Сказочник (СИ) - Субботина Айя. Страница 18

— Ты боишься щекотки?

— Ужасно, — признался он, пытаясь снять футболку самостоятельно, но Ася его остановился.

Вот он — идеальные момент. Из ворота видны только его губы и подбородок, руки высоко подняты над головой. И они теперь так близко, что напряжение тает под жаром его обнаженной кожи.

— Маленькая, мужчины любят смотреть. — Мягкий бархат его голоса вколотил последний, решающий гвоздь в ее намерение.

— Пожалуйста, посиди так, хорошо? — Мольба в собственном голосе показалась настолько откровенной, что Асе стоило больших усилий не убежать.

— Без проблем, Морковка. Но руки-то можно опустить?

Она кивнула и, спохватившись, что он не может этого видеть, сама завела его руки за голову. Обхватила ладонями его щеки: Тимур успел побриться, и она успела подумать, что хотела бы в следующий раз притронуться к его колючей небритости, ощутить собственной щекой ее жесткость.

Осторожно подавшись вперед всем телом, Ася прикоснулась к его губам. Легкое, почти невесомое соединение губ, осторожное, словно она была вором, крадущим самое сокровенное. Крадущим у себя же самой, крадущим самообладание, терпение, обещание больше никогда не совершать глупостей и держать сердце под замком.

Тимур приоткрыл губы, наклонился вперед в поисках нового поцелуя. Она отклонилась.

— Я так ужасен? — спросил вполне серьезно.

Как же ему сказать, что происходящее — омут, водоворот, бесконечная глубина, в которую она, как Алиса из сказки, падает и падает, и падает. И что именно сейчас впереди замаячила отметка, огромными красными буквами предупреждая: «Не для тебя». Но если закрыть глаза и притвориться, что сказка может случиться и с испачканной карамелькой, то не остается совсем ничего, кроме острого желания распробовать его поцелуи.

Его губы твердые, жадные, смелые. Стоило к ним притронуться — и инициатива мигом перекочевала к Тимуру. Даже без рук, без единого касания. Руки сами обхватили его шею, грудь прижалась к его груди. Толчок бедрами навстречу — и где-то в груди Тимура родился низкий тихий рокот.

— Я с тобой точно умом тронусь, — пробормотал он, одним рывком сдергивая футболку. — Все, маленькая, хочу на тебя смотреть. Хочу видеть какая ты от моих поцелуев. Как у тебя глаза горят.

Он снова положил ладони ей на талию, но на этот раз поднял их выше, замер около самых подмышек. Соски под тонкой тканью майки снова болезненно заныли, буквально взрываясь щекочущей болью от трения с тканью.

— Дай мне свой язык, — потребовал Тимур.

Раздвинул ее губы поцелуем, скользнул внутрь, прикасаясь к ее языку жалящим сладким поглаживанием собственного языка. Что-то металлическое теплое ударило по чувствительной коже.

Ася дернулась, с трудом дыша оторвалась от его рта.

— У тебя там пирсинг?

Тимур убийственно медленно улыбнулся и так же медленно выдвинул язык.

Почему это так заводит? Прицельно бьет по самому чувствительному место между ног, поднимает тягучие сладкие волны, скручивает и расслабляет одновременно.

— Больно? — Она бережно лизнула кожу вокруг теплого металла, жадно проглотила еще один рокочущий звук Тимура.

— Нет, маленькая, уже давно не больно. Рад, что любопытство делает тебя смелее.

— Я чувствую себя смелой сумасшедшей, — призналась Ася.

— Это лучшее, что ты могла сейчас сказать, Морковка, — выдохнул он, падая спиной на диван и увлекая ее за собой. — Хочу тебя зацеловать, чтобы губы болели.

Глава одиннадцатая: Тимур

Он бы мог перевернуться и оказаться сверху. Мгновенная смена позиции, которой Морковка просто не смогла бы противиться, даже если бы захотела. Но она все еще сомневалась в себе, боялась собственных желаний. И Тимур не собирался торопить ее настойчивой активностью. Хотя и хотел. Тело настолько быстро и охотно пришло в «боевое состояние», что сдерживать желание становилось не просто сложно, а почти невозможно. Контроль и терпение? Что за ересь?

Тимур непроизвольно толкнулся бедрами вверх. Казалось, напряженный член вот-вот разорвет тонкую ткань спортивных штанов и того короткого безобразия, которое едва прикрывало ее задницу. Но чуда не случилось — и сдерживаемое жадное желание Морковки не обхватило его всей своей горячей упругостью.

— Я уже говорил, что не кусаюсь, маленькая, — повторил он сказанные когда-то слова.

Она, конечно, боится. Дрожит, как заяц. Но и хочет продолжить — Тимур безошибочно угадывал ее потребность поддаться собственному любопытству, попробовать что-то новое. За годы далеко не монашеского образа жизни, он достаточно хорошо научился разбираться в женщинах, чтобы видеть разницу между принуждением и сдержанностью. Если бы Морковка не хотела продолжить, она бы просто дала ему по морде, врезала бы по яйцам. Да просто послала по известному маршруту. У женщины есть масса способов дать понять, что секс с этим партнером ее не интересует. Да, на его территории Ася в некоторой степени заложница обстоятельств, и именно поэтому он пообещал не делать резких движений и полностью отдать инициативу в ее руки. Первый шаг сделан, но дальше пусть продолжает сама. Хорошо бы, конечно, как-то поактивнее, пока он просто окончательно не сдурел.

Тимур ослабил хватку на ее талии и потихоньку спустился ниже, к тем самым шортам, которые вкупе с его штанами храбро держали оборону.

— Мы не слишком спешим? — спросила Морковка, неосознанно поглаживая его по груди, рисуя указательными пальцами невидимые узоры на коже. И снова поерзала, стоило Тимуру пальцам прикоснуться к теплой обнаженной коже.

Он скрипнул зубами, пожелал себе еще хоть немного терпения. Если она еще немного так поерзает, дело кончится… в трусы, мать его.

— Я же тебя не держу, маленькая. Если считаешь, что торопимся — уходи.

Никогда еще говорить правильную хрень не было так тяжело. Наверное, потому, что до сегодняшнего дня ни одна девушка не воспользовалась предложением уйти. И это всегда было очевидно.

Морковка наклонилась ближе, с каким-то убийственно соблазнительным любопытством разглядывая его рот. Кончик ее языка торопливо пробежался по собственным губам, уже слегка припухшим от их поцелуев. Мало, слишком мало.

Он завел руку ей за спину, потянул на себя, практически вынуждая лечь. Так она хотя бы ерзать перестанет.

— Тебя когда-то целовали так, чтобы хотелось кончить?

— Что?

Вот это взгляд: брошенный в огонь янтарь!

— Ты слышала вопрос.

— Я не… ну… я не люблю целоваться.

— Уверена, маленькая? Точно? Проверим?

Кажется, степень ее смущения достигла пика, потому что Морковка не придумала ничего лучше, чем заткнуть ему рот поцелуем: торопливым, влажным, сладким, как грех. Черт! Он завелся до, мать его, верхнего предела. И даже сильнее.

Образы о том, чтобы оставить ее без одежды и любить всю ночь напролет убивали терпение, рвали «правильного парня» в клочья, грозя выпустить на свободу звериную потребность просто владеть этой женщиной.

Спокойно, Бес, спокойно.

Он протолкнул язык ей в рот, приглашая в игру. И вот они уже жадно, словно тонущие, обмениваются одним на двоих дыханием, стонут, посасывают губы друг друга, трутся языками, взрывая миллионы нервных окончаний на чувствительной коже. И ее пальцы у него в волосах царапают кожу головы почти с болезненной жесткостью.

Вот она, его девочка: нежная, чувствительная, маленькая кошка, умеющая мурлыкать и кусать одновременно.

Одно лишь движение бедер между ее разведенными ногами — и член болит, яйца словно в кулаке сжали. И ее собственное тело отзывается встречным толчком, рот наполняется приглашающим стоном.

Может быть, все случиться сегодня?

Может быть…

Она напряглась практически одновременно с тем звуком, который услышали они оба: детский плач.

Мгновение — и Морковка вскочила на ноги. Тимур сел, вцепился ладонями в обивку дивана.

«Раз, два, три… Тихо, мужик, выдыхай. Ты знал, что так будет».

Она растворилась за дверью комнаты, исчезла, оставив после себя лишь едва уловимый запах шампуня для волос и детского крема. Ребенок затих.