Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 12

- А какие это «как они двое»? – не понял Тревис.

- А вот такие, - Гисли налил себе ещё вина и лениво его отхлебнул. – Один местного происхождения, а второй – из наших древних фамилий.

Дэн, благодаря книге «История магии в период до Разброса», понял, о чём говорит Эдвард Гисли. До прихода в Тирну магов, происходящих из так называемых «древних фамилий», то есть пришлых из другого мира, здесь тоже жили колдуны и колдуньи. Их мастерство во многом забылось. Но в Иртсане и в поселениях стихийников кое-что всё-таки помнили. Колдун из Иртсана и «фамильный» ловец – а такие, как они оба, это, например, Дания Моро и Софет Орсон ван Лиот, родители Дэна. Стихийница и маг ложи Боли. Всё правильно, молодой ловец, вероятно, знал, к кому следует обратиться. Или узнал от болтливого Гисли. Неужели именно отец и мать Дэна стали теми самыми двумя? Скорее всего.

- Выходит, эти двое вызвались помочь ему? Сняли проклятие?

- Правильно думаешь, - согласился Гисли, потирая пальцами о пальцы, будто их кончики зудели. – Ну, включили они свою Тёмную магию, сняли проклятие, да тут мы с нашим отрядом их и засекли.

Дэнни даже забыл, как дышать.

Да нет, не может быть. Разве отец будет рисковать ради какого-то незнакомого юного Светлого мага?

- Парень, надо сказать, бросился их защищать. Мы, дескать, Орден Отражений, ему помочь отказались, а вот они, Тёмные, помогли. Ну, слово за слово, мы их приговорили и на закате казнили. А тот парень, за то, что защищал и дрался за них, встал с ними к стенке. Так что и его тоже... Прямо точно на закате – солнце, надо сказать, было тогда красное, как в крови тонуло.

- Как их звали? – тихо спросил Дэн, обмирая от нехорошего чувства. У него занемели губы.

- Кого? – нетрезвый Гисли с удивлением уставился на подростка.

- Магов. Тех, кого казнили.

- Дэнни, иди-ка ты отдохни, - негромко велел Чезаре. Лицо его ничего не выражало, как будто все эмоции пропали начисто. –Иди, малыш, иди.

- Не, чего это ты его гонишь? – Гисли встал со скамьи и полез к Дэну обниматься. – Хороший у тебя подмастерье растёт, Чез! Толковый. Я тебе что расскажу – эта ложа Боли, она ужасна. Я считаю, что среди всех других эта – наихудшая. Прикрываются тем, что лекари, мол, от боли избавляют и всё такое. А сами такое могут с человеком сделать!

- Как их звали? – Дэн грохнул об пол поднос с грязной посудой. Схватил Гисли за воротник, рванул на себя. Какое там обниматься? Он бы удавил его, если б хватило сил!

Но Чезаре отодвинул его от Гисли.

- Пожалуйста, - чувствуя предательскую дрожь и слабость, взмолился Дэн. Он стал струнами, а секунды молчания – колками, которые кто-то безжалостно подкручивал.

- Ван Лиоты какие-то, - ответил Эдвард Гисли, внезапно трезвея и внимательно глядя на подростка.

Он неприятно потирал пальцами друг о друга. Словно испытывал зуд. И этот жест раздражал Дэна до крайности.

«Ван Лиоты… какие-то». Струны лопнули, натянутые до предела.

Дэн ощутил, как его внутренняя энергия скрутилась в жгуты, готовые удавить всех Светлых магов разом. Сколько бы их ни было.

Это был первый случай, когда Дэн Софет ван Лиот открыто использовал энергию семьи. Он не думал, что при таком скоплении Светлых магов может утратить семейную эмоцию как таковую, не думал, что может оказаться полностью лишённым сил, может, в конце концов, погибнуть физически. Откровенно говоря, мальчик вообще не размышлял в момент, когда нанёс удар. Ему хотелось видеть всех Светлых в этой комнате мёртвыми. Он отчётливо себе это представил – как они задыхаются и падают, умирая в страшных муках. Представил в чётких анатомических подробностях, как перехватывает дыхательное горло у каждого из магов. Они умрут, а он, Дэнни, переступит через их ещё тёплые тела и отправится в свою комнату. Там он возьмёт книгу и скрипку. И уйдёт навсегда из Азельмы. А может, и вовсе из Тирны.

Тревис и Гисли, сидевшие перед ним, и впрямь оба схватили себя за шеи, сипя и задыхаясь. Нехорошо, судя по всему, стало и Чезаре Розу – он побледнел и прерывисто вздохнул. Но десять Светлых магов на одного юного Тёмного – слишком большой перевес, даже если этот Тёмный впал бы в аффектацию. Другие, которые были подальше, почувствовали дурноту и удушье, но, скорее всего, не сильные.

Дэн так и не успел войти в состояние аффекта - из-за Чезаре.

Держась за горло, как и двое его собеседников, учитель одной рукой дотянулся до ученика и обнял его за плечи. Остальные маги застыли в самых разных позах.

- Я забираю твою боль и разделяю её, - сказал Чезаре очень тихо, но внятно. – У тебя несколько секунд, чтобы бежать. Беги, малыш.

Дэнни потратил эти секунды на то, чтобы вихрем влететь в свою комнату, схватить скрипку и книгу и выскочить в окно. Второй этаж? Какие пустяки для мага Боли! Собственно, никакой боли и не было – кроме той, которая жгутами обвила шеи магов. Чезаре и пополам её не сумел разделить… или у Дэна оказался слишком большой запас.

Он выскочил и, спотыкаясь, понёсся по вечерним улицам Азельмы прочь из города.

«Беги, малыш!»

Часть 2. Музыка и боль

Худощавый, высокий для своих лет подросток с длинными, ниже плеч, чёрными волосами и бледным чистым лицом стоял на рыночной площади маленького городка и наигрывал на скрипке. Близился конец шестого Светлого месяца, стояла ясная, но прохладная погода. Несколько яблок, крупный, очень спелый малиновый помидор, гроздь тёмно-рубинового винограда, наспех обтёртая тряпицей морковка и кривой жёлтый огурец, а также два пирожка непонятно с какой начинкой лежали среди мелочи на вытертом бархате старого футляра. В наполненном солнечной дымкой воздухе летали паутинки. Сразу же за площадью плескалась река – мелкий, ледяной, быстрый Ирх. Река пела голосами давно ушедших людей, брызгала в тех, кто подходил поближе, чтобы набрать воды. По другому берегу шли железнодорожные пути. Иногда по ним, скрежеща и грохоча, проезжал паровоз. В городке имелась маленькая станция и вокзал, похожий на игрушечный, но поезда тут останавливались нечасто.

Скрипач опустил смычок и скрипку, постоял, исподлобья глядя на прохожих. Их мимо шло немало – конец десятидневья, день девятый, когда можно не работать, рыночная площадь, где прилавки ломились от товаров. Возле музыканта остановилась целая семья: бабушки, дедушки, мать и отец, тоже немолодые, их сыновья с жёнами и множество детишек. Скрипач улыбнулся им, не разжимая губ.

- У него чёрная скрипка, - прошептала крохотная девочка с затаённым восторгом.

Музыкант слегка поклонился ей и поднял скрипку к подбородку.

Мелодия, которую он заиграл, считалась народной, хотя написал ее лет триста тому назад известный по тем временам композитор. Но поскольку обычно он создавал унылые гимны для церковных служб, другие пьески, более лёгкие по звучанию, ему не приписывались.

Крестьяне музыку одобрили. Маленькие пустились в пляс, постарше – притопывали на месте, пожилые просто стояли, улыбаясь и тихонько переговариваясь. Постепенно к ним присоединились и другие слушатели.

Черноволосый скрипач следил за тем, как перед ним вырастает толпа. В футляр падали мелкие монетки и крупные яблоки. Мелодия звучала за мелодией.

И вдруг музыка стала жёстче, требовательней, резче. Это отобразилось на людях. Они напряглись, перестали улыбаться, но и расходиться не стали – лишь плотнее сгрудились, налегли друг на друга.

Улыбался только скрипач. Всё шире и обаятельней становилась его улыбка. Вот он тряхнул волосами, съехавшими ему на лицо, и сделал небольшой шаг вперёд. И толпа отступила на шаг. И ещё. И ещё на шаг, два, три. Медленно, зачарованно толпа пятилась назад, и торговки выходили из-за прилавков, и покупатели роняли корзинки и котомки, и присоединялись к толпе. Вот скрипач встал посреди площади, кивнул – и люди, никак не меньше двухсот человек, взялись за руки. Большие и маленькие, юные и старые, мужчины и женщины – все вместе. Взялись за руки, широко улыбнулись, подпрыгнули и вдруг выстроились в цепочку и спустились к пологому берегу. Скрипач шёл за ними. Ещё шаг-другой, и цепочкой, друг за дружкой, люди вошли в реку. Музыкант следил за ними уже без улыбки. Быстрая, ледяная вода захлестнула одного человека, другого, третьего, сшибла с ног пожилую женщину. Около пятнадцати человек уже стояли в воде или входили в Ирх, когда струи реки коснулись ботиночек той самой девчушки, что обратила внимание на чёрную скрипку.