Серп (ЛП) - Шустерман Нил. Страница 69

Цитра подняла его ногу, перевязала, а затем уселась на пол рядом с диваном.

— Неужели тебя так возмутил мой уход, что ты решила отомстить, нанеся мне увечье? — спросил Фарадей лишь наполовину в шутку. — По-твоему, я должен был действительно выполоть себя, вместо того чтобы потихонечку исчезнуть?

— Я не знала, что это вы, — ответила Цитра. — Я думала, это кто-то другой. Некий Джеральд Ван Дер Ганс…

— Это имя мне дали при рождении, — объяснил он. — Став серпом, я сменил его на Майкла Фарадея. В любом случае, это не объясняет твоего присутствия здесь. Ведь я освободил вас — и тебя, и Роуэна! С помощью фальшивой самопрополки я прекратил ваше ученичество. Вы оба должны были вернуться к своей прежней жизни и забыть, что я вырвал вас из нее. Так почему же ты здесь?

— Как, вы ничего не знаете?!

Он немного приподнялся, чтобы лучше видеть ее.

— Не знаю чего?

И Цитра рассказала ему все: как вместо того, чтобы освободиться, она и Роуэн угодили в ученики соответственно к серпу Кюри и серпу Годдарду; как Ксенократ попытался повесить на Цитру убийство Фарадея и как серп Кюри помогла ей бежать. Фарадей слушал ее, прижав ладони к глазам.

— Подумать только, там происходило такое, а я тут жил себе и в ус не дул!

— Да как вы могли этого не знать?! — удивилась Цитра. Она пребывала в убеждении, что учитель знал всегда и все, даже то, о чем знать не мог.

Серп Фарадей вздохнул.

— Мари… то есть серп Кюри — единственная из всего Ордена, кто знает, что я по-прежнему жив. Я скрылся со всех радаров. Войти со мной в контакт можно, только встретившись лично. Вот почему она послала тебя сюда. Ты одновременно и вестник, и весть.

Наступило неловкое молчание. С моря доносились раскаты грома, теперь намного ближе. Молнии засверкали ярче.

— Это правда, что ради нее вы умерли семь раз? — спросила Цитра.

Он кивнул:

— И она умерла ради меня. Она рассказала, да? Что ж, это было очень, очень давно…

Снаружи наконец полил дождь, то припуская сильнее, то затихая.

— Люблю здешние ливни, — проговорил Фарадей. — Они напоминают, что некоторые силы природы нельзя обуздать до конца. Они вечны — а это гораздо лучше, чем быть просто бессмертными.

Они сидели, прислушиваясь к успокоительной беспорядочности дождя, пока вконец измотанную Цитру не начало клонить ко сну. Ей даже думать стало трудно.

— И что теперь? — спросила она.

— Да ничего. Я буду выздоравливать, ты — отдыхать. Все прочее оставим на потом. Твоя спальня, — он указал пальцем, — вон там. От тебя требуется беспробудно спать всю ночь, а наутро отбарабанить весь список ядов в порядке убывания или возрастания токсичности.

— Ядов?

Несмотря на боль и туман в мыслях, серп Фарадей улыбнулся:

— Да, ядов! Ты моя ученица или кто?

Цитра не могла не улыбнуться ему в ответ.

— Да, Ваша честь!

• • • • • • • • • • • • • • •

Чем дольше мы живем, тем быстрее летят дни. А когда мы живем вечно, они так и мелькают. Кажется, будто год длится всего несколько недель. Десятилетия уходят, не отмеченные никакими вехами. Мы вязнем в рутине повседневности, пока вдруг не посмотрим на себя в зеркало и не увидим едва знакомое лицо, умоляющее нас повернуть за угол и снова стать молодым.

Но становимся ли мы действительно молодыми, заворачивая за угол?

У нас те же воспоминания, те же привычки, те же нереализованные мечты. Наши тела, возможно, становятся подвижнее и гибче, но ради какой цели? К какому концу мы идем? Нет конца. Нет цели.

Я глубоко убеждена: смертные боролись за исполнение своих замыслов с большей страстью, потому что время играло для них колоссальную роль. А мы… Мы гораздо лучше умеем откладывать дела на потом, чем наши смертные предки. Потому что смерть нынче стала не правилом, а исключением.

Стагнация, которую я столь ревностно выпалываю, все больше и больше становится похожа на эпидемию. Случаются дни, когда мне кажется, будто я веду заведомо проигранную битву против старозаветного апокалипсиса живых мертвецов.

— Из дневника почтенного серпа Кюри

34

Это будет очень больно

Зима неотвратимо приближалась. Поначалу Роуэн вел счет жизням, которые временно обрывал, но потом сбился. По дюжине в день, неделя за неделей, месяц за месяцем — все эти смерти смешались в одну кучу. За восемь месяцев, проведенных под крылом серпа Годдарда, он положил конец более чем двум тысячам жизней. Как правило, это были одни и те же люди, умиравшие снова, и снова, и снова. Он часто задавался вопросом, каковы их чувства. Ненавидят ли они его или просто относятся ко всему этому как к самой что ни на есть обычной работе? Иногда им ставили задачу убегать или даже оказывать сопротивление. Большинство не было на это способно, но некоторые явно поднаторели в боевых искусствах. Случалось, что «объектам» давали оружие. Роуэн не раз получал колотые, резаные и огнестрельные раны, но не настолько серьезные, чтобы потребовалось оживление. Постепенно он превратился в чрезвычайно умелого убийцу.

— Ты делаешь успехи, превосходящие мои самые смелые ожидания! — хвалил его Годдард. — Я видел в тебе искру, но даже не мечтал, что она разгорится в адское пламя!

И — да, придется признать — Роуэн наслаждался такой жизнью, как и предрекал серп Годдард. И ненавидел себя за это, как предсказывал серп Вольта.

— С нетерпением жду, когда тебя посвятят в серпы, — сказал ему Вольта однажды во время вечернего урока. — Может, мы с тобой тогда отколемся от Годдарда. Будем полоть, когда захотим и как захотим…

Но Роуэн понимал: у Вольты никогда не достанет сил преодолеть притяжение Годдарда.

— Это если предположить, что выберут меня, а не Цитру, — указал Роуэн.

— Цитра пропала, — напомнил Вольта. — О ней уже несколько месяцев ни слуху ни духу. Если она вдруг покажется на конклаве, аттестационная комиссия припомнит ей, что она где-то шлялась столько времени. Все, что от тебя требуется, — это успешно пройти финальный тест, и опля — ты серп.

Как раз этого Роуэн и боялся больше всего.

Новость об исчезновении Цитры просочилась к Роуэну по неофициальным каналам. Всей истории он не знал. Ксенократ в чем-то обвинил ее. Дисциплинарная комиссия созвала срочное собрание, на котором выступила серп Кюри и очистила имя своей ученицы от всех подозрений. По-видимому, обвинения были инспирированы Годдардом, потому что он вышел из себя, узнав, что Цитра бесследно исчезла (похоже, даже сама Кюри не имела понятия, где обретается ее подмастерье), и разъярился окончательно, когда комиссия оправдала ее.

На следующий же день Годдард, не помня себя от ярости, устроил массовую прополку. Он обрушил свой гнев на толпу, веселящуюся на осенней ярмарке, и в этот раз Роуэну не удалось спасти ни одного человека — Годдард не отпускал его от себя, используя в качестве оруженосца. Серп Хомски с помощью своего огнемета поджег кукурузный лабиринт, выкуривая оттуда посетителей. Спасшихся от пламени одного за другим приканчивали остальные серпы.

Правда, серп Вольта после этого дня впал в немилость. Он закачал в горящий лабиринт целый баллон ядовитого газа. Очень эффективная акция, но тем самым он украл у Годдарда и его присных большую часть добычи.

Вольта признался Роуэну, что сделал это из человечности:

— Лучше умереть от газа, чем от огня.

Помолчав, он добавил:

— Или чем отправиться в мир иной в тот самый момент, когда думаешь, что спасся из горящего лабиринта.

Возможно, Роуэн недооценивал Вольту — похоже, он все-таки способен сбежать от Годдарда, но не станет ничего предпринимать без Роуэна. Еще один аргумент за то, чтобы получить кольцо серпа.

К концу этого ужасного дня все они полностью исчерпали свои квоты, но испытываемая Годдардом жажда крови, похоже, осталась неудовлетворенной. Он яростно обличал систему, пусть только перед собственными апостолами, и призывал тот день, когда серпы не будут ограничены никакими квотами.