Непорочная для Мерзавца (СИ) - Субботина Айя. Страница 49

Несколько секунд на записи только шипение, а потом я слышу совершенно трезвый, осмысленный и злой шепот Рафа, как будто брат наговаривает прямо в динамик:

— Надеюсь, ты сожрешь себя заживо, когда узнаешь, что жестко поимел целку, любимый братик. Надеюсь, совесть спалит тебя с потрохами. Это тебе бонус за все унижения, Эл: вирус замедленного действия по имени «Кира» и она разъест тебя до основания. Может, ты у нас мастер вести дела и управляться с деньгами, но я — виртуоз по части человеческих душ. Ты владеешь богатством, Эл, а мы владеем твоей слабостью. И очень скоро ты будешь плясать под нашу дудку. Кира-блядь не потому что шлюха, а потому что она, блядь, умная хитрожопая куколка, и придумала этот план.

Первый урок на будущее: никогда не обижай хороших девочек, потому что котятки имеют свойство вырастать в зубастых львиц. Скоро увидимся, братик.

Запись останавливается.

Я делаю перемотку последних тридцати секунд. Слушаю снова, теперь уже точно зная, что Раф говорит это персонально для меня. И снова, снова, снова, пока правда не впечатывается в барабанные перепонки.

Меня всегда удивляло, почему Раф бросился спасать Киру ценой своей жизни. После того, как ясно дал понять, что она ничегошеньки для него не значит. Брат знал, что она заперта, и знал, что ключ у меня в кармане. Вот только спасал он не любимую девушку, и не просто человека. Это не была ода его самоотверженности. Это был простой расчет.

Рафаэль спасал напарницу, потому что без нее он бы не получил власть надо мной.

Я несколько минут просто лежу в полной тишине. Даже собственное сердце почти не бьется, как будто я впадаю в спячку или в летаргию. И я бы не отказался сейчас вывалиться из поганой реальности, где все — вот так, как рассказал голос моего мертвого брата.

Я сам большое дерьмо и сделал в жизни много такого, о чем луче не рассказывать внукам, но что обязательно припомнят, стоит совершить ошибку и оступиться. И с точки зрения справедливости, заслужил все это, и даже больше. Холодная голова и трезвый взгляд на мир помогают мне видеть ситуацию без эмоций, как есть: Кира имела право хотеть мне отомстить, имела право хотеть нашинковать мое сердце на мелкой терке и посыпать горку еще живой плоти солью. Брат… Я любил Рафа, как любой старший брат любит младшего, я всегда защищал его. А еще я всегда хотел то, что у него: игрушки, такие же праздники ко дню рождения, такие же светлые волосы, любовь наших родителей, право сказать «нет», когда не хочется мараться в грязь на благо семьи. Пока мы были детьми, я ничего не мог с этим поделать и отрывался на его игрушках, воруя их и тайком ломая. Но это редко портило ему настроение, потому что взамен одной машинки, ему дарили десяток новых, о которых он забывал уже на следующий день.

Но когда я вырос и спас наш бизнес, то понял, что лучше подохну, лучше сам продам все по куску, чем передам его в руки чистенького брата Рафаэля. Мать так этого хотела, что только об этом и говорила. И тогда я просто отодвинул его от всех дел, выставлял на посмешище его попытки вникать в дела, пытаться что-то тявкать против моих решений. Потом одного за другим, как тараканов, вытравил из совета всех доносчиков моей матери, оставив только тех людей, в чьей преданности не сомневался. Когда мать попыталась устроить переворот, оказалось, что на ее стороне поля больше нет фигур.

У Рафаэля тоже был повод хотеть меня уничтожить, и в то, что он мог подложить под меня женщину, я легко поверю. Но Кира…

Переворачиваюсь на живот и что есть силы вколачиваю кулак в подушку.

Нужно сосредоточиться, подумать о том, кто прислал эту запись? Как она у него оказалась? И почему Невидимка сделал это именно сейчас?

Но в голове только одно: это правда, Кира? Ты ненавидела меня настолько сильно, что хотела стать моим возмездием? Думала, что я настолько одержим, что ты легко смоешь мною управлять? Заставишь плясать под вашу с Рафом дудку?

Но Раф уже обманул меня однажды. Выдавал Киру за проститутку, продажную девку, миллион раз говорил об этом, хоть я миллион раз просил заткнуться? Это он вдолбил мне в голову «Кира-блядь». Он… или они?

Глупо даже пытаться уснуть.

Валяюсь в постели, пока за окнами не собирается хмурое утро. Только начинает светлеть, звоню начальнику ай-ти отдела, выкладываю все, как есть — от него никаких секретов, потому что, кажется, именно этому мужику и его парням известно абсолютно все о моей грязной личной жизни. И даже больше, чем «все». Чем больше правды я скажу, тем легче ищейкам на пасть на след.

— Разберемся, Габриэль Александрович, — коротко обещает голос на том конце связи.

Душ. Кухня. Кофе.

Я делаю все на одних рефлексах, потому что голова забита прошлым. Я словно смотрю очень длинный фильм, но пленка испорчена и часто вместо кадров просто черные дыры и уродливые пятна. Кира и Раф. Мой брат был большим дерьмом, и его участие в вонючем плане даже не ставлю под сомнение. Но Кира?

Я закрыл ее в той комнате. Не рука Рафа провернула чертов ключ в замке и унесла его с собой — это сделал я. Так хотел получить ее, что был готов на все, даже запереть в комнате, лишь бы она снова никуда от меня не делась. Уже тогда она была не просто девочкой, которая сказала «нет». Она была кем-то большим, но разгадать себя я смог только сейчас.

Или просто повзрослел, чтобы принять правду как есть.

Делаю неосторожный глоток и кофе обжигает.

Когда на часах восемь, я набираю номер Киры. Наверняка она еще спит, но я просто не могу ждать. Мы должны поговорить. Я должен посмотреть ей в глаза, спросить — и увидеть, что она ответить. Не услышать, а увидеть: как будут дрожать ресницы, как будет кусать губы, оправдываться или просто молчать. Я болван, если до сих пор продолжаю верить, что могу ее разгадать. Ни черта подобного. Она единственная женщина, которая так и осталась для меня шкатулкой с секретом.

Кира отвечает после второго гудка, как будто держит телефон в руке и ждет моего звонка.

— Это правда? — слышу ее придушенные рыдания. — В тот вечер — ты меня запер, Габриэль Крюгер?

Кем бы ни был сраный феникс, он послал эту запись не только мне.

— Кира, нам нужно поговорить, — стараясь сохранять хладнокровие, предлагаю я. — Буду у тебя через сорок минут.

Она просто мычит что-то в трубку, но это скорее «да», чем «нет».

Глава сороковая: Кира

Сложно сказать, сколько раз я прослушала эту запись.

Много — слово ни о чем, в данном случае. Электронный файл нельзя заслушать до дыр, но если бы можно было, он стал бы горской пепла. Горсткой того, что разрушило меня несколько часов назад.

После пожара полиция выдвигала версию о том, что меня заперли по ошибке. В комнате было не очень светло, кто-то из хозяев дома мог просто меня не заметить и запереть, чтобы гости случайно не испортили дорогие экземпляры книг. Но хозяева дома это отрицали. И никто не нашел ключа.

Не знаю почему, но как только я слышу весь диалог до конца, у меня нет сомнений, что это сделал Габриэль. Просто потому что он всегда был таким: хотел — и брал, хотел — и делал. Он хотел меня, и никогда не скрывал этого — Рафаэль постоянно напоминал об этом то случайно фразой, то рассказом невпопад, выдранной из контекста цитатой из их разговора.

Звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть, словно от пощечины. Может быть, не открывать? Сделать вид, что ничего вообще не было, спрятать голову в песок подальше от всех неприятностей. Притвориться, что я — это просто я, девчонка с ожогом, которая привыкла думать, что та запертая дверь была просто ошибкой, глупым и трагическим стечением обстоятельств. И вычеркнуть Эла из совей жизни. На этот раз — окончательно, навсегда.

Я продолжаю так думать, даже когда открываю дверь и отступаю вглубь коридора, чтобы Габриэль вошел. На улице дождь, на плечах его пальто влажные потеки, капельки воды стекают с сосулек волос. Небритость на щеках играет острыми тенями.

И я прикрываю рот ладонью, потому что хочу его поцеловать. Хочу просто перечеркнуть все, что было — и попросить обнять меня, пока я не рассыпалась.