагсаенги, покинувшие родной остров, после падения ордена. Вначале погиб наставник Сен Чжи, затем Лао Мин... неужели пришёл черед и остальных островитян? Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив копье, Харальд дал шпоры маралу, и Вихрь, испустив громовой рёв, ринулся вперёд. Они были ровно на полпути к замку, на надвратной башне которого стоял бледно-зелёный лидер Рокоша. Чатра, увидев рыцарей ненавистного Шиманьского, приободрились. Ещё бы, они почти проиграли, но «почти» на войне - это очень много. Огромный северянин, верхом на олене, бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.

Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мёртвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но «Драконы Чатра» казались заговорёнными.

Харальд рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на марале, в залитых чужой кровью костяных доспехах, которые сменили свой цвет с белого на ярко-красный, он казался каким-то мистическим существом, полубогом или демон из нижнего мира. Каждый удар его копья отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует... Кое-кому и впрямь «везло» - и они, избегнув глефы северянина, оказывались лицом к лицу с разъярёнными монахами-чатра. Сталь, ударяясь о костяные клинки, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.

Проскакал обезумевший конь с вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась глефа, отсекая голову вражескому десятнику, осмелившемуся заступить путь лидеру Дракона. Краем глаза Харальд заметил нацеленное на него копье и блеснувший клинок Попадоса. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, покрытые кровью и пеной кони, груды изрубленных тел... Проклятье! Они почти стоят на месте! Замок на холме с по-прежнему распахнутыми воротами, страшно, безнадёжно далёк... Но мы ещё живы! И мы вместе, значит - вперёд! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, отвести руку назад - уколоть, снова замахнуться...

Древко копья треснуло и, недолго думая, Харальд превратил волшебное оружие в два меча. Во-первых, в подобной давке так удобнее сражаться, а во-вторых... Во-вторых, перед смертью он постарается забрать с собой как можно больше противников. Бунтовщики запомнят этот день не своей победой, а тем как сражались монахи. Он не сдастся и не отступит. Вперёд, только вперёд, туда, где за чужими копьями прячется ничтожество, способное убить тысячи людей, ради своей выгоды. Убить этого ублюдка - другого не дано! Харальд не думал о том, что задуманное невозможно, что между ним и бароном Милич стоят уже не только рыцари, но и спешно отозванные с центра пехотинцы. Назад пути не было. Может, и можно свернуть, прорваться в обход холма, укрыться в овраге, но северяне не бегают. Победить можно и смертью... Если иначе нельзя.

Беспокоили братья-драконы. Жертвуя собой, он жертвовал и ими, но по-другому он не мог. Он бы тысячу раз умер за каждого из них, он любил их, проклятье (!), как же он их всех любил, но это они умирали за свою княжну. Нет, за Серый Мисаль! Придут лучшие времена, но за них нужно драться. Драться, и неважно, что будет с тобой... орден превыше всего!

Холодное осеннее солнце, бешеный галоп марала, трепещущее на ветру знамя, какие-то тени впереди - и смерть. Говорите, на смерть, как на солнце, в упор не взглянешь? Вранье! Пока есть за что умирать, смерти нет!

Где-то справа запела труба. Чужая! Словно в ответ проревел Вихрь, гордо и вызывающе, сзади раздалось ответное ржание. Он не один, ещё не один. С ним братья-драконы, они живы, их кони отвечают на зов. Живы, но все ли? А вот это уже хорошо. Плащ в красно-чёрную шахматку! Лотавец, и не из простых (неужели шиманьские закончились?), а за ним - целый отряд. Да чтоб вы трольего молока обпились, сколько же вас! Ну, будешь прятаться за чужие спины или пойдёшь вперёд? Пошёл... Прекрасно! Жаль, ты не Милич, не Шиманьский, не Дримко, но ты ответишь за всех.

Красно-чёрный взял разгон и пошёл тяжёлым галопом, подняв копье, которого у Харальда не было, как и щита. Однако у него был Вихрь, костяной меч, сделанный другом, и ещё он ничего не боялся и ни о чем не жалел. Марал, захрипев, рванул вправо, обходя врага, и северянин наотмашь ударил верным клинком. Сверкнуло что-то неистово-синее, под ноги обезумевшему коню скатилась отсечённая голова, а монах, не оглядываясь, бросился дальше, рубя наотмашь всех, кто ему попадался.

Его проклинали, молили о пощаде, призывали сдаться. Он не слышал и не слушал, подхваченный последним, неистовым порывом, который возносит смертного превыше богов. Все ненужное, наносное, чужое было сорвано и унесено вихрем битвы, в душе Харальда не было места ни сомнениям, ни страху, ни отчаянию. Он исполнял свой долг, как исполнял его всю жизнь. Как пришитые, мчались по проложенной их лидером кровавой тропе чатра, но их становилось все меньше... Самая большая тайна «драконов», секрет, дающий им значительное преимущество, - это способность делиться своей силой с братьями. Только чем меньше воинов в отряде, тем меньшую поддержку они могут оказать друг другу.

Держаться, не отставать, не дать противнику нанести удар брату в спину. Что значит жизнь в сравнении с дружбой, что значит смерть в сравнении с честью?! Так уходили в песню по солнечному лучу герои былого, так умер наставник Сен Чжи, в одиночку удержав врата обители, так дрались на перевале Шагну монахи и послушники Мисаля, так погибали драконы.

Впереди нависала какая-то чёрная громадина. Каменная кладка! Крепостная стена! Замок барона Милич, они всё-таки прорвались... Нет, лишь крепостной ров, а сами врата далеко, за сотнями латников, выстроившихся плотным строем, до входа не добраться... если не попробовать. Как говорил отец: «Глаза боятся, а руки делают». Вперёд!

Вихрь, послушный своему господину, мотнул головой, ударил ветвистыми рогами - рослый солдат рухнул, подбив стоящего рядом, а черногривый ринулся в образовавшуюся брешь. Эти ублюдки никогда не сражались с северными варварами и не знали, как противостоять воину на марале. Обезображенные лица, скрежет металла, ржание, вопли... Мелькнул чей-то шлем, увенчанный головой ястреба, кто-то замахнулся секирой, кто-то попытался достать копьём... Встретится ли он с друзьями или врагами на том свете? А может быть, там нет места земной вражде и земной присяге? Совсем юный солдат, с искажённым одновременно в ужасе и ненависти лицом, замахивается копьём. Харальд слегка повернул корпус, пропуская неумелый удар, и вонзил меч точно в глаз новобранцу. Клинок пробил кость и вошёл в мозг - мгновенная смерть, резкий рывок рукояти вверх, чтобы оружие не зажало в черепе. Покойник в ещё новенькой, не застиранной форме, падает в грязь, под конские копыта, и вперёд! Где есть я, там нет смерти, где есть смерть - нет меня. Поэтому смерть - ничто для меня...

О том, что погиб брат Вэйдун Харальду сообщило вражеское копье, ударившее в спину. Чужой наконечник пробил броню, но рана не была глубокой. Похоже, воин и сам испугался своей удачи, или же прыжок почуявшего неладное марала помешал предателю воспользоваться обретённым преимуществом. Северянин вздыбил скакуна, повернулся и полоснул убийцу мечом. Тот зашатался, поскользнулся в грязи и рухнул на уже мёртвого монаха, дольше всех защищавшего лидера. Харальд осмотрелся. Безумная атака захлёбывалась. Сзади ещё шла рубка, но на последний рывок их не хватит. Его не хватит! Если б не рана, он добрался бы до ублюдка, но между ним и вратами все больше и больше врагов, порыв иссяк, а цель была так близко! Все было зря! Атака, бой, сама жизнь...