В мире будущего - Шелонский Николай Николаевич. Страница 82
Но жизнь, казалось, уже навсегда отлетела от неподвижно распростертого тела.
Оставалось одно средство - попытаться немедленно вынести ее из душного грота на свежий воздух.
Но как это было сделать?
Яблонский сам не мог подняться на ноги и ежеминутно боялся снова потерять сознание от нестерпимой боли в голове.
Жажда страшно его мучила. С жадностью отпив несколько глотков воды, он почувствовал временное облегчение.
Едва приподнимаясь на коленях, он дополз до пробитого им в стене отверстия и, направив в него свет лампы, увидел, что далее взрыв пробил широкий и довольно высокий проход, усеянный оторванными глыбами и осколками каменного угля.
Тем не менее по этому проходу, хотя и с трудом, но можно было пробраться с ношей на руках.
Но сквозь узкое отверстие в начале стены немыслимо было протиснуть безжизненное тело. Необходимо было расчистить и увеличить вход. Но он чувствовал, что силы покидают его почти совсем. Вдруг ему припомнилось, что когда выбирали вещи из ранца сэра Муррея, между прочим попалась какая-то бутылка, на которую тогда, обрадовавшись неожиданному приобретению патронов, не обратили внимания.
Сэр Муррей был очень запасливый и предусмотрительный человек. Не заключалось ли в этой бутылке какого-нибудь лекарственного, укрепляющего средства?
Яблонский дотащился до угла, где были сложены съестные припасы, и достал эту бутылку. Горлышко ее было завинчено металлическим колпаком; отвинтив его и вынув стеклянную пробку, Яблонский с восторгом ощутил запах превосходного коньяку.
Даже не воспользовавшись отвинченным колпаком, представлявшим металлический стаканчик, он жадно прильнул к горлышку и отпил несколько больших глотков.
Внутри его все сразу точно загорелось. Через минуту он почувствовал, что силы его удвоились. Он встал на ноги, отыскал свою кирку и принялся за работу, превозмогая нестерпимую боль, чувствовавшуюся и в голове и во всем теле. Каждый раз, как силы готовы были его покинуть, он делал глоток коньяку и снова с лихорадочной энергией принимался за работу.
Через час выходное отверстие было на столько расширено, что в него, хотя и согнувшись, можно было войти с ношей на руках.
Теперь предстоял самый тяжелый труд. Хватит ли у него силы перенести свою спутницу по неудобному, заваленному проходу до следующей галереи?
Но Яблонского поддерживала лихорадочная энергия; под влиянием опасения за жизнь любимого существа, от страшного нервного напряжения, еще более возбужденного выпитым вином, он почувствовал необыкновенный прилив силы.
Подойдя к девушке, он легко поднял ее на руки и бросился к выходу. Через несколько секунд, на каждом шагу спотыкаясь об наваленные обломки, но крепко прижимая к себе и оберегая драгоценную ношу, он был уже у выхода. В середине отвесной стены взрыв пробил довольно широкое отверстие, находившееся аршина на два от полу. Свежий, сухой воздух пахнул в лицо Яблонскому. Спрыгнув вниз, он бережно положил свою ношу на какую-то продолговатую каменную плиту, снова вернулся назад в грот, принес с собой оставленные там вещи и, приподняв девушку, устроил ей возможно удобную постель из своего и ее одеяла.
Приложив ухо к ее груди, он к неописанной радости услышал слабое биение сердца. После нескольких капель коньяку, влитых в рот, дыхание стало несколько заметнее. Через полчаса заботливого ухода она наконец глубоко вздохнула и открыла глаза.
В ту же минуту Яблонский, до последнего мгновения бывший в крайнем возбуждении, почувствовал, что силы его покидают, голова закружилась, в глазах завертелись огненные круги, и сознание его покинуло…
Он не мог определить, сколько времени он был в беспамятстве. Но когда он пришел в себя, то в первую минуту ему показалось, что он лежит в небольшой, уютной комнате. Слабый лунный свет падал откуда-то сзади и едва освещал сводчатый потолок и стены, на которых как будто виднелся рисунок обоев.
Первую минуту Яблонский не мог припомнить, что такое с ним случилось.
Вглядевшись ближе, он увидел, что действительно лежит в комнате, искусственно вырубленной в каменной толще - об этом ясно говорили правильные очертания потолка и стен. То, что он принял сначала за обои, оказалось высеченными на стенах изображениями. При этом в стенах в несколько рядов прорублены были глубокие, все правильной, одинаковой формы отверстия, внутренности которых он не мог рассмотреть.
Сам он лежал на четырехугольном возвышенном каменном ложе, покрытом чем-то мягким, сверх чего было положено его одеяло.
Другое подобное же ложе находилось с другой стороны комнаты.
Яблонский не мог в себя прийти от удивления.
Где он? Неужели не миф существование неведомых в надземном мире пещерных народов, таящихся в глубине земных недр?
Его воображение, настроенное событиями последнего времени, склонно было рисовать самую фантастическую картину.
Но в то же время одна мысль, внезапно вставшая и заслонившая собой все остальное, заставила его с тревогой оглянуться.
Где Вера? Как мог он не вспомнить о ней до сих пор? Жива ли она?
Он ясно вспомнил теперь все, что произошло после взрыва мины.
Несомненно, его спутница была жива. Последним сохранившимся впечатлением его было воспоминание о том, что она вздохнула и открыла глаза.
Но где же она?
Он позвал ее и сам удивился слабости своего голоса: окрик его едва прозвучал под каменными сводами.
Никто не ответил ему.
Он попробовал приподняться со своего ложа, но едва мог приподнять голову.
Сколько времени пролежал он в беспамятстве? День, два? Может быть, даже более!..
Он с ужасом вспомнил, что у них оставался ограниченный запас воды.
Могло случиться, что он, лишенный во время болезни потребности в пище и питье, остался жив, а она умерла от жажды!
В ужасе от этой мысли он машинально схватился рукой за голову и почувствовал, что голова его была обвязана мокрыми компрессами.
Следовательно, в воде недостатка не было. Тут же взгляд его упал на стоявшую на полу, у изголовья, знакомую ему фляжку.
Протянув руку, он взял ее и увидел, что она наполнена водой.
Выпив несколько глотков, он почувствовал себя значительно лучше.
Волнение его несколько улеглось. Теперь он мог рассуждать более спокойно.
Первая его догадка о том, что он попал к неведомым, таинственным жителям сокровенных земных недр, самому ему показалась плодом разгоряченного, болезненно настроенного воображения.
Вглядевшись ближе в окружавшую его обстановку, он начал припоминать, что где-то, когда-то он видел нечто подобное; но что именно - он долго не мог припомнить. Наконец воображение нарисовало ему такую же картину. Несомненно, ему были знакомы эти стены с рядами правильных углублений, потолок с высеченными дугообразными сводами, своеобразные фигуры людей и животных, высеченные на камне… Но где он видел все это?
Не приходил ли он по временам в себя и бессознательно сохранил в памяти виденное во время мимолетных проблесков сознания?
Но нет, теперь ему все более и более казалось, что он в действительности видел все его окружающее или нечто весьма похожее.
Неожиданно он вспомнил: будучи в Риме несколько лет тому назад, он посетил катакомбы. Сходство было поразительное, за исключением высеченных изображений. Но и эти изображения он видел в Египте, на саркофагах фараонов.
Без сомнения, он лежал в усыпальнице, был окружен тысячелетним прахом давно отошедших в вечность людей.
Неужели же некогда внутренность Земли была обитаема?
А если так, что же невозможного в том, что она обитаема и теперь?
Может быть, сейчас войдет в комнату одно из этих загадочных существ, один из обитателей другого мира? Яблонский начал волноваться. С некоторой тревогой смотрел он на терявшийся во мраке выход из катакомбы.
Невозмутимая, мертвая тишина, царившая кругом, начинала становиться нестерпимой.
Теперь он рад бы был, чтоб взошел даже кто-нибудь из таинственных туземных жителей и разъяснил ему его недоумения.