Верхний Волчок. Книга I (СИ) - Лавру Натали. Страница 2

Любимым делом в нашей семье были танцы. Мы не пропускали ни одной дискотеки, а особенно ночных уличных летних танцев на пляже. С соседних сёл и деревень в наш Нижний Волчок подтягивалась молодёжь. Мы прыгали через костёр, ныряли с мостков в воду, зарывались в песок. Я обожала всё, что меня окружало, моё детство было наполнено счастьем.

Мне хотелось быть похожей на маму. Я думаю, с её данными и талантами она легко могла бы стать успешной бизнес-леди. Она всегда была красивой и рассудительной, её мудрые советы выручали меня бесчисленное количество раз.

«Моя ли это мама заставляет меня делать то, чего я не хочу? – пыталась найти ответ я. – Может быть, всё обойдётся?»

Первый выпускной экзамен я сдала на «отлично», и мне захотелось скорее поделиться этой новостью с мамой. Влетев во двор, я увидела большую черную машину; на кухне за столом сидела мама и абсолютно седой строгого и внушительного вида мужчина.

– Здравствуйте… – чуя недоброе, выдавила я.

– Дианочка, познакомься, Владимир Александрович, он приехал, чтобы обсудить некоторые вопросы относительно тебя.

Мой взгляд тут же потух. Сначала я подумала, что это и есть тот, за кого меня хотят отдать, но заметила, что на безымянном пальце его правой руки блестело массивное золотое кольцо, и у меня немного отлегло от сердца.

– Я вас слушаю.

– Ну, здравствуй, сядь. – он смерил меня острым взглядом, мои колени как-то сами подогнулись, и я села напротив него. – В ближайшее время ты перейдёшь в другую семью, станешь женой моего сына и…

– Я не пойду за него! – в негодовании вскочила я.

– Молчать! Кто дал тебе право раскрывать рот, когда не спрашивали? – загремел его голос. Хотя старик сидел, а я стояла, он смотрел на меня сверху вниз. – Согласие за тебя дала твоя мать.

На лице мамы застыл испуг.

– Дочь, ты должна это сделать. Есть одна вещь… Мы – не такие, как обычные люди. Знаю, это тяжело понять, но… Ты слышала когда-нибудь или, может, читала про оборотней-полуволков? Они, то есть мы существуем на самом деле. Наши семьи обладают особым геном, мы зовем его «волчий». Его во что бы то ни стало нужно сохранить. Скоро ты узнаешь, какие возможности у тебя откроются…

– Вы тут с ума посходили? Всё, я не хочу слушать этой ерунды! Я уеду, и никто меня не найдет! – сказала я и выскочила из кухни, не обращая внимания на гневный бас седого мужчины.

Я плакала, злилась на маму. Бежать я была не готова, да и какой смысл в побеге школьницы? – всё равно найдут.

16 июня – последний экзамен, а 1 июля – мой семнадцатый день рождения. Куда мне идти?

С кухни раздавался громоподобный голос мужчины, и только его, как будто он говорил сам с собой. Мама ничего не смела ему возразить. Впервые она вела себя, как простая слабая женщина, ведь у неё не хватило сил даже чтобы защитить меня перед тем мерзким типом. Вскоре он ушёл и дом затих, – хорошо, что не рухнул.

«Мои подружки поедут учиться в город, они уверены, что я отправлюсь покорять столицу. Я не хочу быть, как мама, диспетчером на вокзале. Не хочу. Это она пожертвовала своей карьерой ради детей, а я мечтаю вовсе не об этом» – размышляла я.

Вечером мама подошла ко мне и сказала, что впервые за всю жизнь ей стыдно за меня. Я промолчала о том, что мне в свою очередь стыдно за неё. Я не привыкла перечить маме и тысячу раз подумала бы, прежде чем сказать ей что-то обидное, вместо этого я излила своё негодование в виде дурацких и тоже не совсем тактичных вопросов:

– Почему они не хотят забрать Свету? Ей 20 лет! Ей пора! Она хочет замуж…

– Дочь, у неё нет этого гена, он передается не всем. Как только тебе исполнится 17 лет, ты станешь частью той семьи. Поверь, это единственное верное решение. Потом ты сможешь стать кем захочешь, сможешь работать врачом.

– Мама, ты хоть видела этого жениха? Ты хоть знаешь, кому хочешь отдать меня, и что они потом со мной сделают?

– Да, я знакома с ним. Это достойный человек для тебя, поверь.

– Настолько достойный, что не удосужился даже приехать посмотреть на меня? Да он, поди, старше тебя, если этот старикан – его отец! Сколько ему лет? 40, 50? И где он? – завелась я. – Да ему всё равно! Я порежу себе лицо и стану уродиной, тогда никто уже не позарится на меня! Так и знай!

– Дочь, что ты такое говоришь? Всё не так! – мама уже не знала, как со мной разговаривать.

– Мама, дай мне уехать!

Мама положила ладонь на лоб, покачала головой в знак того, что сейчас бесполезно что-либо говорить мне, медленно поднялась со стула и удалилась к себе в комнату. У меня осталось ощущение, что она что-то скрывает, и вряд ли это были приятные вещи.

Пора экзаменов прошла, я стала золотой медалисткой школы и могла забросить медаль в дальний угол. Выпускной вечер провели на свежем воздухе. Заботливые родители собрали нам богатый стол и организовали тамаду. Мама сшила мне шикарный костюм лесной нимфы, но мне не хотелось танцевать, весь вечер я просидела за столом с унылым лицом и потухшим взглядом и наблюдала за своими беззаботными друзьями-подружками. Никому не расскажешь, не пожалуешься.

Дни до моего дня рождения я копалась в грядках: занималась прополкой и поливом, а вечером ходила в горы, в лес.

С детства я изучила каждое дерево в этих местах. Домой я возвращалась уже по темноте, заворачивая по пути на папину могилу. Я никак не могла решиться сбежать, временное затишье давало мне надежду на то, что всё, наконец, кончилось, и меня решили оставить в покое.

В ночь на 1 число приехал курьер, привёз платье, белое, свадебное, и письмо, где говорилось, что торжество, как и планировалось, состоится в мой день рождения.

Мама, разумеется, была в курсе. Они всё скрывали! Меня снова захватила паника.

Взяв с собой рюкзак, я выпрыгнула в окно и побежала в горы. Я так долго бежала, что перестала даже чувствовать ветки, которые остро хлестали по лицу. Споткнувшись о корягу, я покатилась вниз и наткнулась на поваленное суковатое дерево, из раны потекла кровь. Чтобы справиться с болью и снова подняться на ноги, мне понадобилось довольно много времени, я чувствовала опьянение страхом, усталостью и отчаянием.

Нижний Волчок остался далеко позади. По легенде был ещё Верхний Волчок, – поселение, в которое можно попасть в строго определённое время суток и только под песни шаманов. Выдумка, конечно. Нам рассказывали это в садике вместо сказок. Детьми мы рыскали по лесам в поисках этой деревни, тайком брали у родителей карты края, устраивали целые расследования. К нашему великому разочарованию, таинственное место никто не находил…

Мне стало страшно. Догадки пугали. Я не хотела, чтобы мной распоряжались, как марионеткой, я боялась их непонятных ритуалов. А вдруг это жертвоприношение? Чего ещё я о себе не знаю? Чего ещё мне не сказали? Что если весь местный фольклор, на котором мы выросли, – не выдумка?

Бежать я уже не могла, рана кровоточила, царапины горели, живот сводило от голода и тошноты. Я никогда не была склонна к спонтанным резким действиям, до этого моя жизнь была спокойной, размеренной и стопроцентно безобидной.

Я освещала себе дорогу фонариком на телефоне. Вдруг телефон зазвонил. Я вздрогнула и выронила его из рук. Мама. Похоже, начался переполох.

Выключив мобильный, я осталась в полной темноте: ни звёзд, ни луны не было видно. Дорога измучила меня, пробираться сквозь колючие ветки кустарников становилось всё труднее, я уже не знала, где нахожусь.

Пошёл дождь. Казалось, сама природа не хотела мне помогать.

Где-то в стороне послышался шум дороги, и я, дрожа, побрела на звук.

Это была незнакомая для меня трасса (собственно, мне редко доводилось куда-то выезжать), я потеряла ориентир и не знала, в какую сторону идти. Промокшую и обрызганную грязью меня никто не хотел подбирать, вряд ли кому-то нужна такая попутчица. Начало светать.

В отчаянии я вышла прямо на проезжую часть, чтобы хоть кто-нибудь остановился. Сработало. Кто-то с визгом затормозил. Мужчина опустил стекло и начал кричать на меня. Я отчаянно упёрлась руками в капот, мне было всё равно, что он там говорит. Заревел мотор, машина дёрнулась, но я так и осталась стоять. Наконец, мужчина вышел, гневно крича и брызгая на меня слюной. Я вцепилась в него, просила спасти, помочь, увезти куда-нибудь, но он грубо меня толкнул, и я свалилась в канаву. У меня в руке остался клочок его рубахи.