Покаянный канон: жертвенница - Лавленцев Игорь. Страница 7

— Господи! — шептал я. — Ты видишь и знаешь, что не один я виновен в своем сегодняшнем состоянии, в своих неразумных и отчаянных намерениях. Есть они, люди и силы, направленные, манящие и толкающие ко всякому окаянству меня и тысячи, миллионы моих соотечественников. Более всего прошу тебя, Господи, не наказывай их меня ради грешного, но пролей на них благость Твою…

Огонек лампадки расплывался во взгляде моем, завешенном пеленою слез. И на какое-то мгновение почудилось, что доброй улыбкой просияли пречистые лики, даря мне освежающую, очищающую радость…

Уснул я, дочитав молитвослов до последней страницы, уже при свете восходящего солнца.

Был выходной день, я сидела на кухне с четырех ночи и пила кофе. Впрочем, в Заполярье солнце в это время уже не всходило, и узнать, день сейчас или ночь, можно было, лишь взглянув на часы. В утренней передаче городского радио я случайно услышала объявление о любительских курсах игры на гитаре. Почему бы и нет, подумала я. Прекрасная дорогая гитара мужа осталась дома и без дела пылилась на шкафу.

Я допила кофе и пошла одеваться. Подойдя к зеркалу и распахнув халат, я увидела свое изжелта-бледное тело, показавшееся мне ужасно постаревшим. Я с неприязнью трогала дряблый живот, сильно похудевшие и обмякшие бедра. Лишь грудь по-прежнему была упругой, по-девичьи высокой и не вызывала у меня никаких претензий.

Именно она, сохранившая форму грудь, заставила меня предположить, что еще не все потеряно. И в дополнение к гитарным курсам я решила записаться на «кварц», на массаж и в оздоровительную физкультурную группу.

Именно в такой последовательности — Дом культуры, а затем спорткомплекс — и был проложен мною утренний маршрут. На «кварц» и массаж предстояло записаться в понедельник в родной поликлинике.

Неспешно посетив намеченные пункты и заплатив на месяц вперед за предполагаемые музыкальные и спортивные занятия, я зашла в кинотеатр, где шла двухсерийная индийская мелодрама, растрогавшая меня и позволившая хоть на какое-то время отвлечься от собственных скорбных раздумий.

Все еще в романтическом настроении, я шла по освещенным фонарями и витринами магазинов метельным улицам своего полуденного города. И, проходя мимо ресторана, услышала веселую мелодию, ностальгическую песню из своего недавнего «хорошего» прошлого.

Почему бы и нет, подумала я, и, зайдя в ресторан, села за один из еще свободных в это время суток столиков. Я заказала бутылку «Хванчкары» и что-то из еды. Есть не хотелось, и, сделав пару глотков из второго бокала, я вдруг обнаружила, что уже достаточно пьяна.

Момента, когда за моим столом оказался разухабистый усатый мичман, я не запомнила. Начало нашего разговора также не закрепилось в памяти. Осознание происходящего возникло уже далеко не на начальной фазе нашей, весьма недружеской с моей стороны, беседы.

А почему бы и нет, снова подумала я, и вскоре разговор вошел во вполне нормальное для подобной ситуации русло. Мичман взялся меня проводить, а потом беспардонно напросился в гости. Вероятно, я выглядела гнусно, на полном пьяном серьезе объясняя ему, что на большее, чем чашка кофе, рассчитывать не стоит.

Никакого кофе не было, мичман извлек из кармана шинели еще одну бутылку вина, и мне пришлось извлечь из серванта бокалы.

Когда он поднял меня на руки и отнес на кровать, совсем как в том индийском кино, ни желания, ни сил сопротивляться у меня уже не оставалось.

Почему бы и нет, подумала я в который раз за эти сутки и, закрыв ладонями лицо, обреченно и молча отдалась усатому мичману.

Придя в себя, я обнаружила его спящим рядом со мной на моей постели. Растолкав его, я сообщила, что через двадцать минут должен прийти со смены муж. Сердитый спросонья и с похмелья мичман быстро оделся и ушел, не попрощавшись.

Несколько часов я просидела в ванне, беспрестанно намыливая мочалку и оттирая свое чудившееся мне неодолимо грязным тело. Но преследовавший меня запах крепкого мичманского одеколона был неистребим.

Вешаться я боялась. Мне, с детства страдавшей астмой, казалась страшной и неприемлемой сама мысль об удушении. Из того, чем можно было бы отравиться, я нашла только уксусную эссенцию. И знала, что принятие эссенции будет сопровождаться очень сильной болью. А если попытка окажется неудачной, я останусь калекой, и вся дальнейшая моя жизнь будет исполнена не меньшими страданием и унижением.

Ни одного нормального лезвия, кроме дамских закрытых станочков, в доме не было, муж пользовался электробритвой, а перепилить вены затупившимся кухонным ножом я бы просто не смогла физически.

Собрав все имевшиеся у меня сильнодействующие таблетки, я принялась глотать их по одной, запивая водой из стакана. Но на тринадцатой таблетке меня вырвало.

Было воскресенье, около шести часов утра я оделась и вышла из дома.

Редкие в это время прохожие шли примерно в одном направлении, и я пошла следом, сама не зная куда. Путь мой оказался недолгим, неподалеку от моего дома стояла деревянная новоотстроенная церковь во имя Святого Пантелеймона Целителя. Люди шли на утреннюю службу. Так я оказалась в храме в первый раз после своего младенческого крещения.

Я ничего не понимала ни в молитвах, произносимых молодым голубоглазым священником, ни в пении хора. Редкие распознаваемые мной слова не складывались в единое целое, но очень скоро я почувствовала, как в душу мою проникает, словно по капле, покой.

Когда подошло время исповеди и причастия, я осталась стоять в стороне, не решаясь последовать за остальными. Потом, позже, я поняла, что оказалась права, и остаться в стороне, как видно, подсказало мне сердце. Перед причастием нужно поститься, а к исповеди следует готовиться заранее. Ни того ни другого я в этот раз не сделала.

Уходя из церкви, я купила молитвослов и с этого дня стала читать утренние и вечерние молитвы.

В церкви Святого Пантелеймона служили два священника, оба были молоды, но искренность, доброта и несомненная рано обретенная мудрость выделяли их среди других служителей нашей епархии, которых я узнала позже.

Прихожане по-настоящему любили и священника отца Николая, и особенно иеромонаха отца Василия, во время службы которого я и попала в первый раз в храм.

Большая часть посещающих церковь представляла собой настоящий приход в изначальном, истинном смысле этого слова. Приход, где все верующие были давними добрыми друзьями и где священники знали каждого в лицо и по имени.

А более узкий круг постоянных прихожан походил на перво-христианскую общину, жившую радостями и бедами каждого своего члена. Позже ничего подобного мне не приходилось встречать ни в одном из храмов.

Уже в ближайшие недели я побывала в гостях у некоторых из своих новых знакомых. И даже навестила отца Николая, познакомившись с его милой женой матушкой Ириной и с двумя сыновьями, славными мальчуганами трех и пяти лет.

И двери моей квартиры тоже не были закрытыми.

Вскоре у меня дома по моей оплошности случился небольшой пожар. Торопясь на работу, я бросила на кресло не выключенные щипцы для волос, и оно начало тлеть. Кроме этого кресла, ничего серьезно не пострадало от огня, но явилась я домой к основательному разору, оставленному взломавшими двери пожарными. Стены и потолки были сплошь покрыты копотью. Едва ли не впустую провозившись до трех часов ночи с уборкой, в полном изнеможении и отчаянии я легла спать.

А на следующий день, прослышав о моем несчастье, ко мне явилась целая ремонтная бригада с обоями, краской, клеем во главе с отцом Василием. Все было сделано меньше чем за три часа. Мне же оставалось только приготовить на всех обед из принесенных ими же продуктов.

Неудивительно, что вскоре все мои прежние знакомства и приятельства за редким исключением стали отходить на второй план, забываться. По сравнению с моими новыми друзьями старые в большинстве своем стали казаться мне пустыми и неинтересными.