Когда тают льды. Песнь о Сибранде (СИ) - Погожева Ольга Олеговна. Страница 5

Шорох, треск, голоса вдалеке. Я нахмурился, затаился, тиская кожаный переплёт боевого лука. Кого несёт на ночь глядя в наш славный Ло-Хельм? Других, более близких, поселений на пути попросту не было. Обождать бы, присмотреться…

Не вышло. Пришлые, кем бы ни являлись, явно сбились с пути в нашем лесу, потеряли занесённую снегом тропу, и топотом своим разбудили всех лесных жителей. К тому времени, как я распознал хриплый рёв и бросился на подмогу, со стороны бурелома уже доносились вскрики и странное шипение: заезжие подняли с лёжки медведя.

Ну, накаркал, Фрол! Какой ещё раз, мол, косолапого повстречаешь…

– Люсьен, обходи!..

Когда из-за деревьев мелькнули синие всполохи колдовского огня, я мгновенно выхватил из колчана две стрелы, натянул тетиву, следя глазами за прыгавшими на узком пролеске фигурами. Проклятые колдуны подняли не одного – двух зверей, и участи их я не завидовал. Один из магов уже лежал на окровавленном снегу, подвывая тоненько и жалобно, почти бессознательно. Двое других ещё держались: в их руках плясали молнии и всполохи разноцветных искр; сияли глаза жутким светом.

Впервые в жизни я растерялся – всего на миг. Кого бить первым, зверя или человека, если и тот, и другой равно враг? Дядя Луций в таких случаях оставался категоричен: повсюду следует проявлять милосердие. К людям и нелюдям. Пусть запомнят человеческую доброту. А уж если зло воспользуются, тогда покажи им человеческую силу…

Пусть они поклонники Тёмного и его грязных магических искусств – но ведь ты-то не зверь, Сибранд. Ты, взывающий к Великому Духу, решил первым поднять руку на себе подобных?..

Коротко вжикнула пущенная наконец с тетивы стрела. Следом за ней вторая, третья… Медведь – умный зверь. Он тотчас почуял опасность, развернулся, одним прыжком покрывая расстояние между нами. «Шкуру попорчу», – мелькнула одинокая мысль.

А затем я отбросил лук в сторону и выхватил из-за пояса боевые топоры.

К тому времени, как маги покончили со своим медведем, я уже собирал рассыпавшиеся во время короткой битвы стрелы. Некоторые затерялись в окровавленном снегу, ещё две сломались, застряв в толстой шкуре медведя. На подошедшего ко мне мага я не смотрел: выжидал.

– Спасибо, – проронил наконец он. – Ловко ты его своими топорами…

Я заправил оружие за пояс, выпрямился, меряя мага долгим взглядом сверху вниз. Что ты знаешь про ловкость? Шкура попорчена, теперь только на мясо, зверя перед смертью намучил…

– Ранен? – неожиданно для себя спросил я.

Парню на вид было от силы лет двадцать. Вероятно, что из бруттов, роста выше среднего, но всё равно мне по плечо, с растрепавшимися под меховым капюшоном смоляными прядями, прилипшими к вспотевшему лбу. Из-под тёплой накидки выглядывала короткая мантия с выцветшим узором гильдии магов. В руках парнишка нервно тискал посох с мутной жемчужиной на набалдашнике.

– Немного, – признался тот, потирая на груди вспоротую куртку. – Зацепил на излёте…

– Люсьен! – позвал всё тот же резкий голос, который я слышал раньше. – Быстро сюда!

Вспыхнув – на вспотевшем от боя лице прорезался неровный, яркий румянец – Люсьен поспешно ретировался обратно к пролеску. Помедлив, я направился за ним, поглядывая на развороченный повсюду снег.

Второй медведь пострадал ещё больше: колдовской огонь сжёг половину шкуры, воняло палёной шерстью и жареным мясом. Вздохнув – такая охота пропала – я направился к мелкому овражку, в котором копошились заезжие маги.

– Кровь я остановила, – резко, отрывисто говорила женщина в длинной мантии гильдии, – но Эллу придётся оставить в деревне. Если доберёмся…

Я наблюдал молча. У обледенелого дерева лежала, постанывая, юная альдка – тёмно-серая кожа, белоснежные локоны, тонкая, ещё девичья фигура. Как и её спутники, девчонка носила мантию гильдии магов под меховым плащом, и, несмотря на ранение, оказалась удивительно, невероятно хороша. Я никогда не питал нежных чувств к бруттам, с кем довелось в своё время повоевать, но альдов, этих заносчивых нелюдей, не переносил на дух. Высокомерные, чванливые и безразличные к человеческому роду поклонники Тёмного то и дело соревновались с бруттами в чёрных искусствах, но в отличие от последних, не гнушались кровавыми жертвоприношениями, лютой жестокостью и скотским отношением к стонгардскому и сикирийскому народам. С бруттами считались поневоле из-за их превосходящих магических сил, но в любой момент могли ударить в спину, если на то укажут их шкурные интересы. В понимании альдов люди имели право населять земли лишь как разумный скот, подчиняясь доминиону высших существ – альдов, конечно же. Я повидал их магические лаборатории и эксперименты над попавшими в плен людьми. Без оружия и без магии – несчастные стали лёгкой добычей…

– Лошади убежали, – констатировал Люсьен уныло, оглядывая стремительно темнеющий лес. – Тупые твари…

Я дёрнул щекой, но промолчал. От многословия меня вылечили ещё в легионе.

– Придётся привал делать прямо здесь, – нахмурилась старшая из отряда, вскидывая голову. – Эллаэнис сама не пойдёт, а уже вечереет…

– Тогда вас звери порвут ещё до рассвета, – вырвалось у меня. Люсьен глянул удивлённо, и пришлось пояснить, – свежая кровь, растерзанные туши…

– Уйдём подальше, – неуверенно предположил парень.

– А её бросите здесь? – кивнул на альдку я. – Её кровь тоже пахнет.

– Что ты предлагаешь? – резко, неприязненно бросила женщина, не глядя на меня.

Я не ждал благодарности, но грубый тон разозлил. Повёл плечом, поправив съезжающий мешок с зайцами, одёрнул пояс с топорами, и покрепче затянул ремешок с колчаном.

– Ступайте с ней в Ло-Хельм, даже если идти придётся всю ночь, – сухо проговорил я, обращаясь к Люсьену. – Иначе до утра не дотянет ни она, ни вы.

– Мы сбились с пути, – пояснил парень. – Карта в походном мешке осталась, что лошадь унесла…

– Великий Дух! – выдохнул я раздражённо, но тотчас себя одёрнул: не перед этими.

– Сможешь её понести, Люсьен? – спросила тем временем женщина у своего напарника.

– Я – да! – тотчас вызвался парень. – Только не очень долго, – извиняющимся тоном добавил он, кивая на свой окровавленный рукав. – Прости, Деметра.

В глазах последней мелькнуло что-то среднее между бессильным раздражением и непробиваемым упрямством: кажется, безумная колдунья решила в случае необходимости тащить альдку на себе.

«Столько мяса пропадёт», – с сожалением подумал я, отстраняя Люсьена. Парень поддался с удивлением: похоже, не ожидал повторной помощи от местного охотника. Зато Деметра при моём приближении поджала и без того тонкие губы, нахмурилась, когда я закинул лук за спину.

– Не отставайте, – отплатил колдунье той же монетой я, не тратя попусту взглядов и слов.

Альдка оказалась очень лёгкой, почти невесомой. На миг приоткрыла карие, с рыжим отблеском глаза, смерила меня поражённым и слегка испуганным взглядом. Съёжилась в руках, скрывая крупную дрожь – не то от холода, не то от боли, не то от страха. Спрятала поначалу руки с длинными пальцами на животе, но вцепилась в перевязь у меня на груди на первой же кочке.

…В Ло-Хельм добрались затемно. Поначалу я запрыгнул в седло вместе с юной Эллой, но слез почти тотчас, когда следом за мной из лесу выбрались запыхавшиеся и едва живые от усталости маги.

– Садись, – кивнул Люсьену, который морщился от боли и то и дело сжимал пропитавшуюся кровью куртку на груди. – И подругу свою держи крепко.

Так и вышли к деревне – я вёл Ветра под уздцы, в седле съёжились заезжие маги, а за нами, с трудом поспевая за моим шагом и поступью коня, следовала старшая колдунья.

На освещённой фонарями единственной улице сидели уставшие за короткий и насыщенный трудом день ло-хельмцы, провожая нашу процессию удивлёнными взглядами. К чести каждого, ни единого вопроса ни мне, ни заезжим не последовало.

Я остановился у таверны. Совет уже начался; ждали, должно быть, только меня. Фрол сидел на крыльце, перебирая в потемневших от мозолей пальцах несколько стальных звеньев. При виде удивительных гостей приподнялся, воззрившись на меня с немым вопросом.