Осень и Ветер (СИ) - Субботина Айя. Страница 63

Я сжимаю пальцы в кулаки, потому что это единственный способ не натворить глупостей. Чувствую себя импульсивным мальчишкой, у которого терпения — бесконечно, помноженная на ноль.

— Спасибо за то, что освободил. — Ева осторожно, едва касаясь, целует правый уголок моего рта, и я непроизвольно вздрагиваю, чувствуя себе заклейменной собственностью. — Спасибо за то, что был таким невыносимым упрямцем. — И еще один поцелуй, от которого мое терпение трещит по швам. — Спасибо за Хабиби, Ветер. Спасибо за меня.

Она разглаживает пальцами морщинки в уголках моих глаз, и я теряю себя.

Садиров не умеет любить так, как любит Ветер, а Ветер не умеет любить так, как Садиров. Но толстая стена между этими двумя непримиримыми соперниками валится под натиском любви единственной женщины в мире, которой я согласен разрешать укладывать себя на лопатки всегда, когда ей того захочется.

Ее горячий жадный поцелуй склеивает то, что было разделено.

Я терпел слишком долго, каждый день укладываясь в пустую холодную постель, зная, что рядом, под одной крышей засыпает женщина, которая может сделать меня счастливым, часы с которой подарят наслаждение и хотя бы ненадолго усыпят моих демонов. И теперь, когда она всецело в моих руках, мне с садистским удовольствием хочется еще немного оттянуть момент удовольствия.

Зарываюсь пальцами в ее волосы, приподнимаюсь, усаживая прямо на клавиши. Ноты вздыхают вместе с ней, словно знают, пытаются озвучить странную мелодию наших мыслей. Уверен, мы оба достаточно откровенны в своих фантазиях, чтобы не оглядываться на приличия и мораль. Ее светлые пряди между моими пальцами словно подсвечены лунным светом: мерцают, манят сжать их сильнее, заявить свое право на владение и покорить эту женщину, чтобы она была моей — всегда моей, до самого конца, будет ли он скорым или нет.

Ева стонет мне в поцелуй, раскидывает ноги, обнимая меня за бедра, и недвусмысленно толкается навстречу. С трудом понимаю, что кое-как, но все же справляюсь с ремнем и дурацкими пуговицами высокой талии брюк. Осень чуть не рвет рубашку с моих плеч, царапает и жадно кусает, заставляя меня прижимать ее голову еще крепче.

«Да, детка, сделай мне больно, оживи новыми чувствами, соверши надо мной ритуал очищения собой…»

В порядке ли я со своей головой? Точно нет.

Одежды на ней немного, но и снять грацию занимает время. Время, которое Ева проводит за тем, что превращает мою кожу в полигон для своей страсти. Кажется, на мне уже места живого нет ни на груди, ни на спине. Боль немного отрезвляет, но еще больше пьянит, потому что я знаю, что будет дальше. Приходиться оторвать от себя мою ненасытную женщину, обхватить ее скулы пальцами и сказать прямо в припухшие от поцелуев губы:

— Совсем голодная, детка?

— Да, да… — бесхитростно откликается она, развратно потираясь об меня влажной развилкой между ног.

Только у Евы получается одновременно выглядеть и порочной дьяволицей, и невинным ангелом, чьи волосы у меня в кулаке дают неограниченную власть. Знаю, что если захочу — Ева сделает со мной все, что угодно, поднимет за облака, уронит — и поймает у самой земли, чтобы поднять снова.

Мы стонем в унисон нашим одним на двоих не озвученным потребностям. И я теряюсь в ее глазах снова и снова, пока ее пальцы жестко поглаживают мою твердость. Хотеть женщину больше просто невозможно, и я знаю, что это только начало, потому что мы не сможем остановиться, пока в теле останется хоть капля сил, чтобы продолжить.

Мои губы на твердых вершинах ее сосков извлекают из Евы новые звуки, от которых тело предательски дрожит. Она тянет меня за волосы, давая понять, что хочет, чтобы я стоял на коленях. Открытая, откровенная, бесстыжая. Моя.

Я опускаюсь между ее разведенными ногами, запрокидывая дну так, чтобы пятка упиралась мне в плечо. Аромат ее желания и попытки свести колени — гремучая смесь для моего терпения. Языком касаюсь комочка плоти, и Ева громко стонет, запрокидывая голову, едва не падая на спину. Она дышит так громко и часто, что плоский живот под моей ладонью пульсирует, словно заведенный странным часовым механизмом.

Я не любитель подобных развлечений, но ее бессвязный шепот и попытки убежать от удовольствия заводят, прицельно бьют по нервам, где каждый толчок отражается болезненной пульсацией внизу живота.

Она такая отзывчивая, такая настоящая, когда я, словно голодный, отчаянно посасываю ее, прикусываю в звериной жажде выудить из своей женщины еще немного звуков. Она кричит, бьется в судорогах ровно в так движениям моего языка и в это мгновение я чувствую, что готов взорваться следом.

Я встаю, чтобы полюбоваться на ее покорность и мурашки по всему телу, а в голове волнующе грохочет только одна мысль — хочу быть в ней. Без всяких компромиссов хочу владеть ее безоговорочно.

Одного глубокого толчка внутрь ее достаточно, чтобы все предохранители вышли из строя. Я должен быть нежнее, осторожнее и мягче, но это совсем не то, чего я хочу. Потому что каждый удар бедрами приносит крышесносное удовольствие, которого в моей жизни не было давным-давно, и которое отныне будет только с этой женщиной. Я растворяюсь в ней весь, позволяю проникнуть себе под кожу, в кровь, в мысли, душу и сердце. Осень наполняет меня, цепляясь к клеткам крови, которые переносят кислород. Она и есть мой кислород, мой воздух. Без нее теперь никак.

Наши теля соединяются в сумасшедшем ритме, под россыпь бессвязных всхлипов клавиш. Горячо и влажно, бесконечно целомудренно и похотливо.

И когда ночь начинает ронять на землю звезды, я понимаю, что, наконец, стал самим собой. Без компромиссов и договоров.

— Привет, Ветер, — расслабленно шепчет моя Осень, когда мы немного успокаиваемся, жадно глотая отголоски удовольствия друг друга короткими сладкими поцелуями.

— Давно не виделись, детка, — отвечаю я.

[1] Здесь играет A Time For Us композитора Nino Rota, из фильма «Ромео и Джульетта».

Глава сорок третья: Осень

День по-настоящему теплый. Ноябрь, а солнце словно раздумало сдаваться весне и сделало контрнаступление. По такому случаю я даже разрешила вынести кресла из ротанга и пледы на летнюю площадку кафе и теперь там забито все до отказа. Прохожу мимо столика, за которым сидит компания женщин средних лет: они у меня частые гости. Собираются просто чтобы посплетничать за чашкой лавандового чая и кексами. Мои официанты уже знают, что для этих красоток у нас действует негласная скидка, просто потому, что мне хочется, чтобы болтушки и дальше скрашивали своим присутствием «Шепот Ветра».

Не все в этой жизни измеряется деньгами, тем более — радость от того, что созданное тобой место, становится родным и для других людей тоже.

Какая самая лучшая вещь на свете? Самая идеальная, остро-сладкая и безупречная? Просыпаться в объятиях мужчины, который поднял к звездам, а потом мягко, на руках, снес обратно на грешную землю. Просыпаться от того, что тепло его тела согревает сильнее одеяла, а дыхание щекочет висок.

Я невольно вздрагиваю, когда одна из женщин за столом смотрит на меня с прищуром. Знаю, что улыбаюсь, как дурочка, но все равно трогаю губы пальцами, по привычке. Припухли, болят, а на подбородке снова замазанное тональным кремом натертое бородкой Наиля пятно. Есть вещи, которые никогда не изменятся, даже если жизнь сама диктует временную паузу между ними.

Можно ли быть счастливее, чем я сейчас? Наверняка я еще множество раз задам себе этот вопрос, искренне веря, что можно, а мой Сумасшедший Ветер сделает все, чтобы новый день подарил новую порцию тепла.

Я присаживаюсь за стол, накрываю ноги пледом и заглядываю в телефон. «Ты же реальная, Осень? Встретишь меня вечером?» — пишет мой Ветер. И я пишу в ответ: «Я реальнее всего, что было в твоей жизни».

Вы даже не будем пытаться перестать писать друг другу такие сообщения, потому что они — часть нас самих, безусловная величина наших отношений. И ни один и нас не хочет ее менять или подводить под банальный знаменатель. Уверена, что Ветер придумает тысячу способов, как спросить, что привезти к ужину, а я найду столько же нетривиальных слов, чтобы ему ответить.