Свидетель (СИ) - Манукян Галина. Страница 60

Черкасов устало подпер ладонью голову и начал сворачивать десяток раскрытых окон на экране. На Вариной странице остановился. Замер.

Какая она красивая была тут: светлая, лучистая. Последний раз заходила на страницу в сентябре, утром того дня, когда он увидел ее на «Параде шляп». Валерий выпрямился на стуле, словно не имел права сидеть перед ней расхлябанно. Внезапно почувствовав подозрительную резь в глазах, Валерий чуть слышно шмыгнул и начал листать ее фотографии. Это она, видимо, на работе - в строгой блузке и жилетке, а вот дома - на диване; смеется, в обнимку с игрушечной пандой. Девчонка совсем... А тут на каком-то летнем празднике в легком платье с открытыми плечами и непривычно красной помадой. Дальше - просто в джинсах и футболке, на столе устроилась в позе лотоса. Везде открытый взгляд еще зрячих голубых, почти синих глаз. У Черкасова защемило сердце. От стыда. Он почувствовал себя убийцей. Убил ее улыбку, этот взгляд. И себя рикошетом. Ведь разве можно было назвать жизнью эти несколько месяцев? Так, вялотекущее умирание. Этим вечером он, пожалуй, дополз до точки. Или что там осталось - какая-то пара рывков и пустота.

Вдруг абсолютно и бесповоротно Черкасов поверил в то, что Варя назвала «кармическим узлом» - она неизвестно где уже который месяц, а их судьбы все так же перепутаны, ее имя очерняют попутно, вместе с ним. За его непростительное пьяное скотство. Мысли отдались новым всплеском вины и растерянности, словно он сам распространил по мировой сети то, что никому и никогда видеть не стоило.

Затаптывая привычно возникшее при виде Вари раздражение и кромсая в клочья защитный блок «сама виновата», Черкасов почувствовал себя голым, даже без кожи. Так болело внутри неопределенное образование под названием Душа. И стонало, как ветер: «Не могу больше, не могу...»

Глотая горечь, в который раз Валерий просматривал один за одним посты на Вариной «стене». И сейчас казалось, что после всей перечитанной за вечер грязи он пил чистую воду.

Варя писала:

«Обожаю Омара Хайяма! Как это точно!!!

Один не разберет, чем пахнут розы,

Другой из горьких трав добудет мед...

Кому-то мелочь дашь, навек запомнит...

Кому-то жизнь отдашь, он не поймет.»

- Да, это точно, Варя, - прошептал Черкасов. - Хайям только забыл отметить, что если идиот, то это не лечится.

«Когда лениво и грустно, я напоминаю себе, что говорил Морихэй Уэсиба:

«У каждого есть дух, который нужно совершенствовать; тело, которое должно быть тренировано; и путь, который должен быть пройден».

«Ошо называют духовно неправильным мистиком, но трудно сказать правильней:

«Любовь не может быть ревнивой, потому что любовь не может владеть. Ты кем-то владеешь - это значит, ты кого-то убил и превратил его в собственность».

- Да, не может, - хмурился Валерий. - Как только ты вляпалась во всю эту историю? Как тебя угораздило наткнуться на меня?

* * *

На странице Вари не было никаких котиков и обычных девчоночьих высказываний, только изречения мудрых, глубокие мысли, хорошая музыка, йога и Индия...

Стоп! - загорелись глаза у Черкасова. - Индия!

Он принялся по новой перечитывать все, что Варя писала об Индии, пока не наткнулся на изображение восседающей над рекой гигантской статуи Шивы и Варино восторженное: «Ришикеш - столица мудрецов и йоги! Моя мечта!!!»

- Ришикеш... Только бы ты была там, - с дрожью в пальцах пробормотал Валерий, - а не в каком-нибудь подвале на цепи... Пожалуйста.

Хватаясь за надежду, как за спасительный якорь, Черкасов пошел на кухню, выпил три стакана воды залпом и вернулся к компьютеру: купить авиабилеты, написать пару писем с отсроченной отправкой и перевести захудалому «Центру помощи Молодым и Бездомным» в Ист-Сайдском гетто обещанную сумму. Пацаны и девчонки с такими же, как у Джули, взглядами попавших в капкан зверьков, и их дерганная, огорошенная известием о прекращении гос. финансирования, директрисса не были виноваты в том, что кучке мерзавцев вздумалось засадить его под шумок.

* * *

Утром, когда Черкасов вышел за порог, чтобы отвезти Джули в аэропорт, он неосознанно отшатнулся обратно и быстро закрыл дверь - дом осадили репортеры и пикетчики с плакатами типа “Get out, maniac!1”. Валерий метнулся на кухню и распахнул окно во внутренний двор - поодаль виднелся узкий проход на противоположную улицу. Позвонил таксисту с корректировками, помог выбраться Джули и сказал:

- Ждите меня минут пятнадцать. Если задержусь, езжайте. Догоню в аэропорту.

Едва девушка скрылась в проулке, Черкасов вышел к репортерам и щурясь от вспышек фотокамер, расправил плечи и гаркнул:

- Хотите интервью? Мне нужен микрофон. Я хочу сделать заявление. - И уже громко, на всю улицу в подсунутый кем-то микрофон: - Против меня организована травля коррупционными силовыми структурами России. У меня вымогали деньги от бизнеса, шантажировали, а теперь сфабриковали дело о похищении...

- Что вы сделали с девушкой с видео? Где вы спрятали тело? Что случилось с Джули Ламонт? Почему вы думаете, что Британия должна вас защищать? - посыпалось со всех сторон.

Черкасов поднял руку и ответил с каменным лицом, не пряча глаза:

- Потому что Великобритания - свободная страна. Хотелось бы, чтобы президент России тоже меня услышал. Остальные вопросы стоит задать представителям российской полиции, в особенности генералу Шиманскому, а также медиа-магнату Лии Скворцовой. Не исключено, что меня тоже заставят исчезнуть. На этом всё.

Не обращая внимания на крики наседающих журналистов, он развернулся и захлопнул за собой дверь. Усмехнулся холодно и показал средний палец.

Если он - социальный труп, пусть устраивают пышные похороны.

1“Выметайся, маньяк!» (англ.)

Глава 30. Мауна

Кляня Нику с ее эгоизмом, я кое-как добралась до общего зала, беспомощная, словно ослепла только что. Благо, кто-то из женщин мне помог, увидев мои жалкие тычки обо всё подряд.

Впервые я не смогла сосредоточиться на медитации. Вокруг сопели, подкашливали, пыхтели старательно, пытаясь услышать Безмолвие. В ответ только жужжали мухи. Это раздражало. Я пыталась урезонить себя, но слишком насыщенным и приторным казался аромат сандала, запах мытых и не мытых тел, лампад, свечей. До тошноты, до головной боли. Меня знобило, а когда натягивала на плечи покрывало, бросало в пот. Саднили колени, голова гудела мыслями. Я бубнила себе, что всё хорошо, и ни капли не верила.

Под конец всеобщей випассаны я просто раскрыла глаза и сидела, таращась в кромешный мрак. Хотелось орать в голос, что всё тщетно. Чего стараться? Все умрут. И родятся снова, чтобы по кругу сбивать колени и мучиться. Жертвы напрасны, потуги напрасны - выхода нет! Он просто по умолчанию не сконструирован архитекторами этой Вселенной. «Наша песня хороша, начинай сначала» - Шутники, блин! Есть только одна невыносимая реальность, и только одна сплошная боль в этой жизни, в прошлой, в позапрошлой, в черт знает еще какой...

Люди запели бхаджаны, а мне хотелось расхохотаться над собственным присутствием здесь. В чем смысл? Ну, убил бы меня Шиманский, родилась бы я снова, столкнулась бы с теми же лицами, только в других костюмах и с измененными декорациями. А просветление, есть оно? Может и есть, но не для таких, как я, отъявленных грешников. Со своими претензиями на духовность я была смешна, как муравей, забравшийся на алтарь в церкви и решивший, что чего-то достиг. Погоди, малявка, сейчас придет заботливый служка и расплющит тебя между пальцами.

Что дало мое принятие? А ничего! Может, я и не принимала, просто делала вид, запихивая эмоции в кулак? Только пальцы уже одеревенели и не в силах сдержать всё это, потому что зажатые, спрятанные эмоции все равно жили, кипели, а сейчас должны были взорваться. Исключительно из уважения к Праджни-джи я встала и, наступая на чьи-то ноги, спотыкаясь о подушки, поковыляла прочь.