Академик В. М. Глушков – пионер кибернетики - Деркач В.П. Страница 102
А тут было впервые такое сделано, и мы смогли наши ведущие кадры хорошо разместить, что также способствовало укреплению института.
Теперь по поводу универсальной машины. Я уже сказал, что господствовали автоматчики в управлении технологией, непрерывные машины, аналоговые, и для каждого процесса проектировалась своя машина, причем её можно было создать лишь для такого процесса, который описывается не очень сложными дифференциальными уравнениями. Поэтому, когда мною в 1959 г. была выдвинута идея о создании универсальной управляющей машины на Всесоюзной конференции в Киеве, то она была встречена в штыки с двух сторон. Выступили против как автоматчики, так и специалисты в области вычислительной техники. Дело в том, что универсальная машина в тот период представлялась обязательно ламповой, для них требовались громадные залы, кондиционированный воздух, и это никак не вязалось с производством и с управлением технологическими процессами.
Но у нас уже в то время Б. Н. Малиновский [34] занимался, одним из первых в СССР, полупроводниковыми элементами для электронных вычислительных машин, и нам это очень сильно пригодилось. Были приняты на работу молодые способные ребята, и мы смело взялись за решение этой задачи, несмотря на удивительно единогласную оппозицию. То есть практически нас никто не поддержал. Нами были высказаны все основные идеи, которые потом стали господствующими, прежде всего о том, что машина обязательно должна быть полупроводниковой, транспортабельной, с высокой защитой, малоразрядной (16-разрядной), что этого достаточно для управления технологией в подавляющем большинстве процессов. И самое главное – это идея об универсальном устройстве связи с объектом – УСО (УСО – это набор аналого-цифровых и цифро-аналоговых преобразователей, с помощью которых машина подсоединяется к производственному процессу). Это всё является основой машин наших дней.
Разработка машины была поручена Малиновскому. Он был главный конструктор, а я – научный руководитель. Эту работу мы выполнили в рекордно короткий срок. От момента высказывания идеи на конференции в июне 1959 г. до момента внедрения её в серию в июле 1961 г. прошло всего 2 года. Насколько мне известно, этот результат остаётся мировым рекордом скорости разработки и внедрения до сих пор. И это в условиях, когда, как я уже сказал, никакого производства ЭВМ на Украине не предусматривалось.
Как мы поступили? Я запараллелил все элементы разработки, подготовки кадров для будущей машины и подготовки к производству, какие только возможны. В тот же день, когда была начата разработка, я пошел в ЦК КПУ. Тогда отдел оборонной промышленности курировала секретарь ЦК Ольга Ильинична Иващенко. Выслушав мои предложения, она повела меня к первому секретарю Н.В. Подгорному, и было решено организовать производство (тогда же совнархозы были, и республика могла сама решать такие вопросы). Иващенко директору Киевского завода “Радиоприбор” поручила готовить цех и КБ для участия в разработке и изготовлении машины. Было издано соответствующее постановление. Тогда же было принято и другое постановление ЦК, которое мы подготовили – о строительстве завода ВУМ (вычислительных управляющих машин), а кадры для него должны были готовиться в рамках “Радиоприбора”.
Сразу же, когда был выделен цех и КБ, я организовал лекции для конструкторов КБ (свои собственные), прежде всего, по проектированию машин и по универсальной машине. Параллельно велась работа с работниками цеха и технологами.
Одновременно я провёл работу по выбору объекта автоматизации. Всего было выделено четыре объекта: Николаевский судостроительный завод (раскрой листового металла), Днепродзержинский металлургический комбинат (управление конвертером), Северодонецкий химкомбинат (искусственное волокно) и Донецкий содовый завод. Кроме того, потом добавился Днепродзержинский завод по производству аммиачной селитры. С ним тоже была организована работа по подготовке использования ЭВМ. Была одновременно поставлена работа по подготовке подвижного варианта УСО, одностороннего, потому что в начале мы думали не о полной замене человека машиной в верхнем контуре управления, а о советчике мастера-оператора, который давал бы советы по оптимизации режима управления, а включать ручки управления должен был мастер-оператор. Мы учитывали психологию людей; конвертер – это дорогая штука, и ни один директор не согласится управлять им через непонятную машину: кто потом будет отвечать, если в конвертере застынет сталь, ведь тогда надо взрывать конвертер, это десятки миллионов рублей убытка. Поэтому команды, которые вырабатывала машина, должны были проходить через мастера. Это облегчало создание временного УСО, поскольку нам нужно было УСО только с одной стороны – преобразование показаний датчиков в цифровой код.
Были привлечены ещё люди, которые сделали устройство сопряжения с телеграфной сетью, и данные с передвижного УСО передавали в наш вычислительный центр на машину “Киев”, к этому времени (в 1958 г) уже запущенную в эксплуатацию. Благодаря сопряжению с телеграфными каналами, мы могли организовать связь с любым производством, поскольку на крупных заводах есть свои телеграфные концы. Мы телеграфную линию продолжали до рабочего места оператора и подсоединялись к датчикам, используя буквопечатающий аппарат (БОДОН), а на противоположном конце прямо осуществлялся ввод в машину “КИЕВ”. Это позволило отлаживать программное обеспечение параллельно с разработкой универсальной управляющей машины (УМШН, позже “ДНЕПР-1”), правда, не для разрабатываемой машины, а для машины “КИЕВ”, но главное, что все трудности были обойдены, а самое главное – принципиальные трудности в алгоритме управления.
Мы создали группу, которая разрабатывала алгоритмы управления. Точнее, не группу, а несколько групп: Скурихин, скажем, занимался Николаевом, Малиновский – металлургическим заводом в Днепродзержинске и т.д. Подключили математиков и стали отлаживать программы управления, подсоединившись сбоку и не мешая операторам работать на заводах в Николаеве, Днепродзержинске, Северодонецке и Донецке, а данные у них из-под рук брались и передавались к нам в машинный зал. Машина “Киев” начала по отлаженным программам выдавать советы (оператору), какие режимы поддерживать дальше.
Тут требуется некоторое пояснение. Скажем, плавка стали в бессемеровском конвертере идет 12-14 минут, но поскольку процесс идёт быстро, то остановить его точно на заданном содержании углерода сложно. Вот, к примеру, делали малоуглеродистую сталь, 0,3% углерода. Если содержание углерода доведено до 0,29%, то такая сталь уже годится только для изготовления кровати, а надо было получить рельсовую сталь, которая имеет широкое применение. Поэтому операторы стремились недожигать, скажем, получили содержание 0,35%, остановили дутьё, и делается экспресс-анализ. Плавка длится 12 минут, а экспресс-анализ – 30-40 минут, и печь стоит, ждёт. А иногда приходится и в третий раз додувать.
Главная задача, которую я тут поставил, – это сокращение числа додувок с одновременным уменьшением брака. С этой целью мы успешно справились: повысили не менее чем на 10% производительность конвертера сравнительно простыми алгоритмами и при наличии весьма несовершенных датчиков (в то время ещё не было хороших спектроанализаторов и т.п., это всё позднее появилось).
Точно так же мы поступили на других