Белые голуби - Кочетков Виктор Александрович. Страница 3
К трибуне вышел командир отряда. Он был мрачен и собран. Сказал, что ни за что не допустит нарушений дисциплины и внутреннего распорядка, а с прогульщиками станет беспощадно бороться. В зале громко смеялись и улюлюкали.
– Крутой ты начальник! – председатель усмехнулся. – Пожалей ребят, – смотрел, еле сдерживая смех.
– Я, между прочим, направлен сюда райкомом партии и лично товарищем Стукало. И не позволю загубить столь важное партийное поручение! Мы комсомольцы и дисциплина будет железной, нас не должны пугать тяготы и невзгоды тяжелой работы.
– Тогда все понятно, – председатель поднялся. – Ну а теперь бригадир покажет объект. Завтра и начинайте!
Все двинулись к выходу. Было смешно от глупой речи Панаса. Знали его как облупленного, понимали, что говорит он все это для начальства, а сам не в силах даже клопа обидеть.
Крыша коровника напоминала огромный аэродром. Нужно было насыпать полметра керамзита, разровнять, покрыть рубероидом, затем залить расплавленной смолой. Поражал размах работ – поле было гигантских размеров. Бригадир сразу нашел общий язык с Олегом и тут же назначил его прорабом. Он был неплохой мужик, но уж больно хитрющий.
К вечеру отек более-менее сошел и Костя немного воспрянул духом. За ужином все обсуждали завтрашний выход на работу, подсмеивались над глупостью Панаса. Тот пристроился на краю стола и задумчиво жевал, рассеянно наблюдая, как мухи гоняются друг за другом. Казалось, он уже представлял, как старшие товарищи с честью пожимают ему руку, принимая в свои боевые ряды.
Оксана сидела задумчивая, серьезная. Ее позабавил этот новенький Костя. Она сразу поняла, что очаровала его. Непонятно зачем, хотелось окрутить, опутать, влюбить в себя, видеть его у своих ног, чувствуя силу обольщения. Это шло скорей от молодости, необычной новизны ощущений, женского азарта. Уж больно он был самолюбивым, казался опытным и взрослым. Вся его фигура излучала независимость и свободу, будто бы все ему было нипочем. Эта его напускная серьезность, сдержанность, гордость – вызывали в ней ответное чувство противодействия.
Лечь спать решили раньше, чтобы с утра, позавтракав, шагать навстречу трудовым подвигам. Настрой был твердым. Сразу, конечно, никто не уснул. Лежали в темноте у себя в спальне, шутили, слушали всякие истории. Наконец парни один за другим угомонились.
Косте опять не спалось, постоянно вспоминал о ней. Возвращаться домой передумал. Не увидеть ее желанного лица, не услышать волнующего голоса, не быть рядом с ней, – все это казалось невозможным, невероятным. Он чувствовал, что плавится будто воск, обреченно сгорает, как мотылек летит на свет и падает, обожженный огненным вихрем. Словно рыцарь готов он сражаться на всех турнирах, повергать свирепых противников, скакать, лететь на край земли. Ради одного только взгляда, взора, поворота головы. Увидеть это и замертво пасть со счастливой улыбкой на остывающих устах…
Прошло долгих два дня. Работали тяжело, уставали, но втягивались, постепенно привыкали. Душными вечерами собирались на летней веранде. Играли, танцевали, веселились понемногу. Костя одиноко лежал в спальне, читая рассказы о пионерах-героях. Он похудел, не высыпался... Вздыхал, слушая звуки ночной жизни за открытым окном. Оксана его совсем не замечала, даже, казалось, сознательно избегала его. Утром только бегло здоровались, тут же разбредаясь по своим делам. Он страшно боялся заговорить с ней, как-то обратить на себя внимание. Куда-то подевалась уверенность и мужество, он слонялся потерянный, убитый собственным ничтожеством, он просто сходил с ума.
Непонятно откуда в доме появился пушистый черный котенок с васильковыми глазами. Все дружно называли его Модестом. Был наглым, бесстрашным, веселым и прожорливым. Каждый день требовал мяса и быстро дал понять кто в доме хозяин. Спал в спальне у девчонок, те ходили с поцарапанными руками, очень любили его, баловали.
Когда Оксана гладила, ласкала и даже целовала его, Костя скрежетал зубами, мучился, и ужасно, до боли завидовал котенку. Он теперь хотел иметь имя Модест.
Пришла суббота, выходной день. Накануне ему объявили, что дневалить завтра они будут с Оксаной. Он потерял дар речи, обрадовался и тут же испугался, забоялся чего-то. Возникла предательская мыслишка: не подмениться ли? «Да что со мной?» – он разозлился, прямо-таки рассвирепел на самого себя.
Еле дождался рассвета. Встал, прошел в кухню. Она была там. Холодно кивнула ему, велела принести свежей воды, наколоть больше дров. Он схватил ведра и вышел. После завтрака все разбрелись кто куда. Оксана мыла посуду, Костя грел на плите воду, подбрасывал поленья, чистил картошку. Молчали…
В печи потрескивали угли, гудела тяга в печной трубе, искрились в пламени дрова, говорить было не о чем, слушали песнь огня. Он сидел, едва дыша, уставившись взглядом в пол, боялся пошевелиться. Заглянули в кухню ребята, стали что-то спрашивать. Костя с облегчением вздохнул и незаметно выскочил за дверь.
После обеда девушки стали готовиться идти на танцы в клуб. Панас пытался было протестовать, но ему быстро заткнули рот. Обозвали женоненавистником, импотентом, еще каким-то странным обидным словом. Он не посмел спорить, смирился, но сообщил, что на дискотеку не пойдет. Шквал веселого хохота заставил его ретироваться прочь. Вечером напудренные, стильно разодетые девушки, прихватив с собой Олега и Андрея, отправились зажигать…
Колян отсыпался, Панас сидел у кровати и писал не то письма маме, не то донесения в партком. Оксана была в кухне, а Костя не находил места, метался из спальни на двор. Наконец не выдержав, решился. Пришел к ней, сел на скамью и будто оцепенел. Она вытирала посуду и, как показалось ему, с усмешкой смотрела в его сторону.
– Оксана!.. – еле выдавил хрипло, чуть слышно. – За что ты меня ненавидишь? – понял, что спросил страшную глупость. Зарделся, закрутил головой, готовый тотчас провалиться сквозь землю.
– Что?.. – она улыбнулась, вроде потеплела. – О чем ты говоришь, Костя?
– Я не знаю, мне кажется…
Вошел Колян, перебил, попросил чайку, сел за стол. Костя смутился, замкнулся, скис совсем. Сидел, смотрел в распахнутое окно невидящим взглядом. Не сразу заметил, как приближаются пятеро деревенских парней, явно агрессивно настроенных.
Оксана заволновалась, кинулась к двери. Косте стало даже весело, напряжение спало, он опять был самим собой, – мужчиной, героем и рыцарем. С ним была женщина, ради которой он мечтал погубить себя.
– Пошли, Николай! – они встали на пороге, спиной к спине, готовые на все. Из-за железнодорожной насыпи показались Олег с Андреем. Слева подбирались еще четверо тщедушных сельских охламонов с кольями в руках. Костя не выдержал, побежал, сам полетел навстречу. Он умел драться, ему было все равно, он ждал хоть какой-то