Непорочная для Мерзавца (СИ) - Субботина Айя. Страница 51

Я на секунду просто замираю, сбитая с толку тем, как нелепо он выглядит в своей дорогой рубашке и брюках посреди этой почти разрухи. И как это в то же время правильно.

— Нашел, что искал? — спрашиваю я, чтобы разбавить неловкость.

Вместо ответа Габриэль вдруг хватает меня за руку и рывком садит себе на колени.

Приходиться вцепиться ему в шею, потому что после бессонной ночи у меня немного кружится голова. Хотя, конечно, Крюгер держит меня крепко и нет никаких шансов, что я упаду. Он долго изучает мое лицо, а потом совершенно серьезно, словно на суде после присяги, отвечает:

— Нашел.

Глава сорок первая: Кира

В наших головах одни и те же мысли — не нужно их проговаривать, чтобы это понять.

Он тоже думает о том, что на улице припустил дождь и мы можем целый день провести вместе, и для этого нам не нужны ни дорогая плазма на пол стены, ни акустическая система. И мы обязательно поговорим об этих записях, но немножко позже, потому что сейчас хотим выпить момент до дна.

— Мы с тобой синхронизированы, — говорит Эл, когда я оставляю на его здоровой щеке клеймо поцелуя. — Я думаю — ты делаешь.

— Ментальная связь, — улыбаюсь я, и все-таки выскальзываю из его рук, чтобы разобраться с омлетом. Еще немного — и понадобиться попытка номер три.

Когда все готово, мы садимся рядом друг с другом на старый кухонный диванчик и несколько минут абсолютную тишину нарушает только стук вилок о тарелки и наше голодное жевание. А потом у Габриэля звонит телефон, но он не выходит, чтобы поговорить — отвечает сразу.

Несколько минут, которые он сопровождает короткими односложными ответами: да, нет, угу. Даже не представляю, о чем разговор.

— Я дал задание отследить, кто разослал письма, — поясняет он, когда заканчивает. — Они нашли ай-пи адрес, но это не самая точная информация. Теперь ею занимается служба безопасности.

— Какой-то шпионский фильм, — говорю я, и аппетит внезапно пропадает, хоть я и так съела большую часть порции. Он, наверное, подумает, что я идиотка, но мне нужно сказать, даже если мои предположения звучат, как полный бред. — Это ведь запись Рафаэля? Может быть, он не погиб на том пожаре?

— Тебе бы этого хотелось?

— Мне бы хотелось сбросить с души этот груз, — не лукавлю я. Моя жизнь очень бы изменилась, если бы оказалось, что все это время Рафаэль был жив.

— Он сильно обгорел, опознать его было невозможно, поэтому пришлось делать экспертизу по зубам, — неожиданно рассказывает Габриэль. Мы никогда не обсуждали то, что случилось после пожара, потому что в принципе и не говорили после него по- человечески. — Это был Рафаэль, Кира. Я сам видел заключение.

— Тогда откуда эта запись?

— Скорее всего, он переслал ее кому-то до того, как все случилось, — задумчиво произносит он.

И это может означать только одно — все это время у Рафаэля был план стукнуть нас лбами, иначе зачем он сделал эту запись? Зачем навал обо мне?

— Кому-то, с кем был в сговоре? — продолжаю противную мысль, от которой внутренности связываются узлом, как будто меня накачивают кипятком. — Но зачем? Что мы ему сделали?!

Я непроизвольно повышаю голос, потому что в голове не укладывается, что все это время меня использовали, как приманку, чтобы заманить добычу в клетку.

— Не «мы», а только я, — поправляет Габриэль с мрачной жесткостью. — И его напарник мог либо точно так же меня ненавидеть, либо Раф просто соблазнил его внушительной суммой.

— Рафаэль действительно мог так поступить?

Эл бросает в мою сторону напряженный взгляд, и я чувствую, что он что-то недоговаривает, но понятия не имею, как спросить о том, чего не знаю.

И, словно по заказу, в наш разговор вторгается звонок его телефона.

На экране только одно имя: «Мать».

Не знаю почему, но именно этот звонок, как натянутая струна, рвется в моей голове на самой высокой тревожной ноте. Нет ничего странного в том, то мать звонит своему сыну в десятом часу утра посреди рабочей недели. Нет ничего странного в том, что Эл выходит, чтобы поговорить с ней и я слышу, что он нарочно приглушает голос, скрывая от меня их разговор. Почему? Я могу только догадываться, и ждать, когда Габриэль расскажет сам. Между нами пока еще все так зыбко и хрупко, что даже по свежему люду в оттепель идти безопаснее, чем пробовать форсировать наши отношения. Вряд ли будет так уж уместно приставать к Элу с вопросами, о чем они говорили и почему этого нельзя было сделать при мне.

И вдруг оживает мой собственный телефон. От вибрации медленно ползет к краю стола, но мне страшно даже притрагиваться к нему, потому что голос внутри зловеще шепчет: может быть, это еще один звонок из прошлого? Может быть, это еще одна правда о человеке, которому я только что призналась в любви? Может, черт все подери, это та самая бомба, которая разрушит… все?

Но звонки продолжаются, и я хватаю трубку, стараясь не смотреть на имя звонящего.

Просто фокусируюсь на зеленом кружке «Ответить» и смахиваю его вверх.

— До тебя не дозвониться, — слышу на том конце связи немного обиженный голос Веры, и с облегчением, почти смеясь, выдыхаю.

— Прости, много работы.

— У тебя вообще есть время на подруг? — продолжает ворчать она, но я слышу в голосе веселые нотки. Это же Вера, мы со школьной скамьи вместе, так что обиды между нами тают быстрее, чем девичьи слезы после первого любовного разочарования. — Я понимаю, что ты теперь без пяти минут телеведущая, и с нами, простыми учительницами, в один трамвай не сядешь, но…

Мы, не сговариваясь, посмеиваемся, и я бросаю косой взгляд в коридор, где Эл до сих пор разговаривает с матерью.

— Хорошо, что ты позвонила, — искренне говорю подруге. По крайней мере, теперь мне есть с кем поговорить и забить время ожидания.

— Хотела узнать из первоисточника: Кира, про вас с Габриэлем Крюгером — правда?

Она говорит шепотом, как будто эту тайну знаем только мы, и о ней не трубят все новостные ленты уже который день подряд. Кажется, на каком-то популярном интернет-портале даже создали опрос о том, как долго протянут наши с Габриэлем отношения. Я нарочно даже не стала смотреть статистику, но сомневаюсь, что диванные всезнайки дали нам много шансов.

— Тебе нужно меньше верить сплетням и смотреть телевизор, — пытаясь изображать строгую мамочку, говорю я.

— Шутишь? У меня в инстаграмме какая-то ненормальная каждая третья фотка — ваша.

— Ты подписана на новости даже в инстаграмме?

Вера фыркает и я слышу на заднем фоне выразительный звонок на урок.

— Слушай, Кира, мне ора бежать. Давай встретимся вечером? Часиков в пять? Кофе выпьем, поболтаем, а то Юлька тоже как в воду канула. Бессовестные вы обе.

Я не говорю ни «да, ни «нет», но мы договариваемся созвониться примерно в это время и уточнить планы.

Когда кладу трубку, Габриэль уже стоит в дверях и хмурится, как будто разговор был не просто неприятным, а невыносимо тяжелым. И я, кажется, догадываюсь, о чем. Если новости о наших «отношениях» расползлись по всему миру семимильными шагами, то о них узнала и его мать. Сомневаюсь, что она звонила, чтобы выразить ему свою радость или пожелать счастья.

— Мне нужно ехать, Кира, — говорит Габриэль, и заталкивает телефон во внутренний карман пальто. — Я скажу на работе, что тебя не будет пару дней.

— Мне столько не нужно, — пытаюсь сопротивляться я. Не смогу высидеть дома в полной тишине даже до вечера, что уж говорить о нескольких днях. Я просто с ума сойду, пытаясь разгадать, кто и зачем шлет эти записи.

— Кира, ты не будешь мне перечить, — заявляет Эл немного раздраженно, а потом потирает переносицу, и я только сейчас замечаю темные круги у него под глазами. — Я заеду вечером.

— У меня были планы. Хотела встретиться с подругой.

— С какой подругой? — настораживается Габриэль.

Первая мысль — сказать ему, что у меня может быть личная жизнь и не только у него есть дела, которые нужно решать, но он смотрит такими глазами, что, если я и дальше буду упрямствовать, он все равно заставит меня сказать, но по-своему, возможно даже утащив меня в постель, как неандерталец. Или не станет терять время и все случиться прямо здесь.