Ангел во тьме (СИ) - "May Catelyn". Страница 10

У Виктории перехватило дыхание — по его лицу она поняла, что действует в верном направлении. Теперь нужно было перейти к следующей уловке.

— Спасибо, я поняла — с улыбкой протянула она, — Вы все равно очень любезны.

Красивая девушка деловито уселась в одно из кресел просторного холла, расправив складки своего платья.

— Тогда я подожду его здесь. Это не возбраняется? — портье опять смутился. Виктория уже давно знала, какое впечатление производит на мужчин, особенно если смотрит вот так, как сейчас, с лукавой загадочной улыбкой.

— О нет! Конечно, вы можете подождать, — немного запинаясь от волнения, сказал портье, который, несомненно, узнал из ее описания своего постояльца.

Сначала она не знала, как будет действовать, но план сложился, словно сам собой.

Теперь оставалось только ждать, заставляя бешено колотящееся сердце, хоть немного успокоиться, а щеки не так предательски гореть. Разум, сопротивляясь из последних сил, не давая ей покоя. Зачем она вообще разыскивает его, после стольких лет, когда он ясно дал понять, что совсем не желает ее видеть.

А ведь Уильям знал ее имя, знал что она, возможно, вернулась после войны в свой родной город. Ему бы не составило труда найти ее раньше, если конечно, он хотел этого. Виктория почувствовала, как ее охватывает злость и досада. Какая же она все-таки дура, если поверила своим чувствам, погналась за призраком, который даже не принадлежал ей. Что ей было о нем известно? Практически ничего, кроме того, что его работа в СС была прикрытием. Судя по имени, он был англичанином, хотя его немецкий и французский были безупречны.

Страх, который он вызвал в ней при первой встрече, уже тогда смешался с необъяснимым волнением , которое усиливалось каждый раз, когда она слышала его голос, и видела перед собой его внимательные глаза. Уже тогда, она поняла, что это чувство зародилась вопреки всему, что их окружало, вопреки разуму и морали, и может быть еще раньше, чем они оба появились на свет. И она точно знала, что ни один мужчина не будет смотреть на нее так, как будто она — единственный значимый человек в этом мире.

Минуты неумолимо превращались в часы, она все так же вздрагивала и поворачивала голову к двери, когда портье услужливо открывал ее перед очередным входящим. Наступил вечер, а она все еще не могла решить, что она скажет Уильяму? О чем его спросит? Как быть уверенной, что он не оттолкнет ее?

От этих мыслей ее оторвал участливый голос юноши:

— Мадам, возможно, он решил сегодня остаться в городе. Вам лучше прийти завтра…

Ошеломленная, потерянная, она уставилась куда-то перед собой, не зная, что делать дальше. Тот, кого она ждала здесь целый день, мог вообще оказаться другим человеком. С чего она взяла, что Уильям остановиться именно здесь, разве мало мужчин, которые, как и он ходят с тростью? Это было самонадеянно и глупо.

Она открыла свою сумочку, достала небольшой блокнот и ручку. Написав что-то и аккуратно вырвав листок, она медленно поднялась из кресла, делая как можно более уверенный вид, подошла к портье, обращаясь со своей безнадежной просьбой:

— Передайте ему, если он все-таки появится. Я буду вам очень признательна месье.

Затем она вышла из дверей отеля, оставив окончательно смущенного юношу, и свои несбывшиеся надежды.

     Уильям Лэм бесцельно бродил по старинному городскому парку, слушая тишину, которая для него не была умиротворяющей. В памяти всплывали совсем не радужные картины, связанные с этими местами. Но он все же был здесь, чтобы отпустить эти воспоминания навсегда, не позволяя им дальше отравлять свою жизнь. Только, когда деревья стали постепенно погружаться в объятья морозных сумерек, Мельбурн решил вернуться в отель.

Он все еще не мог смириться со своей собственной глупостью. Зачем ему пришло в голову посетить то кафе, где она сидела вчера утром, обворожительно красивая, женственная и задумавшаяся о чем-то?! Глупая отравленная ностальгия, фатальный шаг, подталкивающая длань рока? Он не находил ответа на этот вопрос. Все это было невероятно опрометчиво, впрочем, не впервые, после встречи с ней. Уильям чуть было не вышел из своего укрытия, когда она отчаянно выкрикнула его имя, выбежав на улицу. Но взвесив «за» и «против», он убедил себя, что ему не место в ее новой жизни, также как тяжелым воспоминаниям военных лет.

Что он может дать ей? Жизнь полную тревог и опасностей, жизнь под прикрытием, жизнь под чужими именами, с постоянными переездами, с постоянным страхом, что кто-то перехватит твои письма и звонки? Он не имел никакого права врываться в ее спокойный слаженный мир, разрушать то счастье, которое она могла получить.

Но маленький листок бумаги, сложенный вчетверо, предательски жег его руку. На нем, размашистым почерком был написан адрес, и еще несколько смятых слов: «Je nʼoublierai jamais...» Она, как всегда рушила те высокие замки, которые он воздвигал ради ее и своей безопасности. Безрассудная, упрямая, порывистая и нежная, беззащитная и сильная одновременно, с убийственным взглядом широко распахнутых небесных глаз. Его боль, его радость, его бесконечная мука и его судьба, от которой ему предстояло отвернуться… Он должен нормально попрощаться с ней и все объяснить. Только так можно покинуть этот город и эту страну со спокойным сердцем, и теперь уже навсегда.

Глава 9

    Минуты тянулись как липкий мед в ее стакане. Она всегда добавляла его в чай, когда требовалось успокоиться.

— И что ты хочешь теперь? Жизнь уже никогда не станет прежней, — сознавалась она себе, сидя, подобрав ноги, на широком подоконнике. Она привыкла быть одна, ее не пугала темнота и тишина одинокой квартиры. Виктория пыталась найти в своих размытых мыслях спасительную нить и, ухватившись за нее, выбраться, наконец, из той неизвестности, в которой пребывала все это время. Он сейчас где-то далеко отсюда, быть может в его чувствах к ней не было ничего, из того что она вообразила когда-то, полагаясь только на свои личные переживания. Его отчаянная попытка спасти ее от неминуемой расправы, возможно, была продиктована простым человеческим участием. Кто знает, что он потерял в кровавой жатве войны.Нужно было оставить прошлое, каким бы трудным это не было для нее.

Внезапно, резкий сухой стук пробудил Викторию от летаргии, в которую она была погружена уже несколько часов подряд. Она встала машинально, даже не спросив, не включив света, сразу же открыла дверь и застыла на пороге, словно увидев призрака, пришедшего из ее воспоминаний.

Полумрак квартиры окрашивал все вокруг в цвета черно-белого фильма, только луна заглядывала в окно, молочно щурясь и разбрасывая по комнате мягкие полутона. Он смотрел на нее, не отрываясь, также застряв на пороге, как будто между прошлым и будущим, не смея сделать шаг.

Время и пространство сжались до этой заветной секунды, когда им обоим требовалось осознать, что это не сон.

Тени и лунные блики стали их союзниками, успокаивали, окутывали дыханием тайны, обещали, заманивали, лечили изнывающую душу.

Он шел сюда только с одним желанием — проститься, объяснить, зачем приехал, почему не мог сделать это раньше. Ни на что, не рассчитывая, не ожидая от нее ответных чувств. Это казалось ему почти невозможным. Но та записка, отчаянно оставленная ею в отеле, будила в нем совершенно неуместную сейчас надежду.

— И о чем только она думает, разбрасываясь своим адресом, да еще так смело открывая дверь в темноте! — с досадой подумалось ему, — Словно наверняка ждала его. Ведь на его месте мог быть кто угодно! Она так и осталась тем упрямым, отчаянным ребенком, которого он встретил когда-то в промозглых застенках СС. —  Уильям старался быть собранным, но у него не получалось. Он подумал, что возвращаться — плохая примета, почувствовав как рушатся его планы. Потому, что сейчас читал в ее глазах, восхитительно освещаемых лунным светом, не жалость и не удивление, не смятение и робость, ничего из того что придумал себе, собираясь на эту встречу. Теперь он видел и осознавал, что она любит, любит его — Уильяма Лэма, человека, о котором ничего не знает и с которым ее связывает лишь пропитанное пеплом и кровью прошлое.