Чуйский тракт - Кочетков Виктор Александрович. Страница 5
Геннадий слушал с большим интересом. Перед глазами возникла голая Зинаида. Он вздохнул, беспокойно заерзал по сиденью. Хотелось быстрее приехать домой.
Ашот долго еще перечислял достоинства, в упоении закатывая глаза и громко щелкая языком. Потом по секрету рассказал, что у него есть потрясающая любовница, и он едет к ней с дорогим подарком. Показал запечатанную коробку французских духов «Clandestine».
Геннадий искренне зауважал этого культурного начитанного человека и настоящего ценителя. «Хороший мужик!..» – размышлял он, говоря о своей жизни, семье, дочери, ее женихе Блэке. Ашот слышал о нем и одобрял выбор Катерины. Говорил, что сам мечтает уехать в Лос-Анджелес к дяде Гургену имеющему неплохой бизнес по переработке металлического лома.
Несколько раз грузовик останавливали автоинспекторы. Но документы были в порядке и никаких проблем не возникало. Время быстро шло. За дружеской беседой незаметно добрались до города. В наступающем сумраке покружили немного по тесным улицам и остановились перед железными воротами Хилокского рынка.
Пронырливый все знающий Ашот пошел договариваться с охраной. Через пятнадцать минут, уладив формальности, въехали на территорию. Огромное пространство было плотными рядами заставлено фурами с фруктами и овощами. Электрический свет освещал вымытый асфальт и редкие фигурки, снующие вдалеке. Рынок закрывался в пять часов вечера и тогда всех торговцев выгоняли. Затем мыли и чистили территорию, охрана следила, чтобы никто не болтался без надобности. Водители спали в своих кабинах и без нужды не высовывали носа. Порядки были строгими.
С раннего утра продавцы собирались у машин, ждали своих покупателей. Торговали большим и малым оптом, а то и в розницу. Открывался рынок в восемь утра и со всего города сюда приезжал народ закупать овощи-фрукты. Развозили по ларькам, уличным точкам, перепродавая втридорога.
Геннадий поставил машину между двумя Камазами с узбекскими номерами. Накрыли фляги брезентом, завязали по бортам бечевкой. Ашот подсказал сходить поужинать в чайхану, находящуюся здесь на территории. И ложиться спать до утра, не обращая ни на что внимания. Ни с кем не разговаривать, не спорить. Охране он заплатил дополнительно и, обходя ночью дозором, они уделят особое внимание безопасности груза. Хотя это лишнее и ничего никогда не случалось, но на всякий случай Ашот всегда страхуется. Крепко пожав Гене руку, быстрым шагом побежал к своей зазнобе, обещая к утру вернуться на рынок.
Стрелки на часах показывали десять вечера. Прежде чем завалится спать, Геннадий решил пойти поужинать, чувствуя, что без горячей пищи уснуть не удастся.
Чайхана напоминала небольшую столовую, вполне уютную и приветливую. Народу было много, но несколько столов оставались свободные. Цены оказались вполне приемлемы, и Гена заказал себе двойную порцию плова, а на десерт чай с лимоном.
Остро пахло жареным луком и бараниной. Пряный дух и аромат неведомых приправ кружил голову, усиливая аппетит. Над гомоном голосов из всевозможных наречий мягкими волнами услаждала слух загадочная восточная музыка, расслабляя сознание, настраивая на романтические мысли. Рисовались бредущие в иссушенной палящим зноем пустыне вереницы уставших верблюдов, находящиеся в пути много дней и мечтающие скорее добраться до густых зарослей кустов саксаула, призрачным миражом мелькающего впереди…
Принесли плов, спугнули мысленные видения. Геннадий начал кушать, рассматривая окружающих. Все тут были водителями фур. Разных национальностей и вероисповеданий, они галдели меж собой, гудя, будто потревоженный пчелиный улей и громко звеня вилками.
Пить спиртное и курить строго запрещалось, поэтому пьяных и буйных не было. За порядком следили два здоровенных охранника в синем камуфляже, строго поглядывая на жующую публику.
Вот за соседним столом загалдели шофера-узбеки, энергично жестикулируя и пытаясь что-то доказать друг другу. Тотчас подле них оказался недовольный детина. Что есть силы врезал дубинкой по столу, расплескав пенящийся в пиалах кумыс. Узбеки с извинениями подняли руки, показывая всем видом, что больше этого не повториться. Остальные также сбавили тон, и стало заметно тише. Охранник вернулся на место, внимательно следя за обстановкой.
За некоторыми столами играли в нарды, в дальнем углу бросали кости. Казалось, все чего-то ждали. Многие жили здесь неделями, пока разойдется товар, и конечно дичали от скуки, опасаясь выходить в город. Там ждали милиция и хулиганы, нередко грабившие иноземцев. На территории же их никто не трогал. Охрана после закрытия никого не впускала, жестко пресекая попытку посторонних проникнуть на рынок. Всю ночь патрулировали, оберегая сон и спокойствие гостей. Внутренние конфликты безжалостно подавляли, забирая документы и выписывая крупные штрафы. Спорить и доказывать что-либо, было себе дороже.
Поэтому приезжие вели себя смирно, с почтением взирали на защитников и платили деньги за охрану. Но затраты быстро окупались и фургоны со всех близлежащих стран реками стекались сюда, обеспечивая фруктами Западную Сибирь. В сезон собиралось более шестисот фур, многие с прицепами. Машины приезжали, уезжали днем и ночью, спешили успеть несколько раз обернуться до холодов.
Гена быстро расправился с душистым вкусным пловом. Рассчитался, но почему-то не уходил, взяв себе еще чаю. Сидел и прихлебывал, наблюдая, как загорелые дочерна таджики режутся в нарды с широколицыми казахами. Играли на деньги и казахи проигрывали, сверкая злыми узкими глазами, крепко сжимали кулаки, с опаской поглядывая на следивших за ними бойцов охраны. Те пригрозили им резиновыми дубинами и казахи удрученно затихли.
Слева, сдвинув столы, сидели тесным кружком семь азербайджанцев. Развлекали себя тем, что завязав двоим товарищам глаза черными тряпками, на спор выясняли, кто скорее, держа руки за спиной, выпьет полную пиалу зеленого тархуна и притом не прольет ни капли. Смельчаки пытались, вцепившись в края зубами, быстро опрокинуть в себя напиток. Но непослушные пиалы вырывались и с грохотом падали на стол, обливая участников. Азербайджанцы тихо смеялись и вели себя дружелюбно.
Вдруг тихая музыка сменилась пронзительным воем духовых инструментов, оглушительным барабанным боем. Звук нарастал, переходя в какофонию и, резко оборвавшись, превратился в ритмический персидский мотив. Свет погас, осталось только дежурное освещение, заливающее чайхану красным туманом. Вокруг все свистели, кричали, хлопали в ладоши…
Будто из багрового небытия возникла извивающаяся босоногая танцовщица, одетая в прозрачные шаровары с боковыми разрезами и ничего не скрывающем бюстгальтере с серебристыми блестками. На закрытом чадрой лице светились жгучие черные глаза и длинные ресницы, покрытые тушью. Распущенные волосы одалиски венчала сверкающая диадема с павлиньим пером.
Зрелище оказалось незабываемым. Невозможно было отвести взгляд от завораживающе покачивающихся бедер. Девушка исполняла древний танец, выделывая зовущие соблазнительные пируэты. Крутилась между столиками, касалась разгоряченных волосатых лап и тут же отбегала, не останавливаясь ни на мгновение. Все ее тело пылало страстью, тонкие руки с множеством звонких браслетов описывали причудливые траектории, подчеркивая томление женского естества.
Но основное внимание привлекал слегка выпуклый живот, сладострастно-горячими волнами призывающий забыв все на свете сумасшедшими