Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна. Страница 30

Как я уже сказал, мне нравится мотать из вас нервы, — все так же изучая льющийся за окном дождь, отозвался мэтр. — Так что я никому не позволю замахиваться на источник моих развлечений.

Очень оригинальное мышление.

Ноарис, не льстите себе. Меня не волнуют ваши чувства, — дернул плечом мэтр. — Но мне не нужны сплетни в школе, чтобы учителя и ученики обсасывали подробности скандала. И визиты вашего супруга мне тоже не нужны. Я забочусь о репутации школы.

Я прикусила губу, стараясь справиться с душевной болью. Голова кружилась, сердце колотилось, как бешеное.

Лиарель, — прозвучал голос мэтра совсем рядом. — Идите и приведите себя в порядок. А потом продолжайте работу.

Вода с журчанием неслась к отверстию стока, а я не могла заставить себя выйти из уборной. Просто стояла и смотрела, как течет вода. Осенний ливень ломился в окна, ветки деревьев скреблись о стены, грохотал гром где-то высоко в небе. А я умирала. Наверное, это самое подходящее описание моего состояния. Смерть. Когда чувствуешь стылый холод в груди и желания идти и что-то делать нет. Хочется лечь и умереть, точно зная, что это избавит от боли. Я не ожидала, что боль так сильно отзовется на встречу с Патриком, я думала, что спрятала ее, заглушила. Я ведь почти не вспоминала его.

Как же больно раниться об осколки собственных иллюзий, как невыносимо осознавать свою наивность и то, что ты всегда была на втором месте. А любовь? Любят и старый пиджак, потому как в нем удобно. Я не хотела плакать, но, находясь один на один со своей болью, сорвалась. Слезы сами побежали по щекам, а гулкое эхо разнесло мои всхлипы. Я стояла, склонив голову и рыдала под журчание воды и завывание ветра. Холодно, больно, одиноко. И не согреться, ведь холод этот поселился где-то внутри меня самой.

В дверь тихо постучали:

— Ноарис, если вы там режете вены или вешаетесь на чулках, то вы уволены, — донесся до меня голос мэтра. — Я на суицид разрешения не давал.

Против воли я улыбнулась. Странно, рядом с этим невозможным человеком мне легче. Свободнее. А еще как-то просто и обычно, и нет смысла что-то из себя строить и притворяться тем, кем ты не являешься.

— Уже иду, мэтр, — выкрикнула я, склоняясь к воде.

Я начала спешно умываться, не желая предстать перед начальством с распухшим носом и красными глазами. От холодных омовений стало чуть легче. Я подняла взгляд и встретилась глазами со своим отражением. Своим ли? Не знаю, как объяснить то, что я видела там, за зеркальной преградой. Это была я и не я. Те же светлые кудри, та же излишне светлая кожа и чрезмерно яркие губы. Те же глаза, желто-зеленые с карими крапинками. Но смотрели они на меня не моим взглядом. Рука сама потянулась к зеркалу, пальцы коснулись холодной поверхности и провалились гуда, как в воду. От их касания зеркальная гладь пошла рябью, медленно расходились круги, как по воде. А из зеркала на меня все так же глядела НЕ Я, с печальной улыбкой на алых губах.

Страх. Панический ужас заворочался в душе, заставляя отпрянуть и шагнуть назад, отнимая руку от зеркала. Но стоило мне это сделать, как та, что следила за мной из Зазеркалья, схватила за запястье и потянула назад. Это конец. Теперь еще и галлюцинации. Я отдернула руку и снова шагнула назад. А женщина медленно рванулась к грани, вынырнув из нее, как из проруби, и с мольбой в голосе выкрикнула, глядя мне в глаза.

Берегись зеркал! — кричало отражение, высовываясь из зеркальной рамы. — Не дай ему тебя найти! Если он узнает, если он только узнает…

А потом она заплакала. Горько, обреченно, как о покойнике. Я неуклюже пыталась вырвать руку из белых и холодных, как лед, пальцев. Опрокинулась мыльница, скользкий брусок упал под ноги. Вода с шумом продолжала литься в фаянсовую чашу, растрачивая небогатые запасы бака.

Ты не слышишь. Не умеешь, — все так же рыдая, шептала женщина. — А у меня так мало времени… Время… его почти нет.

А я с ужасом наблюдала, как из ее глаз текут слезы, кровавыми струйками стекая по бледным щекам. Ее пальцы разжались, она закрыла окровавленное лицо руками, и багровые змейки заскользили между пальцев.

Ты не помнишь. Ты… Как же так… Так мало времени… Оно утекает слишком быстро…

Сердце грохотало сначала в груди, а потом отголоски его ударов стали расходиться по всему телу, рождая головокружение и дурноту. Хотелось кричать, но крик прилип к горлу и вырваться наружу не мог, как я ни старалась. В голове нарастал гул, в ушах хлопало, по телу прокатилась жаркая волна, словно в венах была не кровь, а лава. А потом зеркало взорвалось.

Осколки брызнули во все стороны, как капли, переливаясь в тусклом свете, что лился в окно. Со звоном ударялись о стены, норовили вонзиться в лицо, но я вовремя прикрылась руками. Я все отступала и отступала, чувствуя, как по израненным рукам течет кровь, а под ногами хрустят осколки. Потом под ноги мне скользнуло все то же треклятое мыло, и я, поскользнувшись, отлетела к стене. Уже там я сползла на холодный кафельный пол и разрыдалась.

Дверь с грохотом сорвали с петель. Жалобно звякнул замок, скользя по кафелю пола. Женский вскрик где-то в коридоре. Потом раздался рев:

Никс еще один обморок — и пойдете умирать на биржу труда.

Я все так же сидела на полу, закрыв голову руками, и тряслась от ужаса. Повсюду валялись осколки разбитого зеркала, я слышала, как жалобно они хрустели под ногами Леграна.

Ноарис, вы в порядке? — Я ощутила, как рука легла мне на плечо.

Я вскинула голову и встретилась взглядом с обеспокоенными дымчато-серыми глазами. Мэтр сидел рядом со мной на корточках и задумчиво разглядывал разгром в уборной.

Я безумна, — шепотом призналась я. — У меня галлюцинации.

И я снова зарыдала. О небо, таксе чувство, что внутри меня образовался источник и перекрыть его ничем нельзя.

Нет. Нет, Ноарис, — раздраженно застонал мэтр. — Только не истерика! От вас я такого не ожидал. Не добивайте меня окончательно, я терпеть не могу женские истерики.

Меня схватили за плечи и рывком заставили встать на ноги. Звенели, осыпаясь с моей одежды, мелкие осколки стекла.

Меня подвели к раковине, мэтр стал так, что оказался за моей спиной, удерживая мои руки над водой. И один за одним выдергивал зеркальные осколки из моих израненных запястий.

Я видела девушку в зеркале, — прошептала я, руло глядя в пустую зеркальную раму.

Какую девушку? — смывая с моих рук кровь, уточнил мэтр.

— Себя, — сообщила я.

Неожиданно, согласен, — сострило начальство.

Нет, — разворачиваясь, произнесла я. — Она говорила со мной. Зеркало стало как тогда, когда мы переходили в Башню.

Я развернулась к мэтру всем корпусом, отчего оказалась зажата с одной стороны элементом сантехники, а с другой начальством. Мэтр, к слову, отступить не пожелал, просто отклонился в сторону и глянул через мое плечо.

Это был выброс. Элементарный энергетический выброс, — изучая зеркало, сообщил директор. — Ни следов эктоплазмы, как при появлении призрака. Ни магического фона, как при внушении извне.

А выброс откуда? — немного шокированная нашей близостью, уточнила я.

Из вас, — спокойно сообщили мне, перекрывая воду. — Поздравляю, ваша сила научилась группироваться.

Так это сделала я?

Естественно, — с улыбкой ответили мне. — В стремлении всех организмов к спасению. Неосознанно, но вы произвели магический пасс.

Легран махнул рукой, и зеркальная крошка на полу поднялась в воздух. Заискрились осколки, отбрасывая сотни бликов на стены и пол, а потом, как по команде, устремились к пустой раме над раковиной. Один за другим они встраивались в нее, как мозаика, трещины затягивались.

А галлюцинация… Вполне возможно, что часть сознания прежнего носителя силы осталась в нашем мире, — наконец отстранившись, произнес мэтр. — Такое бывает, если смерть была насильственной.

А она была насильственной? С чего вы взяли? — Мысли мои разбегались, как ни пыталась я их согнать в кучу.