Даринга: Выход за правила (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна. Страница 25
Конь двигался плавно, словно во сне. Стук копыт глушила палая листва. Осенний ветер шумел в кронах, швырял в лицо всадникам резные листья, цветом похожие на кровь. И так они скакали, ненадолго останавливаясь, пока ночь не перевалила за середину. Тут проклятие любви развеялось над королевой. Глухо рассмеявшись, она ударила в шею Трилла ножом. Проповедник успел отклониться, нож нанес лишь царапину. Но над ней разлилось туманное сияние, заставившее руку Эльге разжаться. И другие его раны светились, озаряя темный лес. А сам Трилл читал над королевой молитвы, прогнавшие из ее сердца ненависть. И все же, не доверяя спутнице, проповедник связал ей ноги и руки и повез на коне перед собой.
Но эта невольная задержка дала возможность кинувшемуся в погоню королю приблизиться к беглецам. Между алыми и золотыми кронами деревьев полыхали факелы. Псы лаяли, рвались с поводков. А перестук копыт десятков коней вяз в палых листьях и густом тумане. Трилл подогнал скакуна, и тот вынес его на болота и погнал по узкой алой дорожке над бездной. Погоня стреляла в беглецов, но ни одна стрела не смогла их коснуться. Ангейру кричали, что топи впереди бездонны, но он думал, что, возможно, Триллу известна безопасная дорога. И он решительно погнал коня по светящейся тропе среди темноты. Больше никто не видел ни его, ни свиты, ни коней, ни собак. А вера Трилла помогла ему и Эльге выбраться на сухой остров и найти там пристанище.
И там он дал волю мести и ненависти. Бросил несчастную лицом вниз под секущим дождем. Разорвал на ней одежды. Разодрал ногтями спину и ягодицы. И взвыл, неспособный к соитию.
Утром он возвратил Эльге во дворец. И стал прелатом новой веры и королевским исповедником. А умирая, Эльге сделала его опекуном своей дочери.
Видения развеялись, но какое-то время элвилин сидели оглушенные, переживая увиденное.
— Гадкий романтизм, — не выдержала первой Аурора. — Интересно, какая часть легенды правда? И кто рассказал, что на острове было, если все утонули? И как у Эльге ума хватило доверить ребенка подобному опекуну?!
— И никто не бунтовал? — повел плечом антрополог.
— С теми, кто выступал против Трилла, происходили нехорошие вещи. Кто-то сломал руку, упав с коня. Одного задрала болотная рысь, у второго градом побило поле… Это заметили и замолчали. Все, кроме нёйд. И тогда нас поставили вне закона. И Трилл начал загонную охоту. Нас все меньше, — Селестина обвела рукою храм. — Сканы перестают петь.
— В общем, все как всегда, — фыркнула госпожа Бьяника.
— А девочка?
Селестина уперлась кулаком в переносицу.
— Если до пятнадцати лет Бранвен не выйдет замуж — станет монахиней в основанной Триллом тайной обители.
— Добрый братик… — Фенхель вскочил и забегал вдоль статуи, перепрыгивая планеты. Бьяника посмотрела на него сердито.
— А что я не так сказал? — фыркнул антрополог. — Мог бы просто убить. А тут время между молитвами и удержанием власти тратит, отваживая от девчонки женихов. Или она страшненькая?
Начальница выразительно схватилась за голову. Нёйд улыбнулась:
— Нет, она красивая, рыжая. В мать.
— Понятия красоты отличаются у разных народов, — занудно начал Фенхель. — Для некоторых верхом шика являются обпиленные зубы и кость, продетая в нос.
Аурора мученически закатила глаза.
— С зубами у нее все в порядке, — неуверенно сказала Селестина, не зная, отвечать ли на выпад антрополога всерьез. — Я встречалась с Бранни. Но когда она вступила в детородный возраст, Трилл запер ее ото всех, якобы блюдя невинность юной королевы. Несколько раз я пробиралась в замок. Он охраняется не в пример строже, чем при старом короле.
— Тебя схватили там?
— Да.
— Так дело в юной королеве, а не в каком-то мифическом равновесии?
— Нет. Не в ней. Не только в ней. Идемте, нам не стоит здесь дольше оставаться.
Антрополог взвыл.
Он готов был посулить Селестине любые сокровища за возможность побыть в храме еще десять минут, три часа, сутки, неделю, пару месяцев, а лучше год, чтобы изучить и облазить тут все, сохранить, запечатлеть, потрогать руками накопленные нёйд знания. Фенхеля пришлось уводить едва ли не под руки.
Снаружи все так же шумели, дробились о пороги Большие водопады. Прежде, чем снова принять невидимость, госпожа Бьяника с подчиненным позволили себе снять маски и вдохнуть насыщенный брызгами воздух, совсем не такой, как в пещере. Они стояли на скользких позеленевших камнях между ручьями. Перед ними пенилась и ловила отражения, дробилась и переливалась стена воды. Солнце поднялось, бросая отвесные лучи. Позади была темнота, впереди яркий свет. И естество стремилось к нему, сбрасывая оковы мрачной легенды. То, во что легко было поверить в храме, в солнечный летний полдень казалось невозможным. По крайней мере, не хотелось в это верить. Ни в обезумевшую от любви королеву, ни в утонувшего в болоте короля, ни в то, что епископ Трилл, одержимый детскими комплексами и местью, удерживает наверху в замке единокровную сестру, чтобы вскорости отобрать у нее трон. Мистический триллер, фольклор, не более.
Глава 20
За тонкой пленкой силового барьера порхали и щебетали под ярким искусственным солнцем птицы. Сюда словно перенесли кусок девственного леса. Да и без всякого «словно». Из куска трухлявого обомшелого бревна вырастали, переплетаясь, лианы и деревца с зеленой, алой, почти белой листвой. От стволиков и листьев падали узорчатые тени, перемещались под легким сквозняком. Ползли вверх по стволам тонкие лианы с резными каемчатыми листьями. Летали и ползали насекомые. Торчали, величаво покачиваясь, метелки трав. И весь этот бодрый галдящий мир не пугали и не интересовали корабельные капитан и кот.
Зато они заинтересовали госпожу Бьянику, и пока играли в гляделки, лежа на животах, глава экспедиции заинтересованно за ними наблюдала.
— Что за инфантилизм, Альв? — ядовитый голос заставил Мадре резко сесть, а кота — зашипеть. — Вам обязательно лежать на полу?
— Я выполняю просьбу Липата.
Аурора приподняла смоляную бровь.
— Случился технический сбой, и пропала одна из птиц. Маленькая, пестрая, размером с воробья. Липат назвал ее летавкой.
— Бездна фантазии. Как обычно, — не упустила госпожа Бьяника возможности уколоть мужа. Альв сделал вид, что не замечает иронии.
— В тот момент в помещении был только Амурру.
Кот приподнял уши, услыхав свое имя.
— А что, следящие камеры в вольере тогда тоже не работали?
— Совершенно верно. Техника устранила неполадку почти мгновенно, но летавка исчезла.
— То есть, вы на глаз пытаетесь определить, не отравился ли кот инопланетным организмом?
Альв собрал терпение в кулак.
— Нет, пытаюсь вступить с ним в мысленный контакт, чтобы привел нас к останкам. Кот достаточно умен, чтобы не есть птицу вместе с перьями.
Аурора покивала головой.
— Он достаточно умен, и чтобы сбросить объедки в утилизатор. Вставайте, капитан, нас ждут великие дела.
В зал совещаний Бьяника вошла, так и держа Амурру под пушистое пузо и уложила его на центральную панель. Та была теплой, и кот не протестовал. Уплощился до коврика, закрыл глаза и, кажется, даже всхрапнул. Фенхель с завистью покосился на него. Корабельные часы показывали восемь утра — по мнению антрополога, жуткая рань. В поле он с легкостью поднимался и раньше, но дома хотелось выспаться. Изоил Сорд, в свою очередь, покосился на Фенхеля и усмехнулся. Был аналитик подтянут и собран, как всегда. А о складки формы, как говориться, можно было порезаться — что смутило уже капитана. Альв отряхнул белые брюки и вызвал Липата. Тот появился в экране, запихивая в рот бутерброд с рыбой — похоже, полевая группа сейчас как раз завтракала. И капитан подумал, не нарочно ли Аурора выбрала для совещания это время.
— Привет людям на болоте! — Фенхель отчаянно зевнул. Аурора отвлеклась, и штурман Риндир успел проскользнуть на место до того, как госпожа Бьяника вслух отметила его отсутствие. За ее спиной он кивал и подмигивал мужчинам, но стоило Бьянике повернуться — принял вид «придурковатый и бравый», вызвав ее раздраженное фырканье.