Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - Фрай Макс. Страница 4

Он читал все то же (или почти все то же), что и мы, язык его чтения – русский, следовательно, либо русская проза, либо переводы. Он вырос на тех же сказках в тех же изданиях, на которых выросли мы.

То есть, по сути, «такие, как я» – это все. Любой читатель, взявший в руки этот сборник эссе о читателях, авторах, книгах и литературе вообще, написанный одним из самых страстных читателей на свете. Написанный почти на бегу, урывками, по случаю. Я лично очень легко могу себе представить эти статьи как записи на автоответчике из «Энциклопедии мифов». Надиктовал и дальше помчался.

А теперь минуту внимания. Речь идет о выдуманном персонаже. Выдуманном авторе. Который адресует книгу таким, как он. И много в этом мире наберется таких, как он?

То есть книга, обращенная ко всем, не может быть отдана никому, если точно следовать инструкции. Нет больше таких, как он, выдуманный писатель Персуорден покончил с собой в третьей книге «Александрийского Квартета», хотя вот он бы, мне кажется, оценил красоту этой ленты Мебиуса.

У этой ленты есть еще один виток. Я почти уверен, что автор и создатель сэра Макса либо не знает об этом витке сам, либо прочно о нем забыл.

Еще одна цитата, из «Лекций по русской литературе» Набокова.

Идеальный читатель.

«Он не принадлежит ни к одной определенной нации или классу. Ни один общественный надзиратель или клуб библиофилов не может распоряжаться его душой. Его литературные вкусы не продиктованы теми юношескими чувствами, которые заставляют рядового читателя отождествлять себя с тем или иным персонажем и «пропускать описания». Чуткий, заслуживающий восхищения читатель отождествляет себя не с девушкой или юношей в книге, а с тем, кто задумал и сочинил ее. <…> Ему нравится книга не потому, что она помогает ему обрести «связь с обществом» <…>, а потому, что он впитывает и воспринимает каждую деталь текста, восхищается тем, чем хотел поразить его автор, сияет от изумительных образов, созданных сочинителем, магом, кудесником, художником. Воистину лучший герой, которого создает великий художник – это его читатель».

А раз так, то мы и есть эти самые персонажи, все, кто страстно и запойно читает книги, потому что если каждая очень хорошая книга, гремя своими мешками с костями, в итоге создает хотя бы одного «лучшего героя» книги, читателя этой самой книги, то «для таких, как я» – это как раз для нас.

«Нам-то еще ничего, жить можно. Вот те, которые не придуманные… Тыщу лет на складу пылятся…» – говорит Додо в спектакле по «Алисе в Стране чудес», два виниловых диска моего детства, не слышал их уже лет двадцать, помню каждую интонацию.

Это про нас. Для нас. И ради нас. Уже придуманных.

Знаете, я недавно, пытаясь рассказать о том, что такое человек и зачем он вообще именно такой, какой есть, сказал: «Есть нравственный закон внутри нас и звездная бездна над нами, казалось бы, что в них общего. У них есть связь. Зависимости нет. А связь – есть. И связь эта – человек».

Человек – это такое удивительное промежуточное звено, которому для получения смысла жизни необходимо заглядывать в бездну, которой, в свою очередь, чтобы обрести смысл, нужно иметь наблюдателя, – впитывающего, воспринимающего, восхищенного, сияющего, выдуманного этой бездной и выдумавшего ее самое.

А автору я задал только один вопрос, но очень важный.

Скажи, что для тебя есть идеальный читатель?

М.Ф.: Правда, по моему опыту, всегда сумма разных утверждений, иногда противоречивых. Хотя лично мне хотелось бы, чтобы было как-нибудь попроще.

Поэтому вот тебе краткий перечень ответов на твой вопрос:

– Идеального читателя, конечно же, не существует, хотя бы уже потому, что реальность, в рамках которой мы все сейчас живем (и, в частности, происходит этот разговор), совершенно не приспособлена для чего-либо идеального. И с чего бы читателю быть исключением.

– Идеальный читатель – это просто читатель, который умеет читать. Я сейчас не о какой-то выдающейся способности хитроумно проникать в потаенные глубины авторского замысла, а о простом умении складывать из букв слова. Сложил из «ж», «о», «п», «а» слово «жопа», а не, к примеру, «вечность» – вот и молодец. Прочитал, что написано!

– Идеальный читатель – это, конечно же, тот читатель, чья жизнь изменилась от прочитанного. Неважно, как именно, неважно, до какой степени. Если читатель прочитал про яблочный пирог и пошел его печь, это тоже годится. Просто в такие моменты (то есть, когда под влиянием текста совершаются поступки) строятся мосты между несбывшимся и сбывшимся. А иногда даже между невозможным и произошедшим, всякое бывает.

А литература (по крайней мере, та ее часть, которая интересует меня) – для этого.

– Когда речь заходит о читателях, я всегда первым делом вспоминаю драму «Враги» Яромира Хладика. Ну, то есть, строго говоря, не саму драму, а рассказ Борхеса «Тайное чудо», персонаж которого, приговоренный к расстрелу, сокрушается, что не дописал еще два акта драмы «Враги», просит у Бога год, чтобы закончить работу, и получает его. Расстрел при этом не откладывают, просто последняя секунда жизни в восприятии Хладика растягивается на год, и автор волен сколько угодно дописывать, переделывать и править свой текст. «Он трудился не для потомства, даже не для Бога, чьи литературные вкусы были ему неведомы. Неподвижный, затаившийся, он прилежно строил свой незримый совершенный лабиринт», – пишет Борхес.

Так вот, мой идеальный читатель – тот, кто понимает, зачем Яромир Хладик дописывал и доводил до совершенства эту свою чертову пьесу.

– Еще мой идеальный читатель – тот Бог (та версия Бога), к которому можно обратиться с такой вот дурацкой просьбой и получить согласие.

– Борхес, кстати, тоже мой идеальный читатель. И не только потому, что умер задолго до того, как мне пришло в голову что-то написать. Хотя это, безусловно, прибавляет ему очков.

– Но гораздо важнее, что я его люблю. Мой идеальный читатель – каждый, кого я люблю. Не обязательно всю жизнь, можно всего пять секунд. Любовь всяко вне времени и измеряется точно не им.

– …У моего идеального читателя карие глаза, коротко стриженные темно-русые волосы с проблесками ранней седины, рост 178 см., вес 71 кг. Ему тридцать четыре года и восемь месяцев. Он живет в Мичигане.

Ясно, что это описание может быть заменено любым другим без какого-либо ущерба для смысла сказанного.

– Потому что идеального читателя, как уже было сказано, не существует.

– Но это совершенно не мешает ему быть.

Чашка четвертая

«Власть несбывшегося»

Прежде всего, обе книги под этим заголовком – «Возвращение Угурбадо» и «Гугландские топи» – о смерти. Вернее, даже не так: об умирании. Смерть как таковая – не самая худшая штука, а вот умирание как процесс не обрадует никого. Особенно от таких вещей, которые приходят в этих книгах в виде смерти.

Герои этих книг теряют тело. И те, кто попал под действие эпидемии, и Теххи, и даже теплая компания вампиров, засевшая на задворках каторжной тюрьмы: совершенно понятно, что их тело – скорее видимость, чем настоящая плоть, они действуют сознанием куда более внятно, чем физикой.