Календарь Морзе (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич. Страница 26

Вот так выглядит сегодня одиночество артиста.

Глава 9

— Доброе утро! С вами Радио Морзе и я, Антон Эшерский, с передачей «Антонов огонь». Если бы сегодня было двадцать первое марта, то это был бы Международный день поэзии.

Стремление рифмовать слова является пережитком дописьменной эпохи, когда ритмическое проговаривание было распространенным мнемоническим приемом. Записать не умели, а стихи лучше запоминаются. Нужно повару, например, передать ученикам рецепт пирожка, он ставит их рядком, берет розги и заставляет декламировать:

Возьми же, о повар, стакан белопенной сметаны
И яйца птиц, исхитрясь, на базаре добудь.
Засыпав муки, сквозь мельчайшее сито просеяв, стакан ты,
Взобей свое тесто, не дрогнув, и соль не забудь…

Вот так и вырастали из приличных поварят Зевс знает какие Гомеры, и развивался городской фольклор. Потом, конечно, изобрели письменность, интернет, инстаграм и доставку пиццы, поэтому практическая надобность в стихах отпала, но в память о происхождении поэзии некоторые поэтические произведения и сейчас называют «пирожками».

поэт не может быть поэтом
когда не пишет про еду
он потому что быть голодным
обязан или не поэт

— Такие, вот, рудименты и атавизмы, дорогие радиослушатели, но многим нравится. А в студии у нас сегодня историк и краевед Дмитрий Пурсон. Он расскажет вам новые, то есть хорошо забытые старые городские легенды. Встречайте!

Возрастом слегка за полтинник, седой и благообразный, с аккуратной бородкой, Пурсон напоминал мне полковника Сандерса с рекламы известной сети кафешек, специализирующихся на продаже обжаренных куриных запчастей.

— Здравствуйте, Дмитрий, наши слушатели всегда ждут ваших интересных рассказов о родном крае. Тем более что никакого другого у них теперь и нет. Что вы припасли для них сегодня?

— Здравствуйте, Антон, сегодня я хотел бы рассказать историческую легенду, связанную с нашим городом Стрежевым. Большинство историков считают ее вторичной, производной от знаменитой легенды о граде Китеже, но никто не отрицает, что она отражена в историческом документе, подлинность которого не вызывает сомнений.

Эта история записана монахом Троицкого монастыря, игуменом Феодосием, и сам летописец был уверен в ее подлинности, хотя писал с чужих слов. Она относится к началу семнадцатого века, наиболее вероятная датировка — июль, 1610. Стрежев находился немного в стороне от событий, разворачивавшихся вокруг Смоленска 14, но однажды тысячный литовский корпус под командованием Гонсевского подошел под стены городской крепости. Поляки и литовцы, входившие в это войско, разграбили ближние села, а посады, по решению городского воеводы, горожане сожгли сами, чтобы осаждающие не нашли там укрытия. Жители укрылись за стенами, воевода распорядился на время осады отменить все наймы и обязал домовладельцев принять у себя посадский и окрестный люд. Крепостица была старая, запасы продовольствия невелики, а артиллерию составляли две казнозарядные кулеврины со скудным огневым припасом да несколько древних картечниц. Все понимали, что город обречен, но воевода и земство решили ворот не открывать и не сдаваться. Решение героическое, но с военное точки зрения самоубийственное. Видимо, горожане надеялись, что захватчики не будут осаждать небогатый городок слишком упорно, а, встретив сопротивление, уйдут своей дорогой. Однако ожидания их не оправдались — тридцатифунтовые осадные пушки Гонсевского быстро разносили полудеревянные засыпные укрепления городского кремля, а бомбы восемнадцатифунтовых гаубиц вызвали внутри пожары. Первый штурм удалось отбить — выбитые северные ворота оказались предусмотрительно блокированы изнутри баррикадой из земли и бревен, замешкавшиеся перед ней поляки были встречены удачным залпом картечниц и отступили в беспорядке. Однако уже к вечеру первого дня осады стало ясно, что на следующий день стены падут…

Пурсон отхлебнул воды из стакана и продолжил:

— На этом моменте заканчивается подтвержденная историческая часть и начинается городская легенда. На ночном сходе земского правления, посадских и даточных людей, дворян и детей боярских, а также воеводы с присными мнения разошлись. Одни призывали поутру сдать город, в надежде уменьшить число жертв, другие резонно указывали на то, что разозленные потерями поляки все равно всех убьют, а город разграбят и сожгут, так не лучше ли пасть с честью, защищаясь? И никак они не могли между собой сойтись, но тут в помещение собрания зашел городской дурачок, юродивый Олеша. «Не бойтесь, люди божии, — сказал он, — и меня страшил завтрашний день, но просил я Богородицу, и явилась она ко мне, и сказала, что не желает она гибели нашей, и сей страшный день для нас не настанет, и будет по слову ее…». Сказал он так и ушел обратно на паперть, где сидел все дни. Подивились его словам собравшиеся, да так и разошлись, не договорившись ни о чем.

Однако наутро осаждающие с удивлением обнаружили, что разбитые вчера стены снова целы, обороняющиеся также многочисленны, и даже выбитые ворота стоят, как ни в чем не бывало. И снова ударили в стены чугунные ядра, полетели в город набитые порохом бомбы, но и в этот раз не смогли они до ночи взять крепость. Наутро же стены опять стояли целы, а побитые живы, потому что не попустила Богородица лютой гибели для людей православных. Тогда испугались поляки с литовцами, поняв, что высшие силы защищают от них Стрежев, свернули осаду и ушли восвояси, смущенные и растерянные от вида чуда сего. Земской же совет постановил с той поры, чтобы блаженных и юродивых в городе Стрежеве отнюдь не притеснять и обиды им не чинить, а относиться к ним с бережением, как к людям божиим…

Пурсон замолчал и откинулся на стуле, явно закончив историю.

— Относиться с бережением, значит… — сказал я задумчиво. — Понятно теперь, почему тут столько фриков…

— Традиция, — серьезно кивнул краевед.

— Действительно интересная легенда, Дмитрий, спасибо вам за рассказ. Параллели напрашиваются… А сами-то вы что думаете на этот счет? Сколько в ней правды?

— Ну… — Пурсон принял важный вид. — Со всей определённостью можно утверждать, что осада Стрежева была, и что город не был взят. Но по какой причине отряд Гонсевского прекратил приступ и вернулся к Смоленску… Боюсь, у нас нет иных исторических материалов, кроме записи игумена Феофана. Смутное время, архивы горели вместе с городами… Сам Феофан в предисловии кратко сообщает, что «писано по сказкам достоверных видоков», то есть надежных очевидцев. Запись сделана именно «к вящей славе Богородицы во человецех», сама осада мелкого городка польско-литовским отрядом в те годы была банальностью, не стоящей листа пергамента. Поэтому можно предположить, что некие странные обстоятельства ей сопутствовали. Разумеется, монах трактовал их в своей картине мира, а в какой еще?

— Но что же произошло на самом деле? — спросил я.

— Антон, вы неверно ставите вопрос! — краевед наслаждался ситуацией. Местные медиа не баловали его вниманием, считая историю слишком сухим и занудным предметом. Травмированные средним образованием региональные журналисты избегали всего, что напоминало им о школе. — Как историк, я вам скажу — никакого «на самом деле» в историческом смысле не существует. Даже если вы возьмете прекрасно задокументированные события новейшей истории, вы все равно получите не какое-то там «на самом деле» а набор противоречащих друг другу взаимоисключающих версий.

— Но есть же очевидцы, видеосъемка в конце концов…

— Ой, я вас умоляю! — засмеялся Пурсон. — Как видит историческое событие свидетель? «Мимо с криками пробежали какие-то люди, где-то раздались громкие хлопки, я слышал такие в кино, наверное, это были выстрелы. Что-то загорелось, какие-то люди в камуфляже пробежали в одну сторону, потом в другую, но, возможно, это были уже другие люди в камуфляже. Проехала какая-то военная техника, но я спрятался и не видел какая именно…». Уже потом, когда он доберется домой и успокоится, ему по телевизору расскажут, что именно он видел. Только после этого он станет гордым очевидцем, к примеру, военного переворота, и будет остаток жизни рассказывать о нем внукам. То же самое с видеосъемкой — в кадре бегут люди, что-то горит, какие-то хлопки, за кадром рычат моторы и лязгают гусеницы, все истошно орут. В студии под эти кадры подложат текст, объясняющий, что именно вы видите. Кадры бегущих и орущих людей на фоне горящего автомобиля можно использовать к большинству событий современной истории — будь то теракт, мятеж или драка футбольных болельщиков. Уверен, телевизионщики так и делают.