Черный скрипач (СИ) - Лю Эдвина. Страница 69

Труба на стене, рядом с кадкой, лопнула под напором неумело направленной силы мысли. Дэн попытался направить в ванну струю горячей воды, но та била слишком сильно и обдала молодого человека брызгами. Струя била на расстоянии ладони от кадки, заливая пол. Зашипев, Дэн шарахнулся подальше от трубы, потерял над ней контроль, и горячий поток стал заливать кухню. С трудом совладав с трубой, Дэнни вернул её на место руками, но в месте соединения просачивались горячие капли. Надо было как-то получше соединить края трубы.

Дэн старался придать металлу былую целостность, но ему не хватало знаний для завершения процесса. За этим занятием его и застал Кормчий Моро, без стука вошедший в дом.

Ему хватило одного лишь взгляда, чтобы горячая вода оказалась в кадке, а труба запаялась сама собой.

- Мы не используем магию там, где можно обойтись своими силами, - сказал Кормчий Моро спокойно.

- Я это уже заметил, - снимая мокрые ботинки, буркнул Дэн. Он наклонился над кадкой и с шумом мыл в грязноватой воде окровавленные руки.

- Ты не привык работать с силами природы, - наблюдая за ним, произнёс Кормчий Моро. – Если захочешь остаться, сын Алесты Дании, то со временем научишься.

- Водопровод – сила природы, - изрёк Дэн. – Железная труба – представитель величайшей стихии!

- Эмоциональная магия – удел женщин, - кормчий усмехнулся. – Настоящий стихийник не зависит от настроения, своего или чужого.

С секунду Дэнни глядел прямо перед собой, мыльная грязная вода стекала с его рук. Потом он распрямился и встряхнул пальцами, слабо улыбаясь своим мыслям.

- Я бы хотел подыскать себе женщину, мой Кормчий, - сказал он. – Хорошую, хозяйственную. Можно вдову.

- Вдову? – Кормчего отчего-то передёрнуло. – У нас много незамужних девушек. Шестнадцати, семнадцати лет, хорошеньких и трудолюбивых. Я скажу, чтобы приходили почаще, только вот…

- Нет, мой Кормчий, - мягко прервал его Дэн. – Я пока нехорош для юных и хорошеньких.

- Но так не принято, - нахмурился Кормчий. – Нашим женщинам положено соблюдать нравственную чистоту и не думать о греховном. Но я подберу тебе невесту…

- Мне не нужна невеста, - терпеливо сказал Дэн. – Мне нужны эмоции для того, чтобы полностью исцелиться, например, жалость какой-нибудь вдовушки… а не отвращение юной девочки при виде моего лица. Если ты, мой Кормчий, силой попытаешься заставить какую-нибудь девочку прийти ко мне, я уйду из поселения.

- Ты не можешь уйти, - растерялся Кормчий. – Ты – сын Алесты Дании, и ты принадлежишь поселению Моро!

- Я заметил, что у поселения Моро мало мужчин и много женщин, - сказал Дэн. – Почему бы тебе просто не сделать, как я прошу? Поверь, мой Кормчий, я не причиню ни одной из женщин ни вреда, ни позора.

- Я подумаю, - буркнул старик, насупившись. – Но у нас так не делается!

- Это ничего, - ответил Дэн. – Это не страшно. Я постараюсь не нарушать ваши законы.

***

- Сходи со мной завтра, а, Швея? – встретившись с Швеёй у маяка, попросила Полоскунья Моро. – У тебя ведь нет на завтра работы?

Швея застенчиво пожала плечом. Каждый десятый день Кормчий вывешивал в общем доме расписание – у кого какие работы, помимо своей ежедневной. Два раза за десятидневье у каждого должны оставаться дни, когда он свободен. Таким, как Швея, они были в тягость. Заняться нечем, только думы тяжёлые голову на стол клонят, глаза слезой застят.

- А ты куда завтра собираешься? – спросила Швея у Полоскуньи.

- Да к этому, болезному. В гостевом доме который, - с досадой сказала соседка, наморщив курносый нос. – Страшный, сил моих нет. Пойдем, а? Женщина я грузная, полы мыть тяжело. Я бы лучше обед ему сварила какой-никакой. Да и побаиваюсь я одна-то. Вчера вон Жнея и Носатая Вариха у него вдвоём были. А мне Кормчий сказал – одна иди. Пойдешь со мной?

- Пойду, - сказала Швея. – Давай я вечером ему пирог испеку. Тебе и готовить меньше. Небось всё у плиты да у плиты стоишь.

Полоскунье Моро недавно стукнуло тридцать семь лет, не девочка уже, и всей-то радости у неё имелось – это семьи братьев. В одной три белокурых мальчишки да крошечная серьёзная девочка, самому старшему только-только исполнилось семь лет, а в другой – мальчик и девочка постарше. Самой Полоскунье мужа не досталось – видать, по причине полноты да излишней сварливости. Швея считала, что второе всё-таки казалось мужчинам пострашней, чем вес. Она, помимо стирки и других работ, обихаживала обе семьи и возилась с детишками. Иной раз на неё оставляли и племянников с племянницами, и ещё семь-восемь ребят. Полоскунья справлялась, да ещё готовила всем, кто не попросит, и похлёбку, и жаркое, и кашу. Варила она просто, почти безвкусно – удавались разве что различные сладкие печенья или блинчики.

- Испеки, испеки, - необычайно ласково проворковала Полоскунья. – Небось даром что страшный, а вкусненькое как нормальный человек любит.

Швея, как домой вернулась, тут же тесто стала творить, и всё думала почему-то про того человека, какой он был, когда пришёл. У него ведь сил до гостевого дома дойти не хватило. Какой он чёрный был, как с него кожа так и лезла, особенно с рук. Но под струпьями и отросшими волосами он показался Швее совсем не страшным и очень молодым. Таким молодым, как брат Швеи, Лодочник Моро в тот год, когда последний раз его видели живым. Тут Швея взгрустнула, да ещё как. Ведь было же время, когда в этом доме собирались люди, много людей. И они с Рыбаком вместе и прибирались, и готовили обед, и угощали гостей. Приходила его сестра с мужем и дочерьми, и его родители, и мать Швеи. Приходил Лодочник, всё с разными девушками приходил, и пели песни, и пили сладкое вино, купленное в Сольме. А то ещё, бывало, ходили в общий дом, на танцы. Лодочник играл на флейте, а Бочар – на маленькой скрипке. Где она теперь? Верно, лежит в чулане с той поры, как Бочар тесаком нечаянно обрубил себе на левой руке три пальца по вторую фалангу…

Швея месила тесто и роняла в него слёзы. Вкусный же выйдет пирог для новичка!

***

Вчера в гостевой дом приходили две дородные женщины средних лет. Белобрысые, краснощёкие, они походили друг на друга, и ещё на изображения Великих Дев, которые нянчили Спящего бога, когда он был младенцем. «Тётеньки» - вот как мысленно назвал их Дэн. Видно, Кормчий решил показать «товар лицом» так, чтобы Дэнни сдался и выбрал себе молодую и красивую невесту из тех девушек, которых сам он считал подходящей парой для «Утешителя».

Но на этот раз пришли две женщины, показавшиеся Дэну вполне симпатичными. Пришли они степенно, принесли какие-то пироги, кажется, один с рыбой, а второй с ягодами. Одна, конечно, сильно постарше, возрастом почти как те вчерашние, но скорая на язык и не из стеснительных. Её светло-русые волосы выбивались из причёски, очевидно, принятой в этих краях у незамужних – этакая высокая шишка на голове, удерживаемая крупным гребнем. Дэн уже видел на некоторых девушках платки, возвышающиеся бугром такой же формы на макушке. Толстушка с порога принялась развивать деловитую суету. То хватала половики, чтобы кинуть их на снег, то сметала со стола в кухне несуществующие крошки. Дэн уже позавтракал, а после завтрака и на столе прибрал, и пол подмёл. И с некоторым недоумением смотрел, как азартно мечется эта громкоголосая и шумная «девушка» по гостевому дому. Схватилась было за постельное бельё в его спальне, собрала простыни и наволочки в узел, а свежее не постелила.

Потом переглянулась с другой женщиной и загремела в кухне кастрюлями и горшками. Её подруга Дэну понравилась бы больше, если б была поулыбчивее. Она ему напомнила кого-то, хотя Дэн не мог вспомнить, чтоб где-нибудь видел это славное и простое лицо. Пшеничные волосы, заплетённые в две косы и заколотые на затылке. Поверх волос повязана широкая чёрная вдовья лента. Несколько очень светлых веснушек на носу, серо-голубые глаза. Ничего особенного, кроме, разве что, очень напряжённого выражения на лице. Но прочитать её эмоции Дэн никак не мог. Ему захотелось взять эту тихоню за руку и узнать, какая боль её снедает.