Свадьба - Гарвуд Джулия. Страница 22

К тому же первая острая боль прошла. То, что он делал сейчас, пока еще не очень нравилось ей, но появилась надежда, что, как только он кончит, боль пройдет. Она собралась попросить его поторопиться, но он снова поцеловал ее, догадавшись, что ей больше нравятся поцелуи, чем разговоры.

Он продолжал нежно поглаживать и целовать ее, пока не почувствовал, что ее рука, впившаяся в него, расслабилась.

Потом Коннор снова стал двигаться, но медленно, обещая себе, что, как только она попросит, он сразу остановится. Даже если это убьет его.

Но вместо того чтобы бороться с ним или чего-то от него требовать, она обняла его за шею. Ему хотелось, чтобы жена не просто терпела его, а тоже испытывала к нему страсть, и он старался разжечь ее. Между горячими поцелуями он бессвязно шептал ей ласковые слова, в большинстве своем бессмысленные, но, кажется, Бренна ничего не имела против. Его терпение было вознаграждено – она тоже начала двигаться под ним.

Коннор приподнялся на руках, желая заглянуть ей в глаза. Они еще были полны слез, но это уже были слезы страсти. Или ему показалось?

Он надеялся, что нет. Коннор не хотел причинять ей боль. Он еще раз поклялся самому себе, что прекратит все, как только ей станет больно. Хотя трудно было представить, как он сможет прерваться.

– Мне остановиться? – хриплым от переполнявших его чувств голосом спросил он.

Голос был сердитый. Она посмотрела на него и увидела над собой его окаменевший подбородок, капли пота на лбу. Боже, она снова делает что-то не так? Но она с трудом могла думать об этом, внутри нее что-то нарастало, доселе неведомое, но удивительно приятное; она задвигалась под ним, подняла колени, чтобы он еще глубже вошел в нее, и почувствовала внутри какой-то взрыв, от которого ощутила сладостный прилив удовольствия. Не удержавшись, она снова стала двигаться.

Он издал стон, похожий на рычание.

– Я рассердила тебя? – прошептала она. Он покачал головой и еще раз повторил:

– Ты хочешь, чтобы я прекратил?

– Нет, – сказала она.

Он медленно вышел из нее, улыбаясь, потому что инстинктивно она сжала его ногами, пытаясь удержать. И тогда он начал снова, наблюдая за ее лицом, чтобы уловить первые признаки неудовольствия.

Бренна крепко зажмурилась, испустила легкий стон и попросила его продолжать.

Только этого Коннор и ждал. Он буквально летал над ней, его удары становились все глубже и сильнее. О Боже, как ему нравилось, что она так тесно прижимается к нему и так стонет!

Он знал, что произойдет: очень скоро она вся будет принадлежать ему – телом, умом, сердцем.

Он будет доволен. Удовлетворен. Как всегда.

Коннор двигался без остановки, Бренна извивалась в его руках, выгибалась ему навстречу, приподнимала бедра, а он становился все настойчивее.

Она же, забыв обо всем, царапала его спину, вскрикивая от удовольствия и тем самым давая ему понять, как ей нравится то, что он делает.

– О Боже!

– Нет, девочка, не Боже, а Коннор.

Она не понимала, что он говорит, ей было невыразимо хорошо, и, желая сообщить ему об этом, она кричала:

– Еще! Еще!

Ее жажда подстегивала его жажду. Теперь уже не он, а она вела себя наступательно: она гладила его, царапала, трогала где вздумается, куда попадали руки.

Приоткрыв рот, она приникла к нему долгим, жадным, влажным поцелуем. Он уже не мог остановиться, ее страсть распаляла его собственную, он точно потерял рассудок.

Мир разорвался на части. Удар следовал за ударом, и наконец он сильно рванулся вперед и выпустил в нее все, выкрикивая ее имя. В этот момент, казалось, биение их сердец слилось воедино, а души сплелись. Именно в этот миг Бренна тоже достигла своей вершины.

Она прижалась к мужу так тесно, будто от него зависела ее жизнь. Услышав свое имя и почувствовав, как он напрягся, она перестала бороться с собой. Страстный трепет экстаза охватил ее, Коннор был еще с ней, он крепко сжимал ее тело и как бы говорил: все хорошо, все хорошо, без конца повторяя ее имя.

Ей казалось, экстаз никогда не оставит ее, но нет, скоро он прошел. Всхлипывая у плеча Коннора, счастливая от пережитого удовольствия, она чувствовала себя совершенно обессиленной, но была необыкновенно горда собой.

Она дрожала еще несколько минут, пока не пришла в себя. Коннор, заметила Бренна, дышал неровно и прерывисто. Все происшедшее оказалось гораздо тяжелее для него, чем для нее, поняла она. Он обнимал ее, пока Бренна не расслабилась и не вытянула ноги, а потом попытался скатиться с нее, но она его не пускала. Он попробовал расцепить ее руки и подняться. Ему тоже нужно было время, чтобы осознать, что сейчас с ним произошло, но, почувствовав ее слезы на своей коже, он решил минуту-другую подождать.

Да, конечно, он причинил ей боль, она ведь была девушкой, и это было неизбежно. Но когда она приспособилась, неужели и тогда ей было больно? Черт побери, он обошелся с ней довольно грубо. Надо было лучше контролировать себя. Ему бы это удалось, не окажись жена такой страстной и горячей. Чего же она ожидала? Она сама, добровольно, всей душой и телом отдалась ему. Бренна, конечно, была великолепна. Коннор вдруг вспомнил, что вытворял с ней, и покачал головой. Поразительно! Да не пытается ли он сейчас обвинить Бренну в том, что из-за нее перестал владеть собой и своим сердцем? Бог свидетель, он сам с превеликой радостью тоже отдал бы ей и то и другое.

Бренна не хотела отпускать Коннора, и он подчинился – решил отложить все мысли до завтра. Потом подумает. Может, к утру к нему вернется рассудительность, он возьмет себя в руки и все разложит по полочкам. Сейчас же он растворился в чувственности, в наслаждении и ощущал себя уязвимым, как никогда, а это ужасно. Трудно сказать, что может быть хуже. Сейчас он без сил и очень устал.

Коннор вдыхал опьяняющий аромат женщины, смешанный с его собственным запахом, и чувствовал, что если он не заставит себя поскорее заснуть, то обязательно захочет ее снова и ей будет больно…

Бренна, напротив, вовсе не хотела спать. Она ждала нежных слов от Коннора, похвалы, признания, что он доволен ею. Но Коннор лежал рядом, ровно и спокойно дышал, и Бренна поняла, что не дождется от него ни слов, ни восторгов.

Она отодвинулась от мужа и села. Толкнула его. Но он даже не открыл глаза. Бренна не собиралась легко сдаваться. Гордость, переполнявшая ее несколько минут назад, таяла. И черт побери, ей хотелось сохранить прекрасное чувство от происшедшего, а не сожалеть о чем-то. Неужели он не понял, что ее надо похвалить, успокоить, что ей просто необходима поддержка?

Нет, ничего этого он не понимал. Бесчувственный медведь не догадывался, что сейчас ему надо не спать, а утешать жену. Но разве он знал, как это делается?

Бренна решила дать ему последнюю возможность исправиться и сильно толкнула в плечо. Как только муж откроет глаза, решила Бренна, она сразу спросит его – доволен ли он ею, как она им, или нет. Он, конечно, скажет «да», и она успокоится.

Коннор все еще не открывал глаза, но пошевелился, чтобы отвернуться от нее.

Ее сердце чуть не остановилось со всего разбега. Боже, что она с ним сделала? Она располосовала ему не только спину – следы от ее ногтей краснели повсюду. Здорово же ему досталось! Такие царапины быстро не пройдут.

Как она только могла это натворить? Она вела себя как дикое животное, а не как леди, которую из нее пытались сделать. Неудивительно, что Коннор не обращает на нее никакого внимания. Он, конечно, разочарован. Ну что ж, она не вправе осуждать его.

Бренна не представляла, как снова посмотрит ему в глаза. Но придется, и чем скорее, тем лучше, иначе до утра она умрет от конфуза.

Но сначала она пойдет к озеру, умоется и оденется.

От мысли, что у нее появилось хоть какое-то дело, Бренне стало легче на душе. Стараясь не шуметь, она осторожно перешагнула через Коннора, хотя и не думала, что он проснется. Он крепко спал. При первом же своем движении Бренна поморщилась от боли и сердито посмотрела на мужа. Это из-за него ей сейчас так больно. Потом потянулась к пледу, который он дал ей. На шерстяной ткани алели пятна крови. Она не испугалась и не удивилась, ведь мама рассказывала ей, что должны быть и кровь, и боль, но оказалась не слишком точна – она говорила, что все проходит в мгновение ока. А у них с Коннором?.. Бренна вздохнула и призналась, что она сама виновата: лежала бы тихо, спокойно – сейчас бы не мучилась от боли. А она как себя вела? О… когда же она начнет слушать старших?