Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна. Страница 18
— Но людям не нужно прятать свой истинный облик. Носить личину. А такие, как мы, вечно скрываем себя настоящих, — вздохнула девица.
— Правда? — притворно удивилась я. — Поспешу вас огорчить… Быть собой — это роскошь, доступная единицам. Потому что для этого нужно иметь либо очень большой вес в обществе, либо же неимоверную отвагу.
— Почему? — прозвучало с явным удивлением.
Итак, похоже, я сама себя нарекла пророком по прописным истинам.
— Потому что общество резко отвергает того, кто осмелился не согласиться с общими взглядами на то, как должно быть, — продолжила я нести светлое и вечное в непроглядный мрак сознания подростка. — И общество не принимает того, кто резко отличается от общей массы. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. А быть отверженным — это один из самых больших страхов в любом социуме.
— Знаете, Микки, — недовольно нахмурившись, возмутилась я, — идеал создают для своего удобства. Так удобнее возвышаться над ближним. Вот внушил другому, что он ничтожество и не дотягивает до идеала, и возвысился на его фоне. А идеала нет. Точнее есть, но он для всех разный.
— Но людям не нужно прятать свой истинный облик. Носить личину. А такие, как мы, вечно скрываем себя настоящих, — вздохнула девица.
— Правда? — притворно удивилась я. — Поспешу вас огорчить… Быть собой — это роскошь, доступная единицам. Потому что для этого нужно иметь либо очень большой вес в обществе, либо же неимоверную отвагу.
— Почему? — прозвучало с явным удивлением.
Итак, похоже, я сама себя нарекла пророком по прописным истинам.
— Потому что общество резко отвергает того, кто осмелился не согласиться с общими взглядами на то, как должно быть, — продолжила я нести светлое и вечное в непроглядный мрак сознания подростка. — И общество не принимает того, кто резко отличается от общей массы. Ни в лучшую, ни в худшую сторону. А быть отверженным — это один из самых больших страхов в любом социуме.
— Я никогда не думала о мире так, — потеребив сережку в ухе, произнесла девочка. — Вы говорите так, словно все одинаковые. И жизнь у всех одинаковая, и страхи…
— Страхи и проблемы одинаковы в любом обществе, из кого бы оно ни состояло. Легче всего быть как все, Микаэлла. Сложнее остаться собой и не потерять себя в пучине суждений и взглядов толпы. Сейчас вы ищете причину чужой злобы и подлости в себе. Пытаетесь стать лучше для того, кто имел наглость вас оскорбить. А это глупо. Уясните, что Элизабет непорядочна сама по себе, и относитесь к ней соответственно. Давать себя топтать ногами — это признавать ее превосходство. А чем Элизабет лучше вас?
— Ничем…
— Вот. И повторяйте это постоянно, — наставительно завершила я. — Вы ничем не хуже других, и требуйте к себе отношения в соответствии с этим.
Мы замолчали. Шуршал ветер, блуждая в кронах деревьев; резвились воробьи, забираясь в заросли кустов; медленно опадали листья на землю.
— Спасибо вам, мэса, — теребя край ученического фартука, вздохнула Микки.
— Не за что, — любуясь парком, отозвалась я.
— Есть за что, — поворачиваясь ко мне всем корпусом, выдохнула девочка. — Вы нас не боитесь. Вы почти ничего не знаете о нас, но приняли всех учеников Эргейл, не разделяя их на людей и нелюдей. И вот сейчас говорите обо всех — и людях, и не людях — одинаково.
— А нужно разделять?
— Не знаю, мне казалось, мы отличаемся друг от друга, — пожала плечами девочка. — Даже в Тайном Мире принято разделять жителей по расам. У каждых своих взглядов, свои традиции, свои правила.
— Так и у людей есть дележ по званию, касте, религии, политическим взглядам, — привычно плывя по волнам философии, продолжала я разговор. — Когда все мыслят и живут одинаково, это не общество, а стадо.
— Вы рассуждаете как мэтр-директор, — улыбнулась Микки. — Он тоже часто обзывает Совет Верховных стадом, а охотников слепым орудием. Он даже отказался от должности преподавателя одной из Академий.
— Так у вас есть специальные академии? — удивилась я.
— Есть. Но они не для всех. Туда набирают только одаренных магией…
— А не одаренные магией? Остаются не у дел?
— У магов есть потенциал, — вздохнула девочка. — Это элита Тайного Мира. Остальные не несут такой уж ценности и живут обычной жизнью среди людей.
Итак, мир, может быть, и другой, но законы в нем правят абсолютно привычные. На верхушку взбираются те, у кого больше силы и власти, а все остальные вынуждены сами выживать, зажатые в тиски законов и правил. Вот вам и сказка… Невеселая она какая-то, сказка эта. Не таким я себе представляла мир эльфов и гномов.
Глава 6
Пока я переваривала своим травмированным котелком полученную информацию, охотники уже бодро входили на территорию лабиринта. Итак, что я знаю об охотниках? Кроме того, что мэтр Легран не высокого о них мнения? Ничего… Так есть ли смысл бояться? Не думаю. Для начала нужно понять, что им от нас нужно.
— Микаэлла Пэлпроп, Лиарель Ноарис? — грозно уточнил у меня один из охотников.
Микки икнула. Я разозлилась. Для начала нужно поздороваться. После представиться. Хамство, видимо, это такое поветрие в Тайном Мире. Что же, я с этой наукой знакома.
— С кем вынуждена говорить? — холодно произнесла я, покосившись на здание школы.
Сквозь сплетение веток кустарника мне было хорошо видно, как Легран уже выскочил из парадного входа и мелкой рысью направился все к тому же лабиринту. На сердце стало спокойнее. Мэтр, конечно, не самый мой любимый собеседник, но, во-первых, он хорошо ориентируется в незнакомом мне мире, а во-вторых, зная характер мэтра, я уверена, что обидеть нас не то что не посмеют, а даже и не подумают.
— Старший служитель башни, — неприязненно отозвался хам.
— А имен вам там не дают? — поглаживая холодеющую от ужаса Микки по руке, уточнила я. Тянем время, а что еще делать?
Охотники растерялись. Старший повернулся к тому, что стоял у него за спиной.
— Вам следует пройти с нами для дачи показаний, — выдали мне неожиданный ответ.
— Каких показаний? — настороженно уточнила я. — И почему их нельзя дать здесь? Охотник собирался ответить, но его прервали грубым:
— Имя, звание, причина несанкционированного визита?
Мэтр Легран стоял на узкой тропинке, скрестив руки на груди. Уже второй раз за короткое время я была искренне рада видеть мэтра. Однако, как неожиданно обернулась жизнь! Еще на той неделе я мечтала видеть мэтра как можно реже, а теперь только и жду его появления.
— В совет подана заявка на допрос этих женщин, в разбирательстве по превышению полномочий… — поворачиваясь к Леграну, сообщил один из стражников. — Вами.
— А совет не остановил тот факт, что вчера я сам имел радость побывать на допросе? — насмешливо прорычало начальство. — На все вопросы ответил. Не удовлетворил? А я так старался.
Что же, теперь причина дурного настроения мэтра мне известна. Это не оправдывает его свинского поведения, но многое объясняет.
— О вашей способности прятать мысли знают все, — в тон Леграну ответил охотник.
— Всем так же известно о нашем конфликте с Майном, — развел руками Мэтр. — И что?
— Мэтр, я уважаю вас, — отводя взгляд, выдохнул охотник. — Но у меня приказ.
— Если ты так чтишь закон, то должен знать, что допрос несовершеннолетней без родителей запрещен, — кривя губы в своей извечной надменной улыбке, рыкнул Легран. — Мэса Пэлпроп моя ученица, мэса Ноарис моя подчиненная, но я не получал от совета ни одного письменного извещения.
— Я только выполняю приказ, — упрямо повторил охотник.
— Какая удобная отговорка! — покачал головой мэтр. — Так выгодно прикрыться приказом и не нести ни за что ответственность… Открывай, я пойду с вами.
Охотник сжал челюсти, на загорелых скулах заплясали желваки, Легран холодно взирал на разгневанного мужчину. Охотник не выдержал тяжелого взгляда Леграна. Тяжко вздохнув, мужчина взмахнул рукой.
Воздух вокруг нас затрещал, словно в нем зарождались разряды тока; поднялся ветер, закручивая в вихри опавшие на дорожку листья; в глаза полетела пыль и мелкие камешки. А потом прямо на моих глазах пространство в лабиринте стало расползаться. Словно кто-то невидимой рукой раздвигал мир вокруг, который в данный момент казался лишь рисунком на невидимом гобелене. В образовавшейся «щели» было темно, и разглядеть, что там, за гранью, у меня не вышло, как я ни напрягала глаза.