Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 44

Алёна едва успела переодеться — впрочем, она и двигалась точно сомнамбула, — как в дверь постучали, резко, требовательно, торопливо. Даже за ручку подёргали.

Хорошо, что она сообразила закрыть дверь на защёлку, хотя преграда эта очень хлипкая. Даже она сама выбила бы такой замок без особого труда.

Закутавшись в тёплый кардиган, она подошла к двери и повернула собачку.

На пороге стоял Максим. Смотрел исподлобья, но с таким невыразимым отчаянием, что даже теперь, после жуткой этой ночи, внутри что-то дрогнуло. Но ей такого не надо! Вчерашней агонии хватило с лихвой.

Она попыталась закрыть дверь, но он успел подставить ногу и нагло вломился в комнату.

— Чего тебе? — Голос её вдруг подвёл, прозвучал чересчур взволнованно, даже слегка истерично. И сердце в груди замолотило, как сумасшедшее, посылая нервную дрожь по всему телу.

— Поговорить надо, — шагнул он к ней, не сводя пристального взгляда.

Алёна непроизвольно отступила, спрятала руки за спину, чтобы он не увидел, как её потряхивает от одного его присутствия.

Хотела сказать холодно и спокойно, что говорить им не о чем после сегодняшней ночи, но вовремя спохватилась. Во-первых, спокойно и холодно точно бы не получилось, когда у неё от волнения перехватило горло. А, во-вторых, вдруг стало стыдно. От того, что слышала те звуки — стыдно, от того, что они её так ранили — стыдно. И особенно от того, что не могла их выкинуть из головы — до сих пор в ушах звучали, перекрывая бешеный стук сердца. Даже кровь горячая прихлынула к щекам.

И потом, что он подумает? Что она его ревнует? Ну уж нет. Не стоит унижаться перед ним ещё больше.

Она вскинула голову и посмотрела прямо в глаза — хотя кто бы знал, чего ей это стоило! — и тихо, но твёрдо произнесла:

— Я не хочу с тобой разговаривать.

Голос-предатель всё же дрогнул, но совсем слегка, может, Максим и не заметил. Максим вон и на слова-то её едва ли обратил внимание, потому что продолжил, словно и не слышал ничего:

— Надо было давно тебе сказать, но я не мог. Вернее, думал, что не мог, что нельзя… А теперь понимаю, какая всё это фигня. Но главное, что ещё не поздно…

Говорил он горячо, торопливо, сумбурно, и Алёна совершенно его не понимала. Не могла уловить никакого смысла, никакой связи: какая «фигня»? Ещё не поздно — что?

Ко всему прочему, он безотчётно пугал её своим видом, своим взглядом горячечным.

Она потихоньку пятилась, а он продолжал наступать. Напряжение сгущалось, росло скачками, чувствовалось прямо физически.

Телефонный звонок прозвучал так резко и внезапно, что она в первый миг невольно вздрогнула. Затем кинулась к креслу, где оставила сумку, дрожащими руками отыскала телефон, который продолжал настырно трезвонить.

Ренат.

Алёна отошла к окну, встав к Максиму спиной, и ответила на вызов.

— Я уже тут, у вашего дома, — сообщил он бодро и весело.

— Но ещё же только половина третьего, — пролепетала она, оглянувшись из-за плеча на Максима.

Тот так и стоял, прожигая её взглядом.

— Да у нашего водителя потом какие-то дела с отцом будут. Ну и я подумал, что полчаса никакой роли не сыграют. Быстрее начнём, быстрее закончим, а?

— Хорошо, сейчас спущусь.

Но не успела она нажать отбой, как услышала прямо за спиной голос.

— Мансуров?

Сердце тут же сделало резкий скачок, а кожу вдоль позвоночника осыпало мурашками. Она чувствовала затылком его дыхание, его напряжённый взгляд и трусила обернуться, трусила оказаться с ним лицом к лицу, так непозволительно близко.

— Зовёт тебя к себе?

— Да, — глухо произнесла она, затем, сглотнув ком в горле, зачем-то добавила: — У нас общее задание по литературе.

— Знаю я это задание.

Его голос обжигал, заставляя всё внутри сжиматься. Господи, зачем он так близко встал? Пусть отойдёт! Пусть вообще оставит её в покое!

— Не ходи к нему. Он хочет тебя просто тра… Переспать с тобой он хочет.

Алёна резко развернулась. От смущения и гнева лицо её вспыхнуло, кровь яростно застучала в висках.

— Ты… да как ты смеешь?

Он оказался ещё ближе, чем она думала — стоял почти вплотную и смотрел так, будто в самую душу заглядывал. Желая хоть чуть-чуть увеличить расстояние между ними, Алёна буквально вжалась спиной в подоконник.

— Ты по себе не суди! — выдавила она с усилием. Во рту вдруг пересохло.

Он удивлённо взметнул брови, затем нахмурился.

— Ты про что?

— Про всё! — Чёрт, опять вырвалось с явными нотками истерики. Но как тут успокоиться, когда он всего в нескольких сантиметрах, когда его дыхание опаляет кожу, когда глаза так близко, что голова кругом идёт?

— Про что — про всё? — похоже, недоумевал он совершенно искренне. — Я тебя даже не трогал никогда, даже не думал о… Или ты про то, что мы тогда с тобой в коридоре целовались?

Его взгляд сместился к губам и почти тотчас потемнел, налился странной тяжестью, пугающей и волнующей одновременно.

— При чём тут это… я вообще не про себя, — пролепетала Алёна, чувствуя, как горят губы от этого взгляда, как жар наполняет её изнутри.

— А про кого? О, ты про Крис, что ли? — догадался он и тут же пренебрежительно фыркнул: — Пффф.

— Я слышала, как вы сегодня ночью…

— Ну да, было. Но что с того? Это вообще неважно. Для меня это никакого значения не имеет.

Его ответ обескуражил её настолько, что непроизвольно вырвалось:

— Зато для меня имеет!

Алёна спохватилась, но поздно. Всё он понял и посмотрел так, будто знает теперь все её мысли, даже самые потаённые. Как же стыдно!

— Это был просто секс, к тому же по пьяни, — произнёс он хриплым полушёпотом, снова мучая взглядом губы. — Этого бы даже не случилось, если б ты вчера уехала со мной. И если тебе это неприятно, больше такого и не случится. Обещаю. Только не ходи к Мансурову.

Словно в ответ на его слова телефон вновь зазвонил. И морок, сковавший её порукам и ногам, рассеялся. Снова Ренат. Как же вовремя этот его звонок! Она ведь почти сдалась, почти подчинилась этому странному, точно гипнотическому, влиянию.

— Пропусти меня! — потребовала Алёна. Но Максим наоборот упёрся ладонями в подоконник, заключив её в плен. Она с силой рванулась вбок, забыв о его сломанных пальцах. — Пропусти немедленно!

Он коротко взвыл, сморщился, но отстранился лишь на мгновение и тут же грубо схватил её здоровой рукой, рывком прижал к себе, зашептал горячо:

— Да не будь ты такой дурой! Почему ты не слышишь меня? Почему не поймёшь никак? Я же сказал, что ему от тебя нужно…

Алёна попыталась оттолкнуть его.

— Я тебе не дура! — зашипела она, выворачиваясь. Но он притиснул её к себе ещё крепче. — Пусти, я сказала!

— Не дура, не дура, — прошептал в самые губы, отчего новая волна мурашек осыпала её кожу. — Конечно, не дура, — И рвано выдохнув, впился поцелуем.

Целовал он с таким неистовым отчаянием, будто погибал и искал спасения.

Телефон продолжал назойливо пиликать, но она едва ли различала его трели. Всё, что она слышала — это срывающиеся вздохи, всё, что чувствовала — это жар его тела, мягкие, нетерпеливые губы, незнакомое томление. Голова шла кругом, сердце колотилось где-то у самого горла, и всё внутри скручивалось в сладком спазме.

Внезапно поцелуй их прервался, жаркие объятия разомкнулись, да так резко, что казалось, будто она секунду назад парила в тёплом воздухе и вдруг упала на холодную твердь.

Алёна непонимающе распахнула глаза и отшатнулась.

Отец, белый как полотно, держал Максима за грудки.

— Как ты… как ты посмел? Подонок! — цедил он сквозь зубы. — Как ты посмел тронуть её?

Алёна, онемев от потрясения, наблюдала, как отец припечатал Максима спиной к стене. Тот не сопротивлялся, не пытался освободиться, ничего не говорил и даже не смотрел на отца. Он продолжал смотреть на Алёну, неотрывно, всё с той же страстью, как будто до сих пор целовал её, как будто они были здесь только вдвоём.