Леонардо да Винчи - Айзексон Уолтер. Страница 31

Сегодня, спустя века, нам может показаться, что Леонардо понапрасну расточал время и творческие силы на столь сиюминутные пустяки. Ведь от тех великолепных зрелищ ничего не осталось – разве что обрывки чьих-нибудь восторженных отзывов с описанием блестящих трюков. Казалось бы, он мог потратить это время с куда большей пользой – например, закончить работу над “Поклонением волхвов” или “Святым Иеронимом”. Но ведь сегодня многим очень нравятся заставки между таймами спортивных игр и бродвейские феерии, шоу с фейерверками и танцевальные номера. Вот так же и тогда многие считали представления при дворе Сфорца важными событиями и очень высоко ценили их постановщиков – в том числе Леонардо. Иногда увеселения даже носили познавательный характер, превращаясь в фестивали идей. Наглядно объяснялись разные научные понятия, устраивались прения о сравнительных достоинствах различных видов искусства, демонстрировались разные хитроумные механизмы, и все это предвосхищало те публичные научные и познавательные выступления, которые стали пользоваться огромным спросом в эпоху Просвещения.

Эти представления, изобиловавшие историческими и библейскими персонажами, как бы узаконивали в глазах народа правление рода Сфорца, и потому-то Лодовико Моро превратил их в целую производственную отрасль. Архитекторы, механики, музыканты, поэты, актеры и военные инженеры – все трудились над подготовкой спектаклей. Перед Леонардо, который причислял себя почти ко всем этим профессиональным группам, открывалась идеальная возможность добиться славы при дворе Сфорца.

Самые пышные постановки должны были развлекать и ослеплять не только население Милана, но и племянника Лодовико – молодого Джан Галеаццо Сфорца, за которым сохранялся титул герцога Миланского вплоть до его загадочной смерти в 1494 году. То разыгрывая заботливость, то пуская в ход угрозы, Лодовико сбивал племянника с толку и вынуждал его добиваться дядиного расположения. Он подталкивал юношу к распутству и пьянству, а еще позволял ему устраивать представления на свой вкус, которые затем показывали при дворе. Леонардо не покладая рук трудился над разнообразными зрелищами, и среди них был спектакль, заказанный Лодовико в 1490 году по случаю свадьбы племянника: 20-летний Джан Галеаццо женился на Изабелле Арагонской, принцессе Неаполитанской.

Гвоздем праздничной программы стало представление во время пира, изобиловавшее звуковыми и световыми эффектами. Театральное действо называлось “Райский пир” и увенчивалось сценическим номером “Маскарад планет”. Либретто для этой постановки написал один из любимейших поэтов Лодовико, Бернардо Беллинчони, который позднее вспоминал, что декорации “с величайшим тщанием и мастерством изготовил маэстро Леонардо Винчи, флорентиец”. Леонардо изобразил на дощатых ширмах различные сцены, прославлявшие правление рода Сфорца, украсил символическими растительными мотивами обтянутые шелком стены длинного зала в Кастелло Сфорцеско и создал эскизы для причудливых театральных костюмов.

Праздничное действо представляло собой аллегорическую пьесу. В самом начале на сцену один за другим выходили лицедеи в масках, а их приветствовала кавалькада турецких всадников. Невесте пели серенады актеры, разыгрывавшие посланников из Испании, Польши, Венгрии и других диковинных стран, и появление каждого певца становилось поводом для танцевальной интермедии. Жужжанье механизмов, при помощи которых перемещали декорации, заглушала музыка.

В полночь, когда актеры и зрители вдоволь натанцевались, музыка стихла, и поднялся занавес. За ним обнаружился небесный свод, изготовленный по замыслу Леонардо в виде половины яйца и позолоченный изнутри. Звездами служили факелы, а в глубине высвечивались знаки зодиака. Актеры изображали семь известных тогда планет, которые вращались и двигались по своим орбитам. “Вы узрите великие чудеса в честь Изабеллы и ее добродетелей”, – возвестил ангел. Леонардо занес в свои записные книжки расходы на “золото и клей для приклеивания золота” и на 25 фунтов воска “для изготовления звезд”. Под конец боги – во главе с Юпитером и Аполлоном, в сопровождении Граций и Добродетелей – сходили с пьедесталов и распевали для новоявленной герцогини хвалебные песни¹.

Триумфальная постановка “Маскарада планет” принесла Леонардо скромную славу, какой пока он не удостаивался ни в качестве творца недописанных картин, ни, тем более, в качестве военного инженера. А еще эта работа принесла ему много радости. Судя по записям в тетрадях, его очень интересовало устройство самодвижущихся декораций и сценического реквизита. Здесь фантазия взаимодействовала с механикой, а Леонардо был прирожденным повелителем этих двух стихий.

На следующий год было поставлено новое театральное действо – теперь по случаю свадьбы Лодовико. Он женился на Беатриче д’Эсте, представительнице одного из самых влиятельных родов в Италии. Беатриче, связанная семейными узами с крупными политическими фигурами, прекрасно разбиралась в искусстве. Решено было устроить рыцарский турнир и карнавал, и Леонардо занимался подготовкой к карнавалу. В его дневниках сохранилась запись о том, как он приходил на место будущего представления и помогал конюхам, которым предстояло разыгрывать дикарей, примерять набедренные повязки, сделанные по его эскизам.

Готовя это театральное представление, Леонардо вновь дал волю любви к аллегориям. “Вначале появлялся дивный жеребец, весь покрытый золотыми чешуйками, которые художник разрисовал глазами, подобно павлиньему оперенью, – записал секретарь Лодовико. – С золотого шлема воина свисала крылатая змея, и хвост ее касался лошадиной спины”. Сам Леонардо описал свой замысел так: “Над шлемом помести половинку глобуса, она будет символизировать наше полушарие земли. Всякое украшение, принадлежащее коню, пусть будет из павлиньих перьев на золотом фоне, дабы символизировать красоту той милости, коей одаряют доброго слугу”². За жеребцом следовала толпа ряженых пещерных людей и дикарей. Здесь сказалась тяга Леонардо ко всему пугающему и экзотичному, он всегда любил причудливых демонов и драконов.

Технические и художественные таланты Леонардо оказались вновь востребованы в январе 1496 года. Тогда он осуществил постановку одной из самых необычных пьес той эпохи – пятиактной комедии “Даная”, написанной Бальдассаре Такконе, канцлером и придворным поэтом Лодовико. В записях Леонардо сохранился список актеров и сыгранных ими сцен, он зарисовал театральную сцену и набросал чертежи механизмов, сменявших декорации и создававших спецэффекты. Он начертил архитектурный план, показав в перспективе два вида спереди, и запечатлел одну сцену, в которой какой-то бог сидит в нише, окруженный языками пламени. Пьеса изобиловала спецэффектами и механическими трюками, которые придумал Леонардо: Меркурий спускался с вышины при помощи хитроумной системы веревок и шкивов; Юпитер превращался в россыпь золотой пыли, чтобы оплодотворить Данаю; небо вдруг озарялось “бесконечным количеством светильников, будто звездами”³.

Самые сложные механические приспособления – вращающиеся части сцены – Леонардо придумал для театрального действа, которое назвал “Плутоновым раем”. Гора, состоявшая из двух половин, вдруг раздвигалась, а внутри обнаруживалось царство Аида. “Когда Плутонов рай распахнется, покажутся двенадцать чертей, они будут играть на двенадцати котлах – как бы отверстиях, ведущих в преисподнюю, – издавая адский шум, – писал Леонардо. – Здесь будет Смерть, будут фурии, пепел, множество плачущих голых детей и живые языки пламени разных цветов”. За этим следует лаконичная сценическая ремарка: “Потом – танцы”⁴. Подвижная сцена состояла из двух половин амфитеатра, которые изначально были сомкнуты, образуя сферу, а затем размыкались и начинали вращаться, пока наконец не поворачивались друг к другу тылом.

Механическая сторона театральных представлений интересовала Леонардо ничуть не меньше, чем художественная, и в его понимании они были неразрывно связаны. Он увлеченно конструировал всякие хитроумные устройства, которые – к бурному восторгу публики – летали, опускались и двигались, как живые. Еще до того, как Леонардо начал записывать свои наблюдения о полете птиц, он сделал в альбоме набросок механической птицы с распростертыми крыльями на веревочках, за которые можно было дергать, и рядом подписал: “Птица для комедии”⁵.