Модельное поведение - Макинерни Джей. Страница 8

На шоссе по дороге к дому Джереми осознал всю чудовищность совершенной им ошибки. Он свернул на обочину, чтобы перевести дыхание и сожрать горсть клонопина. Еще три дня пытался убедить себя, что так лучше для Шена, после чего позвонил Джемисонам и попросил поднести телефонную трубку к уху Шена. В следующее воскресенье он отправился во Флемингтон и провел там два часа, игнорируя договоренность о трехнедельном перерыве. Когда же на следующей неделе настало воскресенье и он опять появился во Флемингтоне, легко догадаться, что Джемисоны подумали о том, что имеют честь лицезреть Джереми несколько чаще, чем предполагали. Все, чем я владею, — это показания Джереми о том, что он не мог спать, не мог писать, скучал по Шену и хотел, чтобы тот вернулся к нему. Дальше больше: в один из своих визитов он изучил некие бумаги на кофейном столике и обнаружил, что мистер Джемисон — страстный стрелок-энтузиаст и охотник. Джереми сообщил Джемисонам, что изменил свое решение, однако это заявление их не устроило: сделка есть сделка. Почувствовав их настрой, Джереми предложил им денег, чтобы вернуть собаку назад. Джемисоны согласились было на пять сотен баксов, но затем заколебались. Джереми повысил ставку до тысячи, и они пообещали, что обдумают его предложение.

Все это началось шесть месяцев назад. Если верить Джереми, — и позвольте мне тут упомянуть, что мой лучший друг открыл новые глубины в концепте рассказчика, — так вот, если верить Джереми, миссис Джемисон оказалась образцовой садисткой. Супруг Джемисон подтвердил возможность выдачи собаки, однако за деталями следит крошечная женщина, которая явно получает наслаждение от мучений, приносимых этими долгими переговорами, срывающимися в последнюю минуту. Лишь комплексные усилия психотерапевта Джереми, который одновременно является его учителем-гуру, поддерживали силы моего друга и, возможно, сохраняли жизнь миссис Джемисон. По правде сказать, она весьма жестоко испытывает жизненное кредо Джереми — не убий.

Склянка с водой опустела, Джереми подходит к своему автоответчику. Переворачивает кассету и включает запись для прослушивания.

Сообщение от собачьей мамы

— Здрасьте, это Эдди Джемисон. Я знаю, Вы там сидите и слушаете, как люди разговаривают с Вашим автоответчиком. Возможно, Вы и сейчас там сидите со своей нелепой прической и слушаете меня. Это то, что делает Вас лучше других — заставлять людей говорить и прикидываться, будто Вас там нет, как тот писатель в Ваших историйках. Если Вы думаете, что люди не раскусили эти штучки, то ошибаетесь. О-о-очень ошибаетесь, мистер. Я читала эту Вашу так называемую книгу, ну сами знаете… Что вообще Ваши несчастные родители думают о Вашей писанине? Как они относятся ко всем этим нечистотам? Я уверена, что им стыдно появляться на улице. Если бы я была Вашей матерью, я бы изменила внешность, чтобы никто не знал, что я подарила жизнь испорченному зазнайке, дитяти-неудачнику, который даже не может позаботиться о собаке, который выкинул свою несчастную собачку и считает при этом, что может вмешиваться в жизнь других людей, и думает, за деньги он может делать все так, как ему удобно. Дайте-ка мне кое-что сказать Вам, может быть, мой муж и слабый противник, но я не такая. Вы думаете, что выше нас…

Вновь придя в бешенство, Джереми выдернул шнур автоответчика.

— Хм, и сколько ты предложил им в последний раз?

— Две тысячи.

— Черт! За такую сумму я согласен быть твоей собакой!

Лицо Джереми явно выражало, что он не находит данную информацию даже чуточку забавной.

Будда с Уест-69

У Джереми плохо с чувством юмора. Отчасти это может быть обусловлено тем, что он чересчур зациклился на своих страданиях, примерно как моя сестра на страданиях других. Как бы то ни было, сочувствие, на которое Джереми еще способен, распространяется не на человекообразных, а на прочие жизнеформы — от млекопитающих до насекомых — я напоминаю себе об этом, пока тщетно пытаюсь установить подобие связи с Джереми и давлю тараканов, странствующих по квартире свободно и независимо, будто буйволы на Диком Западе. Мало того, что Джереми сам не уничтожает их, так еще и препятствует попыткам домовладельца заняться тараканьим вопросом в его квартире. Дело дошло до того, что все тараканы в доме, почувствовав химические запахи грядущего антитараканьего рейда, знают, где искать спасения — на верхнем этаже, и успешно туда мигрируют.

— А что говорит твой гуру?

— Он говорит, что существуют ведические хитрости. И зачастую ведически трудно обнаружить связи, что скрепляют собаку с человеком.

Меня всегда ставит в тупик способность Джереми верить своему гуру, даже когда тот явно издевается над ним. Его умение строить свою жизнь в соответствии с мудрыми инструкциями мастера обескураживает. Однажды гуру заставил Джереми принять на себя шестимесячный целибат. Может, и Филомена консультировалась с этим старым мошенником?

Мне никак не склонить его выйти пообедать. Даже обращение к музе чечевицы, каши и прочих отвратительно-волокнистых деликатесов, родственных хипповско-вегетарианской диете, не помогает. Как только за мной закрылась дверь, Джереми опять растянулся в кресле, будто йог на гвоздях.

Значимость Джона Гальяно

Как это ни странно, но дома не было сообщений от Филомены. Только босс Коннора Джилиан Кроу запрашивала отчет о ситуации с Чипом Ральстоном. Чип был идеей фикс для Джилиан. Она видела его, юного трагического актера, пару недель назад на модном показе в Брайант Парк, где он изучал модели. Идея написать материал о Чипе пришла ей в голову во время планерки, на которой Джилиан заявила, что Джон Гальяно — самый значительный художник второй половины этого века. Прекрасно стриженные головы подхалимов Джилиан согласно закивали вокруг стола в зале для заседаний. В царстве моды, где задыхающийся энтузиазм поет в унисон с токсической тоской, Джилиан владеет техникой великолепного броска-подачи. И совершенно не ясно, почему ее до сих пор не переманили редактировать «Вог» или «Харперс базар».

Коннор среди плутократов

Был такой момент, когда Коннору удалось угодить принцессе Джилиан. Миг, когда он обнаружил, что девичье внимание сконцентрировалось на нем и его так называемой работе. Кульминация, когда он — в последнюю минуту найденный на замену компаньон — сопровождал ее на костюмированный бал в музей Метрополитен. Все происходившее должно было рассматриваться как событие вселенского значения. Власть в льстивом афродизиачном свете, бриллиантовая олигархия, сочетающая богатство, могущество, успех и красоту. И даже туристы, подобные Коннору, по счастливому допущению могли предполагать, что их запрос о получении гражданства находится на стадии рассмотрения, потому как атмосфера мероприятия позволяла прочувствовать сопричастность происходящему и внимание к своей персоне.

Он был с Джилиан Кроу, следовательно, имел право на существование. И если поначалу все происходившее казалось ему шуткой, что было обусловлено таким самоощущением, будто он нанятый в последнюю минуту лакей, несоответствующий обстановке гетеросексуальный бродяга, то к концу вечеринки он ощущал себя удивительно комфортно в новой роли.

Зараженный желанием угождать и заправленный полудюжиной бокалов шампанского, он радовал свой стол красочными анекдотами о японских сексуальных практиках и неопубликованными историями из жизни знаменитостей. Он изложил свою теорию о двух типах кинозвезд: солипсист и соблазнитель. Один говорит только о самом себе и не верит в возможность существования кого-либо еще; другой/другая, напротив, не очень-то верит в свое собственное существование и постоянно ищет подтверждения от всех имеющихся вокруг поклонников. При этом поведение последнего типа сродни поведению политика, который, глядя в наши широко распахнутые глаза, пытается соблазнить нас всех одновременно. Джилиан постоянно оглядывалась на Аль Пачино, сидевшего за соседним столом, что казалось Коннору глупостью, потому как он лично и вовсе не мог расслышать ничего из того, о чем говорили за его столом или вообще вокруг.