Серп (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 43

• • • • • • • • • • • • • • •

Дела Грозового Облака — не мои дела. Его цель — поддерживать человечество. Моя — формировать его. Грозоблако — это корень, а я — ножницы. Я обрезаю ветви, придавая дереву красивую форму и сохраняя его жизнеспособным. Мы оба нужны. И мы взаимоисключаемы.

Я не скучаю по так называемым отношениям с Грозовым Облаком, и серпы-юниоры, на которых я привык смотреть как на своих апостолов, тоже. Отсутствие незваных вторжений Грозоблака в нашу жизнь — это благословение, поскольку оно позволяет нам жить без страховочной сетки. Без подпорки высшей власти. Я сам наивысшая власть из всех, мне известных, и мне это нравится.

Что же до моих методов прополки, к которым по временам присматриваются слишком пристально, могу сказать лишь одно: разве работа садовника не состоит в том, чтобы обрезать как можно больше ветвей? И не следует ли в первую очередь убирать те, что вытянулись слишком высоко?

— Из дневника почтенного серпа Годдарда

23

Вниз по виртуальной кроличьей норе

В нескольких шагах по коридору от комнаты Цитры располагался кабинет. Здесь тоже были окна с нескольких сторон, и, как и во всем, что касалось серпа Кюри, в кабинете царил идеальный порядок. Тут имелся компьютерный интерфейс, которым Цитра пользовалась в учебных целях. В отличие от Фарадея, серп Кюри не чуралась цифровых технологий, когда дело касалось учебы. Будучи подмастерьем серпа, Цитра имела доступ к информации и базам данных, к которым большинство людей не допускалось. Это был так называемый «задний мозг» — массив сырых, необработанных данных, хранящихся в памяти Грозового Облака и не предназначенных для того, чтобы с ними работали люди.

Раньше, до начала ученичества, когда Цитра искала что-то в Грозоблаке, оно вечно лезло с назойливыми вопросами вроде «Я вижу, вы ищете подарок. Можно спросить, для кого? Возможно, я помогу вам найти что-то подходящее». Иногда Цитра принимала помощь Облака, иногда ей нравилось делать работу самой. Но с тех пор как она стала подмастерьем серпа, Грозоблако хранило вселяющее беспокойство молчание. Как будто оно всего лишь хранилище данных, и на этом все.

— Придется привыкать, — сказал Цитре серп Фарадей еще в начале обучения. — Серпы не имеют права разговаривать с Великим Облаком, а оно не имеет права разговаривать с нами. Но со временем ты научишься ценить молчание и самодостаточность, которую обеспечивает отсутствие Облака.

Теперь как никогда Цитре не хватало руководства со стороны искусственного интеллекта Грозоблака. Просматривая файлы данных, она пришла к выводу, что всемирная система общественных камер наблюдения, похоже, нарочно придумана для того, чтобы помешать ее усилиям. Отследить передвижения серпа Фарадея в его последний день оказалось гораздо труднее, чем ей представлялось. Видеозаписи в «заднем мозге» были организованы не по камерам и даже не по местам их размещения, а концептуально. Например, сходные дорожные ситуации, сложившиеся в разных концах света, объединялись в один стрим. Видеоклипы людей с одинаковой походкой — в другой. Единая цепь ассоциаций связывала изображения закатов — каждый последующий прекраснее предыдущего, — запечатленных уличными камерами. Цифровая память Грозоблака, поняла Цитра, имела строение, сходное с биологическим мозгом. Каждый кадр был связан с сотней других по различным параметрам, а это означало, что стоило Цитре пойти по какой-либо цепи — и она падала в кроличью нору виртуальных нейронов. Все равно что пытаться прочесть чьи-нибудь мысли, рассекая кору головного мозга. Просто безумие.

Орден серпов, как было известно Цитре, разработал собственный алгоритм для поиска в не поддающемся систематизации содержимом «заднего мозга», но спросить серпа Кюри, не вызвав подозрений, девушка не могла. Наставница уже доказала, что видит насквозь любую ложь, так что лучше не ставить себя в положение, при котором неизбежно придется врать.

Поиск, начавшийся как проект, быстро превратился в вызов, а теперь перешел в одержимость. Каждый день Цитра скрытно проводила час-два в попытках найти видеозаписи последних передвижений серпа Фарадея, но безрезультатно.

Интересно, думала она, Грозоблако — оно хотя и молчит, но ведь наверняка же наблюдает за ее потугами? «Как тебе не ай-яй-яй ковыряться в моем мозгу! — виртуально подмигнув, укорило бы оно, если бы имело право говорить. — Какая нехорошая девочка!»

И вдруг по прошествии многих недель на Цитру снизошло озарение. Если всё, загруженное в Грозоблако, хранится в «заднем мозге», тогда там есть не только публичные, но и персональные записи! Она не может залезть в чужие личные данные, но все, что загрузит сама, будет для нее доступно. А значит, она может задать поиск по собственным данным…

— Нет такого правила, которое запрещало бы ученику серпа посещать своих родственников!

Цитра выпалила это однажды за ужином, без предупреждения и без предварительной подводки. В том-то и состоял ее замысел — огорошить наставницу. Судя по количеству времени, которое понадобилось серпу Кюри, чтобы ответить, прием сработал. Прежде чем заговорить, наставница проглотила две ложки супа.

— Такова всеобщая практика, и, надо признать, разумная.

— Это жестоко!

— Но ведь ты уже один раз ходила на свадьбу?

Цитра удивилась, откуда ей это известно, но не позволила выбить себя из колеи.

— Через несколько месяцев я, возможно, умру. Думаю, у меня есть право до тех пор навестить родных пару раз.

Серп Кюри проглотила еще две ложки.

— Я подумаю, — наконец сказала она.

В конце концов она согласилась — как и предвидела Цитра. Серп Кюри была человеком справедливым. И Цитра не лгала — девушка действительно хотела повидаться с родными, так что наставница не могла уличить ее во лжи. Нельзя же, в самом деле, увидеть по глазам то, чего в них нет! Хотя, конечно, свидание с близкими было не единственной целью поездки домой.

Они с серпом Кюри шли по родной улице Цитры. Здесь все оставалось прежним и одновременно радикально изменилось. Девушкой овладела неясная тоска, но она не смогла бы сказать, по чему томится. К ней пришло внезапное ощущение, что она идет не по знакомой улице, а по чужой стране, в которой люди разговаривают на неизвестном языке. В лифте, поднявшем их на этаж, где находилась квартира родителей Цитры, с ними ехала пухлая дама с еще более пухлой собачкой. От ужаса она впала в ступор. Дама, разумеется, не собачка, — той было все до лампочки. Даму звали миссис Йельтнер. Еще когда Цитра жила дома, миссис Йельтнер настроила свой липидный индекс на «стройность». Но, по-видимому, в борьбе нанитов со склонностью к обжорству побеждало последнее, потому что выпуклости у миссис Йельтнер находились во всех тех местах, где им быть не полагалось.

— Здравствуйте, миссис Йельтнер, — сказала Цитра и ощутила укол вины за то, что ее развеселил едва прикрытый страх попутчицы.

— К-к-какая п-приятная встреча, — промямлила та, явно не припоминая имени Цитры. — Кажется, на твоем этаже в этом году уже кого-то выпололи? По-моему, правила не разрешают производить прополку в одном доме так скоро…

— Разрешают, — заверила ее Цитра. — Но мы здесь сегодня не для этого.

— Хотя, — добавила серп Кюри, — все возможно…

Когда лифт остановился на этаже миссис Йельтнер, бедная женщина так торопилась убраться из кабинки, что едва не брякнулась на пол, споткнувшись о собственную собаку.

Было воскресенье. Родители и братишка ждали Цитру. Ее визит не был для них сюрпризом, и все же на лице отца, открывшего дверь, нарисовалось удивление.

— Привет, папа! — сказала Цитра. Отец обнял ее. Объятие было теплым, но тем не менее в нем ощущалась некоторая принужденность.

— Мы соскучились по тебе, солнышко, — проговорила мать, в свою очередь обнимая дочку. Бен держался в сторонке и лишь пялился на незнакомую женщину-серпа.