Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 24

Но Джосси, видимо, его добыча всё ещё казалась сомнительной, а победа над знаменитым Чёрным Скрипачом – слишком лёгкой. Когда свечерело, Светлые выбрались из повозки и развели костёр. В дороге они все устали и озябли, но у Светлых была и одежда потеплее, и свобода движения побольше, Дэнни же в основном сидел неподвижно. Маги усадили Дэна недалеко от огня, но он бы с удовольствием устроился ещё поближе. Горячая похлёбка и круто заваренный в маленьком котелке чай согрели его поздновато: он уже чувствовал, что поясница занемела, в лёгких начинает гореть огонь, а нос плохо дышит.

С такими признаками грядущего заболевания он уже несколько раз успешно боролся магией – в первый раз лечить себя самого показалось занятием не из простых, но потом стало ясно, что это не сложнее, чем справляться с чужими недугами. Правда, опыт исцеления других у Дэнни тоже имелся небольшой: циркачку Сару Натани он избавил от вывиха, а в одном из трактиров залечил мальчишке-поварёнку порез на пальце, вот и всё.

Сейчас дело могло обернуться чем-то серьёзным – воспалением лёгких, например. Дэн твёрдо решил пережить эту ночь поближе к огню – во что бы то ни стало. А потом уже сбежать от этих троих.

Ночь он провёл в повозке, под одеялом, в тесном соседстве с тремя Светлыми магами, и от их тепла стало немного легче. Но едва рассвело, как Джосси наступил ему на пальцы правой руки тяжёлым ботинком. Двое других ловцов, видимо, уже встали – кроме Дэна и Джосси, в повозке никого не было.

- Не хочешь показать, кто ты таков – так и пальцы тебе не нужны, - высказал свою мысль толстяк, давя ногой его руку.

И Дэнни показал. Боль от сдавленных твёрдой подошвой костей превратилась в невидимое лезвие, которое пронзило ботинок, будто простую картонку, и впилось Джосси в ногу от ступни и до самого паха. Толстяк от боли не сумел даже закричать. Дэн повалил его на пол повозки, заткнул красную щекастую рожу одеялом, навалился сверху и дождался, пока Светлый не перестанет дышать. Всё это время он порциями вталкивал в Джосси накопившуюся боль – так в переполненный мешок пихают вещи. Это заняло не так уж много времени. Толстяк скорчился, притянув ноги к подбородку, и застыл. Дэн тяжело дышал. Ему всё равно было больно: незримые связывающие путы впивались в тело и словно резали его на куски. Да и сдерживать Джосси оказалось очень трудно – тот был гораздо сильнее и тяжелее, чем тощий подросток, и задушить его получилось лишь благодаря неожиданному нападению.

Дэн отодвинулся от ловца как можно дальше – ему не хотелось прикасаться даже к синему валяному одеялу, накрывавшему магу голову. Затем он осторожно сжал и разжал руку, пострадавшую от ботинка. Пальцы были в полном порядке, даже лучше – словно на них никто и не наступал. Нахлынувшее чувство ненависти исцелило его.

На четвереньках Дэнни подполз к своим вещам. Футляр скрипки выглядывал из мешка. Музыкант прижался щекой к холодной влажной коже, обтягивающей деревянный каркас. Скрипка внутри футляра тихонько тренькнула, будто вздохнула.

- Эй, вы там! Долго вас ждать? – послышался окрик снаружи. Это Фил. – Чай остынет!

Голос у Фила был не по-утреннему жизнерадостный. Дэн вздрогнул и вытащил скрипку. Наспех протёр смычок, наспех настроил инструмент. Он начал играть, ещё не выбравшись наружу, и когда спрыгнул на заиндевевшую после ночного заморозка траву, оба Светлых мага стояли без движения.

В полной его власти. Дэн решил, что это приятное чувство – держать магов в своей власти. Вопреки всем ходившим о нём слухам, он ещё никого из Светлых магов не трогал – если, конечно, не считать тех шестерых то ли в Сонной, то ли в Бессонной деревушке. Но и там он воздействовал по большей части на окружающих их людей – простаков и обездушенных Тёмных. Здесь же было другое.

Дэнни играл колыбельную Детскую незамысловатую песенку, которую пела им с Гуди мама. Он словно наяву слышал, как она поёт, слышал негромкий голос, видел нежные пальцы, перебирающие струны маленькой гитары.

…а с той скалы видны лишь волны,

А на волнах кораблик спит,

И в лунном свете, утомлённый,

Огромный рядом кит храпит…

Дэнни улыбнулся песне, как старой знакомой, и посмотрел на магов. И приказал им уснуть.

Из их вещей и припасов он взял лишь вязаный плед с короткой колючей бахромой да полкаравая хлеба. Конечно, можно было бы забрать повозку или распрячь лошадь и ехать до Азельмы верхом. Но Дэну не хотелось, чтобы его приняли за грабителя.

До столицы оставалось совсем немного – к полудню юный ван Лиот увидел вдалеке крыши и шпили. Азельмы и ускорил шаг. С пригорка город в прозрачном осеннем воздухе казался нарисованным. Чёткие линии строений на фоне ярко-синего неба, белоснежные островки снега на улицах, ярко-жёлтые, оранжевые и бордовые редеющие кроны деревьев на аллеях, окна, полные солнечных зайчиков. Чем ближе подходил Дэн, тем ярче и красочней казалась ему столица. Когда-то здесь находилась крепость, окружённая высокой стеной, но сейчас за нею, поросшей ползучими и вьющимися растениями, находился всего лишь один район города, «барский». А ниже стены Азельма разрослась и обзавелась множеством улиц и улочек. Здесь сновали пешеходы, степенно выступали лошади, впряжённые в экипажи всех видов, грохотали по рельсам трамваи, запряжённые тяжеловозами. От речного вокзала, гудя и истекая паром, отчаливал серо-чёрный пароход с широкими белыми полосами на блестящих от воды бортах.

Но, полюбовавшись Азельмой издали, Дэнни остаток дня провёл в пригороде, где легко затеряться, а в свой квартал пробрался в сумерках. Особенно он стерёгся патрулей – как простаковских, так и магических. Какое счастье, что их легко заметить благодаря форме – темно-серой, с жёлтыми нашивками.

***

…Дом ван Лиотов стоял брошенный, с выбитыми стёклами, с перекосившейся дверью. Все мало-мальски ценные вещи пропали, вся утварь раскурочена или разбита. В комнате наверху чудом остались целыми окна, там Дэнни и решил ночевать. Кровати, диваны и кресла валялись разломанными. Дэн, однако, сколотил из нескольких обломков подобие топчана, нашёл в кладовке какие-то тряпки и устроил себе постель. В кухне кто-то забил плиту кирпичами, но в дровах недостатка не было – Дэн вытащил кирпичи из очага, поджёг старый стул и долго сидел на корточках, протягивая ладони к огню. Он прислушивался к эмоциям и не слышал их. Оставалась лишь тупая, противная, сосущая тоска. Дэнни попытался всколыхнуть эмоции переживаниями последних месяцев – он атаковал гостей Роза, он музыкой заставлял людей делать что угодно, он пытал родного брата, чтобы узнать имя человека, истинного виновника покушения на короля. И последнее, что совершил – убил Джосси. А если Фила и третьего мага, имени которого Дэн так и не узнал, не удастся разбудить, то и их тоже. Они ведь могут так и не проснуться, а в полях за городом так холодно и ветрено.

Но вспоминая это, Дэн, как ни старался, не мог вызвать в себе эмоцию ложи – боль. Всё, что угодно – вину, раскаяние, отчаяние, мстительное злорадство, но не боль.

Постепенно Дэн перешёл к воспоминаниям детства. Он вспоминал, как жил здесь с родителями, бабушкой и Гуди. У отца были концерты, к матери приходили ученицы-пианистки, бабушка занималась домом. Вот здесь, в кухне, всегда дышала теплом плита. И вкусно пахло выпечкой или пряностями – в зависимости от того, что готовила бабушка. Потом она умерла, но мама очень старалась, чтобы уют и приятные запахи оставались на месте. Тогда бабушка как будто оставалась бы с ними. Дэнни вспоминал смех и песни, и бесконечные гаммы на всех инструментах подряд, и улыбку бабушки, когда все с аппетитом уплетали оладьи или печенье. Вспоминал, и не мог припомнить запахов и звуков. Здесь теперь стало холодно и тихо. Никакой боли – боль превратилась в пыль.

Вспоминался и Гуди – и Дэн переворачивался с боку на бок, вспоминая, как брат кричал и умолял прекратить пытки. Но вспоминая боль Гудвина, он не ощущал своей. «Во мне что-то сломалось», - решил он, и всё-таки уснул.