Станция спасенных грез (СИ) - Никоноров Александр. Страница 50

Влекомый неясными мотивами, я бесшумно приблизился к дяде Володе. Моя рука легла ему на плечо. Мишкин папа не шелохнулся. Я сделал еще пару шагов и наклонился, чтобы посмотреть ему в глаза.

И отшатнулся.

Дядя Володя смотрел прямо перед собой, и фотографии тети Наташи волновали его не больше, чем пространство между ним и стеной. Сокрытый тенью, он сидел себе в кресле и как будто спал с открытыми глазами.

Да, глупо было надеяться, что он изменился. С чего бы? Но почему всякий раз ты надеешься, что произойдет чудо, которому нет поводов случаться, и когда его не происходит - расстраиваешься?! Почему в очередной раз мне портило настроение неизменное состояние дяди Володи, бабушки с дедушкой и всей деревни? Кажется, вдобавок ко всему я осознал, что начинаю винить в том числе и себя - как плохого Хранителя Грез.

- Что делаешь?

Во второй раз за столь короткое время я вздрогнул и повернулся. В темном коридоре стоял Тин. Как всегда, лицо его было мрачным, губы поджаты, а зубы крепко стиснуты. Таким он был всегда, когда находился дома. Таким он был всегда, когда речь шла о его отце.

И все же я испытал облегчение.

- Здорова, Миш! - я подошел к другу. Он не протянул руки. Я выждал паузу, но Тин даже не поздоровался. - Ты чего не на заводе-то?

Мишка скользнул по мне взглядом, обернулся и зашаркал по коридору.

- Тин?

Должно быть, он слишком расстроился. Или ему не понравилось, что я был рядом с его отцом. Тину требовалось время, чтобы прийти в себя. Я понимал его, потому и не злился.

- Не хочу, - бросил он, не повернувшись. Пояса с инструментами на нем не было. Это странно.

- Не хочу?! - переспросил я. - Миш, да что с тобой такое?

Он свернул в свою комнату. Я догнал его и повернул к себе.

- Что вообще с тобой... О...

ОНА. Тень. На лице моего друга.

- Что? - спросил Мишка, не проявляя никакой заинтересованности.

Я молчал. Сжало горло. Изнутри как будто разлили чан с ледяной водой. Ноги подкосились, я еле дошел до кровати.

Не верю. Не верю, НЕ ВЕРЮ...

- Дай фонарь, Тин.

Может, игра света? Может, излишне накручиваю себя? Да, наверняка.

Мишка открыл комод и достал из ящика мощный фонарь. Я буквально вырвал его из рук и включил, направив луч в лицо друга.

- С ума сошел? - возмутился он, пытаясь отойти подальше. Я схватил его за шею.

- Стой! - неожиданно для самого себя гаркнул я.

Больше Тин не вырывался. Он стоял с закрытыми глазами. В свете фонаря его веки были красными. Это было видно так же отчетливо, как и темную печать, наложенную на его лицо. И никакой свет не мог ее прогнать. Все сошлось.

Мой друг лишился мечты.

Нет, этого не может быть. Как? КАК?!

Я бросил фонарь на кровать и схватился за голову. Не было ничего, кроме злости. Ни досады, ни обиды, ни разочарования. Только злость. Когда это могло произойти? Что я сделал не так? Вчера же все Едоки были уничтожены! Я же внимательно следил за всем!

ВЧЕРА!

А как же позавчера? Серебристое нечто, что пришло мне на помощь. Но оно победило! Ударило в Едока, тот вскрикнул и... И я не видел, чтобы мечта вернулась обратно в Дымчатую. Господи! Неужели это была мечта Тина? Нет, такого не может быть.

- Тин, пошли на завод?

Он стоял возле окна и смотрел на улицу.

- Зачем?

- Как это зачем? Дрезину будем собирать! Я посмотрел, ты неплохо так усовершенствовал ее, - я говорил нарочито бодрым и заинтересованным тоном, чтобы завлечь друга, чтобы развеять миф, чтобы вернуть его.

- Не хочу. Мне это больше не интересно. Не знаю, зачем тратил на это время. Как дурак, блин. Вон, лучше уж в него поиграю, - Тин кивнул на стоявший в углу компьютер. Который он включал только для того, чтобы сделать чертеж для своего нового безумства. В последний раз это были чертежи велодрезины.

Все рухнуло. Как подвесной мост. В ушах стоял грохот. Наверное, это упавший мост.

- Я тогда пойду, - не своим голосом сказал я.

- Хорошо. Пока.

Мой лучший друг даже не повернулся ко мне.

Трудно поверить, что с тобой или твоим близким другом может произойти что-нибудь нехорошее. Жить уверенным в собственной неуязвимости - замечательно. Разве не стремится каждый из нас окружить себя и своих родных защитным коконом, сотканным из чистейшей веры в то, что все невзгоды обойдут стороной? Все мы думаем о том, что "с кем угодно, но не со мной". А потом ты оказываешься лицом к лицу со смертью. Она смотрит в твои глаза и рушит бастионы непоколебимости, что так любовно были выстроены тобой на протяжении всей жизни. И ты понимаешь, насколько ничтожен. Но потом ты выживаешь, и вера, что ты неуязвим, становится еще крепче. Потому что остаешься в живых. И начинаешь осознавать сильнее, что твой мир - он другой, он более стойкий.

И я стал пленником этих заблуждений. Ситуация с бабушкой и дедушкой не смогла отрезвить меня. Я продолжал жить и не сомневаться, что все будет хорошо, что все, связанное со мной, имеет непрошибаемый иммунитет к любым неприятностям.

И вот теперь мой лучший друг стал одним из теневиков. На моих глазах у него взяли и отобрали мечту. И все ради того, чтобы какой-то чертов монстр был сильнее, смог отобрать еще несколько грез и отдать их Хмури, которая совсем скоро поглотит весь мир, чтобы утолить голод. А потом переключится на другие.

Почему это произошло? Почему Тина так легко сломило? Неужели это означает, что у него не было ничего более сокровенного? Более... Возвышенного, что ли? Получается, вся его мечта - это сделать велодрезину и все? Так мало? Или нет?

Но в праве ли я судить другие мечты? И если у меня был целый список, то обязаны ли другие иметь точно такой же? За двумя зайцами погонишься... Тин всегда имел цель и шел к ней. Добивался, выполнял, радовался и ставил новую задачу. А что я? Мечтал летать? Мечтал быть как бабушка с дедушкой и прожить долгую счастливую жизнь? Так хорошо ли это?

Я потянулся к чайнику, но вспомнил, что пить какао не с чем. Да и самого какао оставалось на донышке. Словно в насмешку надо мной прогрохотала электричка. Я угрюмо бросил взгляд на расписание. Из Сосновки. Я подвинулся к окну и в надежде выглянул в окно. Но Лены на платформе не появилось.

- Ну ничего.

И я снова уставился на чайник.

Сидеть бестолку. Продукты сами не появятся. Не будь как теневики, Оул, не загнивай в себе.

Не испытывая никакого желания выходить из дома и сталкиваться с умирающей деревней, я все же встал с дивана и покинул каморку.

В магазин пришлось идти дважды. Список покупок оказался непомерно большим. Я набил холодильник до отказа и собрался было приступить к готовке, пока не вспомнил, что забыл взять у дяди Володи электрическую плитку. Однако возвращаться туда не было СИЛЫ ВОЛИ, и я решил обойтись парой бутербродов.

На столе все так же лежал листочек с расписанием поездов до Сосновки и обратно. Однако я поймал себя на мысли, что не помню, когда заглядывал в него последний раз. Все давно выучено наизусть.

- Вот сейчас, - буркнул я, и как по команде на станцию приехала электричка.

Я знал, откуда она. Выглянул в окно. Из поезда никто не вышел.

- Ну ничего.

Электричка уехала. И стало как-то тихо. Удивительно тихо. Я распахнул окно, и вместе с теплым воздухом в сторожку влетело далекое журчание Сливочной. Солнечные лучи рассеивал собравшийся над Дымчатой туман. Странное дело - в такую погоду и туман... Я, конечно, не был знатоком, но в середине жаркого летнего дня туман - это странно.

Слишком, слишком странно.

Сам не понимая, что делаю, я выбежал из сторожки и взял направление в сторону кладбища. Туман как будто следовал за мной. От влажного воздуха я быстро взмок.

В голове крутилась кое-какая догадка, но спешить с выводами не хотелось. По крайней мере, пока я не буду полностью уверенным.