Черный Король (СИ) - "Demon Karol". Страница 6
Теперь Учинни проводила много времени в церкви и являлась самой прилежной ученицей на субботних занятиях, но память о происходившем во время болезни не покидала ее, терзая и пожирая изнутри темным пламенем.
А тот манил отправиться вновь в склеп и все дальше от школы святого Франциска. Каждый день шептали деревья по ночам, каждый раз в стенах слышались скрипы. Они манили и напоминали укусы боли и сладостные прикосновения ледяного холода, который завладевал девочкой порой даже на занятиях.
Так прошла вся осень, и когда зима возвестила о себе промозглым сырым ветром, что пробирал до костей и выдувал последнее тепло, Анна не выдержала. Ей больше не помогали многочасовые молитвы и благочестивые беседы со священником, ибо даже в церквушке из углов вылезали густые чернильные тени, обращаясь тянущимися к мальчику щупальцами.
И воскресным днем, которого с радостным нетерпением ожидала вся школа, Учинни, закутавшись плотнее в новое теплое пальто, только что присланное из дома, побрела к заброшенной церкви. Размоченная затяжными дождями глинистая земля холма липла к толстым подошвам зимних башмаков, будто не хотела пустить девочку в безумное приключение. Но Анна упрямо шла, с трудом делая каждый шаг, будто отвоевывая свое право на гибель.
Церковь встретила ее мрачностью и тем же темно-зеленым плющом, что и ранней осенью, только сейчас она не казалась красивой – только мрачной и раздраженной.
Чуть передохнув, Анна пошла к памятному склепу. Но теперь, будто нарочно, ничто не цеплялось и не мешало, даже подталкивало. Мощеная дорожка сама ложилась под ноги и не вертелась по кладбищу, как раньше, а прямиком вывела к покореженной двери, продолжавшей цепляться за камень склепа и землю.
Девочка проглотила комок в горле и аккуратно заглянула в щель. Она уже не была той восторженной, не знавшей в жизни горя ученицей, самым суровым наказанием для которой была порка да жесткий распорядок дня. Три осенних месяца иссушили веселость и доверчивость, оставив лишь щепки страха, готовые превратиться в огонь ужаса или мужества. Сказка больше не манила. Она страшила, но жить в состоянии неизбывного ужаса Анна больше не могла, и поэтому, поколебавшись еще несколько минут, она опустилась на колени и проползла внутрь склепа.
Там ее встретила тишина, пустота, запустение и тлен – также как и в прошлый раз.
– Эй! – дрожащий слабый голос утонул в толстом слое пыли и паутины, что еще плотнее окутала все стены. – Выходите! Я знаю, вы тут!
– Тут, – зашептались тихие голоса, которые ползли из-под земли. – Ближе, – попросили они ласково, а ветер зашипел и захлопнул тяжелую дверь склепа внезапно, погружая все во тьму. Девочке некуда было бежать из старой ямы, и ее лодыжки уже гладило ледяными прикосновениями, а по спине проходился холод, который пах так, словно что-то прогнило и постепенно разложилось.
И чем дольше находилась Анна в склепе, тем сильнее был жуткий и одуряющий аромат, который словно пропитывал одежду, пытался добраться до кожи. А потом девочку обняли и потянули куда-то к стене и даже за нее, касаясь чем-то склизким и отвратительным.
Поглощенная животным ужасом, Анна поначалу пыталась вырываться и бежать, но ей не дали даже добраться до ступенек, не то что дотронуться до двери. Спеленатая холодом, Учинни бесполезно дергалась, затягивая пленяющую сеть все туже и туже, пока, наконец, ее не выбросило в каком-то странном месте. Дрожащая девочка поднялась с колен и огляделась.
Ее окружала тьма, которая манила к себе прикоснуться. Но не так, как бывает в кошмаре, когда ты не можешь выбирать, а так, словно источала гнусное, отвратительное подчинение себе и влекла стать жертвой, мухой, которая бьется в паутине, но постепенно теряет всякие силы.
Сейчас ее липкие руки обматывали беззащитную Учинни, делая беспомощным и жалким отпрыском людского рода.
– Глазами моими видеть будешь, – голос, раздавшийся на ухо, был безэмоциональным и ледяным.
Вспотевшая от страха девочка дернулась прочь, падая во все большую панику.
– Что вам от меня нужно? – вырвавшийся из горла вопль, полный ужаса, казалось, мог растрогать кого угодно.
– Тише, – успокоил голос, продолжая связывать по рукам и ногам невольную жертву. Ее потянуло вверх, подвешивая на одной ниточке, как личинку. – Не следует так громко кричать. Мне это совершенно не нравится.
– Отпусти меня! – Анна продолжала дергаться изо всех сил. В ней не было понимания происходящего, а любая ситуация, которую люди не могут воспринять, всегда приводит к ужасу и безумию.
Лишь стойкие духом и гибкие разумом могут не впасть в панику, попав в лапы к неведомому. А Анна была всего лишь подростком, измученным постоянным страхом, проникавшим в ее сознание даже под сенью святого храма и показывающим, что до нее нет дела никому, – даже Господу, который должен быть милосердным к своим детям, а на самом деле оставляет их на произвол судьбы именно тогда, когда его помощь просто необходима.
– Твои слезы и крики бесполезны, – присутствующее в склепе зло и не думало отпускать Учинни, а только сильнее стянуло путы, не давая, как следует, даже вздохнуть. А само навалилось на девочку и обняло ее, втягивая в себя, в прогорклую мерзость, где явственно пахло гнилью. – Ты хотела этого сама... Ты позвала меня... И я тебя не отпущу, пока не пожелаю этого сам.
Анна отворачивалась от мягких и противных, как полуразложившийся труп, прикосновений и плакала:
– Я посмотреть хотела… не надо… не трогай меня! Отпусти!
– Ты посмотришь... И будешь видеть моими глазами окружающий мир. Тебе понравится, – беззастенчиво сообщил голос, у которого было свое мнение на этот счет. – Каждая минута наверху станет для тебя пыткой, Анна, ты захочешь вернуться сюда сама.
Девочка в ответ только всхлипнула и обмякла, осознав, что просить о чем-то совершенно бесполезно и бессмысленно. Что она могла сделать? Ничего, вообще ничего. А в голове проговаривал одну и ту же фразу мягкий голос нянюшки: «Он ее обманул… Он ее обманул…»
– Ты и меня обманешь, – Анна всхлипнула еще раз – беспомощно и горько.
– Обману, я тебя обману, – подтвердило существо. – Или съем сейчас. Как ты выбираешь? Жирные кусочки свежей плоти сладкого тельца. По капельке высосу тебя и брошу догнивать здесь.
– Нет, нет, не надо!.. – и девочка опять кричала и просила, беззвучно плача, безостановочно шмыгая носом и слизывая с губ слезы, пытаясь отворачиваться от склизких невидимых щупалец, что так и стремились забраться к ней в уши и рот.
– Значит, ты выбираешь жизнь, а здесь тебе с ней пока места нет. Но мне будет приятно чаще видеть тебя в темноте и чувствовать твое сердцебиение, – под путы проникали острые иглы, которые, казалось, царапали Учинни, щупальца гладили и пачкали чем-то ее лицо, а одно ворвалось в рот и чуть ли не вошло в горло.
Ужас вновь затопил Анну, заставив рваться беспомощной рыбкой, вытянутой на берег удачливым рыбаком. Ужас проходил сквозь позвоночник ледяными копьями. Ужас заставлял ощущать все намного острее. Ужас заставлял задыхаться. И ужас возвестил: «Выхода нет!»
Выхода нет… Но животное начало, стискивая в себе сошедший с ума разум, все еще пыталось бороться – до последнего. Так утопающий продолжает бессмысленно молотить по воде руками и ногами, но не потому что он так хочет, а лишь потому что так работают инстинкты тела. Выжить – несмотря ни на что. Выжить!
И девочка продолжала дергаться, пытаясь исторгнуть из себя зловонные щупальца, что проникали все глубже и глубже. А те проникали в рот, вынуждая принимать и вкус, и запах, почти рвали напополам, наполняли жижей, что стекала по подбородку. Извивались, отступая и давая сделать глоток воздуха, и вновь вторгались в рот до рвотного рефлекса, пока Анна не перестала бороться и покорно не приняла свою участь. Тогда темнота отпустила ее, смотав нити и бросив на пыльный каменный пол.
– Завтра я буду ждать тебя ночью в комнате для омовений, – сказал голос.