Между четвертым и пятым (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна. Страница 45

— А такой!

Он вдруг вскочил и с места сделал пару шагов прямо в зал. И вышли эти шаги растянутыми, ленивыми, какими-то кошачьими и при этом очень длинными. Куда только делась его юношеская угловатость! Так не бывает. Люди так не ходят! Но это было. Парень поманил ее. Инна, сама себе не отдавая отчета, встала и пошла навстречу.

Она не успела передумать. Ее партнер сделал шаг навстречу и нежно взял ее за правую руку, а другой обнял и осторожно прижал к себе. Объятие случилось как бы между прочим и не носило никакого подтекста, так что Инна не стала вырываться. Она даже повторила движение, обняв парня для удобства.

Они просто стояли. Пары проносились мимо, а ее партнер по танцу продолжал стоять на месте. Он только переминался с ноги на ногу в такт музыке. Девушка почувствовала это странное волнение, и вдруг ей захотелось двинуться вместе с ним. Когда он перенес вес, она по наитию сделала точно так же.

— Хорошо. А теперь просто иди все время назад. Не откидывайся, — он придержал ниже лопаток, чтобы Инна не допустила ошибку.

Просто шли, как он и обещал, иногда замирая на месте. Это почему-то тоже казалось частью танца, так как ложилось на музыку. Пожалуй, зависания и паузы ей нравились больше всего остального. Это как белизна на бумаге — то, что не заполнено цветом, и что дает рисунку раскрыться во всей его полноте. И не в красках дело. И не в шагах.

— Музыка кончилась, — сказала девушка, и в ее голосе прозвучало разочарование.

— Меня зовут Гамлет, а тебя?

— Инна.

Она отодвинулась, ощутив вдруг, как близко они друг к другу. Почему-то вдруг показалось, что на них все смотрят. Но это было не так. Кое-кто, как Марина Николаевна, одобрительно кивал, а другим было все равно. В коридоре напротив выхода тоже кто-то стоял и смотрел. Там было темно. Просто силуэт. Инна поежилась, ощутив неудобство. Она вырвала руку у нежданного партнера по танцам и сказала:

— Спасибо. Было очень интересно.

— Разрешите вас проводить, девушка! — ответил Гамлет.

Инна еще подумала: вот странное имя, армянин что ли? У них принято давать такие имена из книг. Было видно, что парня обидело внезапное охлаждение, но он не унывал. Просто сел рядом и начал вешать лапшу на уши, рассказывая про танго и с чем его едят. Инна доедала свой десерт и кивала, делая вид, что ей интересно, и из вежливости поддакивая в нужных местах. Потом он обратил внимание на ее рисунки, и завязалась ни к чему не обязывающая беседа.

Заиграло что-то задорное и ритмичное.

— О, милонга. Я пошел! Спасибо за танец, — помахал он ей и побежал приглашать кого-то еще.

Инна снова подумала про Сергея.

Нет, не потанцуют. Так — точно нет. Не судьба.

Серый с Иванченко сидели за одним столом с мужиками в траурных черных нарядах. Зал был зарезервирован армянами. Оформлено все "с претензией", свет немного приглушен, играет приятная музыка фоном. В общем, место обязывает. Теперь Серый понял, почему пришлось так одеться.

Подали рыбу. Треска с какой-то травой сверху. Иванченко и пригласившие их армяне есть не стали, зато Серого никто аппетита пока не лишил. Он сбросил ножом эту траву — не травоядное же! — и начал есть.

Странная жизнь. Он недавно уложил Даниляла, заметьте, за дело. И это не мешает ему обедать в присутствии родственников покойного. Наверное, Гринев прав. "Редиска ты, нехороший человек, Серый". Да какая, к черту, разница? Вкусная же рыба. Здесь портовый город, вообще морепродукты хорошие.

Иванченко начал издалека. Посочувствовал тяжкой потере, посетовал, что и сам чуть не ушел к праотцам. Посулил помощь в розысках негодяя, который Дыню замочил.

Овик Оганесян не поддавался на уговоры. Этот полноватый армянин лет сорока не был похож ни на гордого сына гор, ни на хачика с базара. Скорее на добропорядочного члена общества. Он говорил практически без акцента, тихо и мягко, но внутри — кремень.

Рядом сидел его друг, Хаджитур Аракелян — "правая рука" покойного Арсения, смуглый горбоносый мужик лет пятидесяти. Время от времени эти двое переглядывались, будто Аракелян давал команду говорить "да" или "нет".

— Меня самого ночью чуть не оприходовали, — наконец не выдержал Иванченко. — До сих пор к доктору хожу. Клянусь, не я это сделал. Одного мы взяли, это человек Арсения. Можете забрать. Он в машине во дворе.

— Ты что несешь!!! — вскинулся Овик, растеряв всю видимую мягкость. — Что вешаешь? О ком говоришь, собака?!

— Постой, Овик, — успокоил его Хаджитур. — Пусть говорит.

— Его послал Арсений, — сказал Иванченко многозначительно. — И его потом завалил кто-то другой, той же ночью. Думаю, это был тот, кто знал о том, что меня решили убрать. У кого такой интерес?

— Кто?! — снова подорвался Овик.

— Сами ищите, кто, — парировал Иванченко. — Мое дело предупредить. Неохота жить с оглядкой.

Овик и Хаджитур снова переглянулись, но уже с подозрением. Серый понял, что Иванченко удалось заронить зерно сомнения и посеять раздор между соратниками.

— А не этот ли нашего Арсения завалил? — вдруг развязно, с поддевкой спросил Аракелян, указав на Серого.

Тот сглотнул, но не от страха, а от наглости такой. Потом аккуратно отделил остов рыбы от филе и шкурки. Взял кусок и положил в рот. Прожевал.

— Что скажешь, Сергей Викторович? — начал балагурить Иванченко.

В таких ситуациях в нем всегда просыпалось странное веселье. Серый знал, когда главный весел — жди беды.

— Думаю так, — сказал он, сложив прибор крест-накрест на тарелке. Знал тонкости, когда надо, хоть и не любил. — Арсения натравили на Иванченко. И убили. Кто-то любит делать работу чужими руками. Кто бы это мог быть?

Серый широко улыбнулся и вернул взгляд Аракеляну. Пусть теперь они разбираются. Навели тень на плетень, а подозрения к делу не пришьешь.

— Ладно, дорогой, — улыбнулся тот более дружелюбно. — Мы же теперь за каждой тенью гоняемся, да, Овик-джан?

Свояк покойного что-то проворчал. Кажется, ему не понравилась сама мысль, что зам Даниляна мог быть причастен к убийству. Иванченко решил закрепить успех:

— Серый, иди, передай им парня. Пусть работают.

Двое армян по жесту начальства поднялись с места и вышли вслед за Серым в холл. На улице было припарковано несколько автомобилей, и среди них внедорожник Гринева. На заднем сиденье, нахохлившись, сидел тот самый боец, который шел убивать Иванченко. Вид он имел самый что ни на есть жалкий. Весь избит, в синяках.

— Забирайте, — картинно открыл дверцу пошире Гринев. — Весь ваш.