Заре навстречу (Роман) - Попова Нина Аркадьевна. Страница 77

Роман узнал, что левые эсеры и такие люди, как Рысьев, стояли за партизанские методы борьбы, за увеличение числа партийных дружин. Убеждали: «Строить регулярную армию нельзя без кадров военных специалистов, а их нет».

— Рысьев больше не бузит? — спросил он.

— Примолк… А кое-где еще живут партизанские настроения… Оперативный штаб старается связать воедино отряды. Главнокомандующий объехал самые опасные участки. Комиссары посланы. Вот таково положение… Формировать армию приходится на ходу… Ты ко мне по делу, Роман?

Роман не успел ответить — в комнату вошел Илья Светлаков.

За эти тревожные дни он еще больше похудел, но казался окрепшим, молодым в своей белой рубашке с отложным воротничком.

Илья заведовал агитационным отделом обкома. Он выпускал газету, снабжал пропагандистов литературой, руководил коллегией пропагандистов, выезжал на места. Он безотказно работал как агитатор, читал лекции, разъяснял задачи текущего момента… и вербовал добровольцев в армию.

Крепко пожав руки своим друзьям-товарищам, — и только этим и выразив, что рад их видеть, — сказал:

— Надо подумать, Сергей, о партийных дружинах, и. подумать всерьез. Все члены партии встают под ружье… это ослабляет партийную и советскую работу на местах.

— Пойми, Илья, такие дружины — пример! Это дисциплинирует остальную красноармейскую массу!

— Да. Но совсем оголять заводы нельзя! — говорил Илья с силой и сдержанной страстностью. — Тебе известно вот это? — И он подал листовку, призывающую к свержению Советской власти — По стилю, по истерическим выкрикам узнаю автора… Котельников!.. Это правые эсеры выпустили… Видишь? Лагерь темных сил тоже растет!.. Активизируется… Можно ли забирать всех партийцев, расчищать поле для таких элементов?

— Тут мы с тобой не сойдемся, — сказал Чекарев. — А я думаю, нельзя дробить силы в такой момент!

— Вся нечисть зашевелилась! — воскликнул Роман Ярков, стукнув кулаком по ладони. — И чего Чека смотрит, не выловит их?

— Чека не дремлет, — строго сказала Чекарев, — но всех сразу не выловишь.

Кроме явного врага — белочехов — Уралу угрожал внутренний враг. В Перевале, в Апайске, в Мохове в то время содержались под стражей члены царской фамилии, и матерые монархисты стекались на Урал со всех концов страны, чтобы освободить Романовых, сделать их своим знаменем и поднять восстание. Немало выловила Чека офицеров, нашла винтовок и патронов… Уже было раскрыто два заговора, и ясно было, что зреет третий…

— Я сейчас из Чека, — заговорил Роман, понизив голос, — засомневался я… не глянется мне Осинцев из «Союза фронтовиков»… пусть разберутся…

Он помолчал, как бы всматриваясь в лицо Осинцева, всплывшее перед ним. Мучительно знакомым казался Роману этот лысый, безбровый человек с острой густой бородкой. Кого-то напоминали ему светлые — с ярким кружком зрачка — глаза. И походка, и движения гибкой фигуры были знакомы…

— …Какой он бывший фельдфебель? — продолжал Роман в раздумье. — Ничего он не фельдфебель! Может, в большом чине был… Лекции начнет, как соловей зальется!.. Ребята мне говорили: он о текущем моменте совсем неладно говорит… Вот и пусть возьмут его на заметку. Случись что — в гарнизоне только наш резервный отряд да конный эскадрон…

— Боевая дружина коммунистов формируется, — сказал Чекарев, — а это сила! Из округов прибывают все новые отряды… и Андрей… я все его по-старому!.. Свердлов обещает сильное подкрепление — и людей, и оружие на днях получим…

— Когда ты говорил с товарищем Свердловым? — встрепенулся Илья.

— Только что… по прямому… Предлагает принять все меры к учету контрреволюционных элементов, объявить осадное положение. Я сказал: «Уже объявлено». Он говорит: «Хорошо! Все меры примите, обеспечьте тыл…» Просил передать привет товарищам, тебе, Илья, вспомнил и Романа…

Бледное лицо Ильи порозовело от радости.

Наступило молчание. Чекарев взглянул в окно, на яркую полоску утренней зари.

— Кончается ночь… Часа два-три надо поспать, а то выдохнемся!

Он поднялся во весь большой рост, потянулся широко, до слез зевнул.

Поднялся и Илья.

— Постойте, друзья-товарищи! — сказал Роман, обнимая одной рукой Илью, другой — Чекарева. — Время такое, что смерть, черт ее возьми, может из любого угла выскочить! На той неделе стреляли в меня, когда домой шел, вчера в окошко камнем запустили… Но я не о себе, вы не подумайте… — Он улыбнулся, и странно было видеть эту застенчивую улыбку на его решительном лице. — Фисунька моя на сносях… если же меня убьют…

— Будь спокоен… и без твоего наказа… — заговорили оба враз.

— Нет, у меня наказ особый, Кто из вас останется в живых, сына моего как своего наблюдать! Выучен чтобы был! Как следует!

— Сына! — с ласковой насмешкой произнес Чекарев, ероша волосы Романа. — Почем ты знаешь, что сын будет?

Совсем смутился Роман.

— Я не знаю, конечно, но бабы говорят… мать моя сказала, что коли у нее брюхо не в бока раздалось, а востренькой копной — мальчик, мол…

Роман прибежал домой, когда заря стояла вполнеба. Солнце еще не выкатилось из-за леса, но все предметы приобрели уже ясные формы и четкие краски. Поселок еще спал. Неподвижно стояли черемухи, березы, рябины. На просторные лужайки, казалось, никогда не ступала человеческая нога — так они были зелены и чисты.

Анфиса не спала. Она дала Роману поесть. Он лег в сенки на холодок. Сказал: «Разбуди, милка, в шесть!» — и заснул.

В то тревожное время Роман не мог спать по-настоящему: час-два мертвого сна, а потом полусон-полуявь, то смутное состояние, когда неясно слышишь шаги, голоса, различаешь отдельные слова, начинаешь сознавать, что пора тебе встряхнуться, встать.

Сквозь сон Роман услышал голос Павла Ческидова — председателя районного Совета:

— Придется его разбудить!

— Не придется, — пробормотал он, — не сплю. Чего стряслось?

— Да вот именно «стряслось».

Новость оказалась не из приятных. «Союз фронтовиков» собирает народ на митинг. Приказано быть всем членам союза в двенадцать дня на церковной площади. Фронтовики грозятся: «Получим оружие и из вас, молокососов, мокренько сделаем!» Во всяком случае, надо привести отряд резерва в боевую готовность.

Штаб резерва помещался в здании районного Совета на Верхнем поселке. Когда Роман пришел, коллегия штаба оказалась в полном составе. Вскоре по улицам побежали вестовые с приказом к пехоте, конникам и пулеметчикам — явиться немедленно. Володя Даурцев полетел верхом в Перевал с запечатанными пакетами в обком и в Чека.

В райсовете между тем Павел вел заседание президиума. Обсуждали, какие надо принять меры, чтобы предотвратить возможные беспорядки.

В то время когда Роман докладывал президиуму о принятых мерах, письмоводитель Совета, просунув голову в дверь, торопливо сказал, что с митинга пришел в Совет делегат… Он не успел договорить, дверь распахнулась, и, оттолкнув письмоводителя, в комнату вошел бывший писарь Горгоньского, двоюродный брат Степки Ерохина.

Он был в «подпитии», наглое лицо красно, как из бани.

— Две тыщи за моей спиной, — начал он громким «митинговым» голосом, — я изложить пришел наше требование к Совету: немедленно нас вооружить!

— Вливайтесь в Красную Армию — получите оружие, — сказал Ческидов.

— Не желаем!

— Чего же вы желаете?

— Требуем немедленно, разоружить Красную гвардию, — бешено закричал Ерохин. — Мы сами поддержим охрану порядка!

Выпрямившись на своем председательском месте, Павел сказал:

— Ваши требования принять не можем. Совет приказывает вам мирно разойтись по домам. Все. Можете идти.

Ерохин не уходил.

— Пусть Совет все же подумает! Стоит мне сказать— весь митинг будет здесь, камня на камне не останется…

— Эй, Ерохин, не грози! — сказал Роман, подымаясь с места.

— Ты сам не грози… не велик в перьях-то! Чего встал, шары на меня уставив? Задержать хочешь? Слабо!.. Попробуй задержи, сейчас все придут!