Леший. Четвертые врата (СИ) - Геярова Ная. Страница 40

       – Как вы представились?

       – Кондрат Леший.

       – Кондрат, – интонация изменилась, выдавая безумную усталость. – Я хотела бы сказать вам, что это была я и визитку вам тоже я оставила. Но… я, правда, не помню. Последнее, что осталось в памяти – я покупаю газету в киоске в парке. Бабулька милая такая. Я в очередной раз посетовала, что в нашем городе не происходит ничего интересного. 

       – Бабулька в парке? Парк Новославский?

       Номин, не отвечая, кивнула.

       Кондрат подавил вздох.

       – Хорошая бабулька, – продолжала Номин. – Чаем поила – помню. А о чем говорили, не помню. Доберусь до города, съезжу к ней, разузнаю...

       – Не узнаешь. – негромко проговорил Кондрат. – Нет больше ни бабульки, ни киоска. 

       – Снесли? 

       – Сожгли.

       – Кто? – Ная распахнула разом ставшие огромными глаза. 

       Лешему захотелось передернуться, от холодящего ощущения пристального взгляда в затылок. Как будто пистолет приставила и ждет… Чего ждет?

       – Я бы тоже хотел узнать, кто и зачем, – сказал он через ком в горле, от чего голос стал сиплым. – И мне казалось, что вы знаете больше ответов. Вы фотографировали странные символы у психушки. Вы поехали в Севольное, и что-то там искали. После вашего скоропалительного отъезда, убивают старушку газетчицу, у которой находят вашу визитку. Вечером перед отъездом вы звоните Семёну Рачинскому– дежурному Первомайского ОВД, с которым вы о чем-то до этого разговаривали у отдела, и я это видел. Утром Семена убивают.

       Номин молчала. И лучше бы она сказала хоть что-то. От её молчания по коже шли мурашки. 

       Кондрат закашлялся и продолжил:

       – Вы взяли старую карту в архиве и что-то в ней увидели. Что-то, заставившее вас начать собираться домой. Однако, вы встретились с Лукишной, подругой той самой бабульки из парка. Теперь скажите мне, Номин, не слишком ли много событий произошло за последнее время вокруг вас? Во что вы влезли? 

       Девушка вжалась в сиденье и обхватила себя руками, отводя взгляд от Кондрата.

       – Я не помню… Я говорила с бабушкой… А потом пришла в себя на дороге. На пустой, темной, безлюдной дороге, – голос Номин задрожал странным пугающим холодом и отрешенностью. – Я испугалась и позвонила Еши. Это всё, что я могу вам рассказать, – она провела по глазам рукой, устало смахивая вновь накатившиеся слезы. – Вы можете меня вызвать в отдел, но и там я повторю сказанное. Я ничего не помню.

       Кондрат покосился на Номин. Раскосые зелёные глаза на бледном лице, веснушки слишком яркие для такой светлой кожи. Рыжий волос. Свой ли? Странно.

       – Номин, это ваш природный цвет волос?

       – Это так важно?

       – Это странно.

       – Да, – кивнула она. – Отец бурят. Мама русская, рыжая с зелёными глазами. Вот так и получилась я.

       – Вы необычно выглядите. Вас трудно не запомнить или с кем-то перепутать.

       Девушка невесело улыбнулась, едва растягивая губы. Немного помолчала, а потом сказала:

       – Если то, что вы говорите, правда, то я сожалею, что стала причиной ваших проблем.

       – Вы не помните, но готовы поверить, – скептически поинтересовался Леший.

       Номин на его интонацию не обратила внимания. 

       – Я журналистка, мы во многое готовы верить, – и закрыла глаза. Больше, за всю дорогу, она не сказала ни слова.

       Вскоре появилась вывеска с ценниками на марки бензина, и сразу за ним домик с парой колонок. 

       Глава 27

       Хорошая у Еши была квартира, не большая, но уютная. Одна комнатка, спальная. Зал: посреди диван, столик на котором восседал старый кинескопный телевизор, в углу компьютерный столик, на нем закрытый ноутбук, кресло плетёное с мятым пледом в углу комнаты. В другом углу, высокий цветок, упирающийся в самый потолок. Палас цветной, шторы в крупный цветок на окнах, люстра с длинными узкими хрусталиками. 

       Кухонька небольшая с угловой мебелью. Всё как в обычных квартирах, цветы на подоконнике. Единственное отличие от обычной среднестатистической квартиры, посреди стола самовар, с блестящими золотистыми боками. Электрический, но самовар. Кондрат вошёл в кухню, самовар тихо шумел, готовый вот-вот закипеть. Номин сидела в углу кухонного диванчика, прикрыв глаза. Еши рылся в холодильнике.

       – Сыр, колбаса, существенное не готовлю. Дома почти не питаюсь, – оправдываясь, сказал он, положив на стол выуженные из холодильника продукты. Взял из шкафчика досточку, ножик, начал все быстро нарезать. – Хлеба нет, старый засох.

       Леший только кивнул. Можно и без хлеба.

       – Ольга Марковна нас потеряет. Обещали в город свезти, и пропали, – Еши нарезал колбасу большими кусками.

       Кондрат, не смотря в глаза журналисту, быстро ответил:

       – Отвезём. Разберёмся во всем, тогда и отвезём. 

       – Разберёмся, – Еши положил колбасу в тарелку и принялся за сыр. – А в чем ещё разбираться? Номин вернулась…

       – Короткая у тебя память. У меня тётка в больнице, – прервал Леший. – И ворачиваться нам с ней некуда…

        Еши поставил на стол бокалы и сахар.

       – Может, не было никакого синего света? Взрыв был, так им пусть органы и разбираются. Ребят своих привлеки… а синий свет… мутно это как-то. 

       – Ребят своих? – Кондрат взял с тарелки кусок колбасы, сунул в рот. – Ребят, эт можно. Только где уверенность, что те же ребята вместе с Семёном не готовили взрыв в моей хатке? Где уверенность, что завтра эти же ребятки меня и не порешают?

       – Неужели нет проверенных, надёжных?

       Кондрат усмехнулся.

       – Семён был проверенным, надёжным, он взялся за еще один кусок колбасы. Повертел тот в руках и сунул в рот. – И свет был. Кузьма – кузнец поселковый, его видел.

       – И где сейчас Кузьма? – насмешливо поддел Еши.

       Кондрат глянул на журналиста исподлобья.

       – Синий свет, – голос Номин тихий, растянутый, прервал разговор мужчин. – Я видела синий свет…

       Еши и Кондрат уставились на девушку.

       – Когда пришла в себя, в машине, – встрепенулась девушка. В зеленых глазах заблестели темные искорки воспоминаний. – Синий свет… он удалялся к лесу. Я думала, мне показалось. Двигался рывками, то замрёт, то рванёт. Потом опустился к земле, скулил, как собака, поднялся и колыхаясь исчез в деревьях. Мне чудилось, как будто за ним стелется след. Как кровь. Потом все пропало. Исчез свет, и я позвонила Еши.

       – След, – повторил за Номин Кондрат. – След… Кровавый след. Кузьма его ранил. 

       Леший развернулся к Номин. Девушка задумчиво мешала ложечкой чай в кружке.

       – Ты ведь его искала? Это существо? Да?

       Номин пожала плечами. Взяла со стола колбасу, начала ломать кусочками и скармливать нежившейся у ног собаке.

       – Зачем ты фотографировала у больницы? Что за цифры это были?

       – Даже если я что-то и фотографировала, рассказать об этом не смогу, – пожала плечами девушка. – Пока вас ждала, смотрела кадры на фотоаппарате. Пусто. Ни одного. А я… – она посмотрела на Еши. – Я, правда, ничего не помню.

       – Нужно сходить к больнице. Узнать, кто это пишет и зачем. И как синий свет с ним связан.

       – Уверен, что связан? – спросил Еши.

       – Уверен, – потянулся Кондрат и встал. – Слишком часто они переплетаются. Вы отдыхайте, я схожу.

       Майор взял кружку, одним глотком выпил чай, сунул в рот кусок колбасы и вышел в прихожую.

***

       Тайру можно было оставить с Еши и Номин. Но идти одному к собственному дому, страшно. Всё же, журналиста, брать с собой Кондрат отказался, Номин нужно было отдохнуть, а оставаться одна она не желала. Губы девушки побледнели и начали дрожать при одном упоминании того, что журналист хотел бы отправиться с майором. Потому Леший, недолго думая, отправился один, вернее с Тайрой.