Долг (ЛП) - Бартол Эми А.. Страница 30
— Нет… и я не думаю, что когда-нибудь встречала тебя в Раю, — говорит она. — Нет, ты старше меня и очень… ты элита. Позволь мне кое-что у тебя спросить. Как много имен у тебя было?
— В точку, Брауни, — вздыхая, говорю я. — Их так много, что я не могу все их припомнить.
— Хорошо, теперь вспоминай дальше. Ты можешь вспомнить время, когда у тебя не было имени. Время — когда еще не было времени — еще до начала времен? — спрашивает она.
Волосы на моих руках встают дыбом. Мое сердце тяжело колотится в груди, я боюсь, что оно разорвется, когда я вижу проблески вещей, которые никогда раньше не видел этими глазами — глазами Рассела — вещи, которые я хочу вернуть, то, чего сейчас у меня нет — темные, черные крылья.
— Что… где? — ошарашено спрашиваю ее я. В один миг я теряю нить воспоминаний, словно кто-то выключил свет.
— Рассел, твоя душа очень древняя, — с улыбкой в голосе говорит она, которая возникла у нее первый раз за то время что мы здесь.
Мы на некоторое время замолчали, и я думаю о всех тех вещах, которые помню. Во мне вспыхивает гнев, а горло конвульсивно и болезненно сжимается.
— Нет, я не знаю почему мы здесь, но чего я действительно не понимаю, так это почему они держат нас здесь, внизу, — мягко говорю я.
— Рассел, я сомневаюсь, что они знают, где мы находимся, а даже если и знают, у них нет магии чтобы одолеть его. Они должны нам помочь, — шепчет Брауни.
— Брауни, я не могу говорить за Рида и Зи. Они должны заботится о Булочке и Эви. Сейчас я говорю о них, — говорю я, стиснув зубы и указывая указательным пальцем наверх.
— О, — печально говорит она. — Я не знаю, почему мы здесь, в этом месте, в таких обстоятельствах. Ты знаешь, когда ты был ребенком в одной из многих, многих своих жизней, ты играл в домино? — серьезно спрашивает она меня.
— Это факт, в этой жизни я играл в них.
Потом я снова слышу мелодию, а потом жгучую боль, потому что мой позвоночник все еще заживает. Я чувствую, что есть еще несколько ребер, которые раздробили руки Ифрита.
— Ты в порядке? — с паникой в голосе спрашивает Брауни.
Пока я борюсь с болью, мое лицо покрывается потом.
— Да — домино, — шиплю я, стараясь подумать еще о чем-нибудь кроме своей агонии.
— Хорошо, — дрожащим голосом говорит она, — при постройке ряда домино, ты должен правильно их расположить, таким образом, когда ты сбиваешь, она падает и сбивает следующую в ряду, — в спешке объясняет она.
— Да, — удалось сказать мне, чтобы она поняла, что я ее все еще слушаю.
— Не выстроив весь порядок, ты не сможешь дотянуться до последнего, последнего домино, — говорит она. — Ты это знаешь?
— Да, — понимая, о чем она говорит, отвечаю я. — Думаешь, за этим последует что-то еще? — спрашиваю я.
— Что-то большее?
— Что-то огромное. Я это знаю, Рассел, — шепчет она, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что за спиной не стоит Ифрит. Никого не увидев, она быстро продолжает: — Я никогда не думала, что буду участвовать в такой миссии — с кем-то вроде тебя, я даже не представляла себе такого как ты. Я просто Жнец — нас никогда не просили выполнять такую работу — это область Серафимов, и работа душ, которые собираются в Его присутствии.
— Тогда я должен поговорить с твоим начальством, потому что мне кажется, тебе должны заплатить за сверхурочную работу, — кисло отвечаю я.
— Нет, ты не понимаешь. Для меня это честь — большая ответственность, помочь тебе в твоей миссии. Мне просто страшно, но я знаю, что у меня очень важная роль — более важная, чем когда-то у меня была и я…., - она приглушает свои эмоции.
— А ты уверена, что я древний? Потому что я чувствую, что по сравнению с тобой, я ничего не знаю, — бормочу я, чувствуя благодарность за то, что она здесь, и одновременно, чувствуя вину за это.
— Расс, ты супер древний, — говорит она, и я практически слышу по ее тону, как она закатывает глаза. — Ты старше Джоржа Гамильтона.
— Уфф, Брауни, это отвратительно. Теперь ты высмеиваешь меня, — морща нос, говорю я, но чувствуя облегчение от того, что это существо на верху еще не избило ее умную задницу.
— Не вредничай Расс, твой возраст скорее внушает страх. Держу пари, когда ты умрешь, за тобой не придут Жнецы. Я уверена, твою душу заберет либо Главный, либо Херувимы, — говорит она, и по благоговейному тону, которым она это говорит, могу сказать, что она очень много об этом думает.
— Надеюсь, они знают, что, если придут за мной, я собираюсь получить всю информацию про карму этого Ифрита. Если они собираются оставить нас здесь, тогда, пусть лучше позволят мне совершить какую-нибудь апокалиптическую месть, — отвечаю я, пытаясь отмахнуться от того факта, что Брауни думает, что у меня какая-то святая душа. А я просто злюсь и хочу возмездия. — Пока я не получу шанс надрать ему задницу, я не хочу умирать.
— Не могу сказать, что удивлена — ты наполовину Серафим, и у тебя должны быть высокие шансы, когда черта будет пересечена, — говорит Брауни — Вы ребята, не особо хорошо сражаетесь, а если бы вы полностью эволюционировали, у меня были бы серьезные сомнения в шансах Ифрита. Я не хочу умирать. Я хочу того, что у меня пока не было возможности найти, — говорит Брауни, подтягивая колени к груди и ложа на них подбородок.
— Что? — слушая звук ее спокойного дыхания, спрашиваю я.
— Ничего, — пожимает она плечами, одаривая меня печальной улыбкой.
— Брауни, за все то время, что я тебя знаю, ты никогда мне не говорила, что ты чего-то хочешь — разве что убить Каппу. Ты не можешь оставить меня вот так, в подвешенном состоянии, — отвечаю я.
— Обещай, что не будешь смеяться, — не глядя на меня, говорит она.
— Я почти уверен, что в ближайшее время, я не смогу смеяться, — отвечаю я.
В подтверждение правдивости моего заявления, она тихо хрюкает.
— Прости, ты прав, — соглашается она.
— Чего ты хочешь? — снова спрашиваю ее я.
— Быть любимой, — словно признаваясь в преступлении говорит она.
— Зачем? — спрашиваю я, подумав о том насколько это выматывает, особенно если любить того, кто не любят тебя в ответ. Или даже если они это делают, то не любят тебя так, как ты этого хочешь, или как любишь их ты.
— Потому что я видела, что может сделать любовь — она заставляет делать то, что ты возможно никогда раньше не делал. Это делает тебя сильнее, — скромно говорит она.
— Нет, ты ошибаешься — это делает тебя слабой и уязвимой. Это делает нас всех дураками, — противоречу ей я.
— Бред, — отвечает мне она. — Это делает нас сильными. Я наблюдала за тем, как ты спускался в эту дыру, чтобы спасти Эви от Gancanagh. Не говори мне, что ты мог бы это сделать без любви.
Через меня проходит дрожь страха, когда я вспоминаю этот кошмар. Бреннус все еще там. Он все еще жаждет Рыжика. Зефир рассказал мне, что он напал на них в штабе. Мы с Брауни успели уйти на несколько миль вперед от холодных, вонючих ублюдков, но это было очень сложно. Мы заметили пару из них под Киевом, прямо перед тем, как столкнулись с Ифритом — убийцей ангелов.
— Брауни, просто, когда влюбишься, убедись, что твоя любовь будет взаимной, — советую я.
— Зачем это? — спрашивает она меня.
— Хреново, если это не взаимно, — отвечаю я, чувствуя под щекой холодную змею.
— Просто быть любимой — это уже подарок, — наивно говорит она. — Чтобы найти того, кого ты считаешь идеальным — даже если он не является таковым.
— Брауни, а что если тот, кого ты полюбишь — не полюбит тебя в ответ? — спрашиваю я. — И все, что ты говоришь этому человеку, ему совершенно не важно? И где бы он не был, он никогда не думает о тебе?
— Рассел, я знаю, что мы говорим не из личного, потому что я знаю, что она любит тебя, — отвечает Брауни. — И тебе повезло, что ты можешь любить так, как ты это делаешь. Попробуй жить без способности любить… или по крайней мере любить так, как ты это делаешь. Я знаю, что такие эмоции в большинстве своем изысканы. Я только начала любить, и это удивительно. Так же, как я люблю тебя — ты моя семья. Я сделаю все, чтобы тебя защитить, и это подарок.