Айседора Дункан. «Танцующая босоножка» - Павлищева Наталья. Страница 10

– Я поеду в Париж! Мы завоюем его и всю Европу, а потом весь мир! И эти снобы англичане пожалеют, что…

Он не договорил, просто не зная, о чем должны будут пожалеть английские зазнайки.

Заявление Раймонда показалось трем женщинам нелогичным.

– Что ты будешь там делать?

– Заработаю денег и вызову вас к себе.

Оставалось лишь вздохнуть…

Но первой уехала Элизабет. Мать одной из ее учениц звала девушку в Нью-Йорк, предлагая возобновить занятия в школе, обещала снять подходящее помещение и даже прислала чек для оплаты обратного путешествия.

Элизабет смотрела на родных умоляющими глазами, было понятно, что она очень хочет вернуться в свою школу.

– Я поеду… А когда заработаю немного денег, то смогу прислать вам. А потом вы разбогатеете и прославитесь, и я к вам вернусь!

Пришлось с грустью согласиться.

Секретарь для Айседоры нашелся довольно легко в Ницце, им стал нуждающийся русский Петр Моргани. Сколько таких образованных русских с прекрасной родословной нуждались в те годы! Называл он себя на английский лад Паттерсоном, по-русски говорил с сильнейшим акцентом, но Дункан не требовалось хорошее знание русского, она диктовала на английском. Могла бы на немецком или французском, но секретарь предпочел английский.

Это даже хорошо, что секретарь молодой человек, а не милая дама неопределенного возраста. Это меня дисциплинирует, – решила Айседора.

Первое испытание Петр прошел, он записывал быстро и переписывал после расшифровки понятно, что немаловажно для секретаря.

Русский граф в своем мрачном предсказании не ошибся. Семья Дункан продержалась еще сезон, перебиваясь с хлеба на воду, хотя предложений выступить вечером в очередном салоне было достаточно. Беда в том, что приглашавшие дамы не всегда задумывались о том, что танцовщице и ее родным нужно на что-то жить. Им и в голову не приходило, что очаровательная босоножка голодна и спит на полу, потому что на мебель нет средств.

Но платить никто не собирался, а семье Дункан было катастрофически нечем. Они мерзли и голодали в своей студии, надеясь только на помощь Элизабет.

И помощь пришла – в письме был скромный чек на десять долларов, но какими огромными показались эти деньги!

Раймонд принялся распоряжаться:

– Сначала оплатить жилье! И купить консервы, все, что может долго храниться на случай, если у нас снова не будет средств.

Айседора, вспоминая клубнику со сливками посреди зимы, хохотала:

– Да уж, клубника не сохранится.

Но жить на скромные средства Элизабет всей семьей, да еще и по разные стороны океана, невозможно, Дунканы понимали, что долго не выдержат. Требовалось хоть как-то обновлять одежду, костюмы для выступлений, платить за жилье и питаться чем-то кроме грошовых булочек и разбавленного кофе.

Однажды Раймонд поинтересовался, что было бы, предложи ей кто-то стать любовницей.

– Кто? – изумилась Айседора.

– Кто-нибудь весьма состоятельный. Что бы ты выбрала – танец или возможность иметь дом, прислугу, бриллианты?

– Конечно, танец!

– Даже если бы предложили собственную студию и возможность выступлений перед гостями?

– Раймонд, я тебя не понимаю, что за странные вопросы?

– Представь, что тебе предложили стать любовницей очень богатого человека с условием, что ты будешь жить в огромном доме, вести себя как хозяйка, а танцевать только для гостей своего любовника. Ты согласилась бы?

– Конечно, нет!

– Я так и сказал, – пробормотал Раймонд, и Айседора вдруг поняла, к чему все странные расспросы.

– Кто сделал через тебя такое предложение?! Кто, Раймонд?!

Но брат не ответил, видно обещав не выдавать тайну.

Следующий вечер в очередном салоне был попросту испорчен. Айседора смотрела на окружающих и пыталась понять, кто же мог пожелать ее в любовницы. Этот? Или этот? А, может, вон тот? С него станется… Интересно, что при этом Айседора не понимала, как поступит, если узнает имя пытавшегося ее купить. Даст гневную отповедь при всех? Но тогда не пригласят не только в этот, но и никакой другой дом. Вызовет на откровенный разговор без свидетелей? И что скажет? Мол, как вы посмели и прочее? Тоже нелепо.

Айседора была так занята своими мыслями, что танцевала из рук вон плохо, но ей все равно аплодировали.

– Раймонд, значит, им все безразлично? Значит, я и впрямь только модная игрушка? Скажи, кто сделал такое предложение? Пожалуйста, скажи. Я не стану ничего предпринимать, но не хочу подозревать всех и каждого.

– Тот русский граф… – процедил сквозь зубы брат.

– Русский?..

Айседора испытала одновременно и облегчение, и разочарование. Стало проще, теперь не надо ни на кого коситься, но обидно, что этот русский предпочел действовать через Раймонда. И вдруг она сообразила:

– Когда он предлагал?

– Давно. Какая разница?! Ты обещала, что не будешь вспоминать об этом.

По крайней мере теперь Айседора могла не смотреть с подозрением на гостей очередного салона, русского графа среди приглашенных не было.

Это был последний вечер в сезоне, общество начало разъезжаться или собралось это делать в свои имения, шли последние балы, давались последние до осени спектакли, наносились последние перед летними каникулами визиты. Всем было не до танцовщицы в тунике.

Уже получив свою порцию восторгов и обещаний непременно пригласить для выступления в следующем сезоне, Айседора собралась идти переодеваться, когда к ней подошла хозяйка дома.

– Вы были сегодня неподражаемы. Очаровательно. И очень жалко, что вы отказались принять наше более чем щедрое предложение. Мой супруг не на шутку увлечен вами, как и я. Вы бы смогли хорошо отдохнуть и развлечься летом. Но… – дама развела руками, глядя на Айседору как на совершенно неразумное дитя. – Вам заплатят в швейцарской…

Так вот кто предлагал обеспеченную жизнь хотя бы на время! Дама, о которой открыто говорили, что та сама поставляет старому супругу молоденьких любовниц, лишь бы не исполнять супружеские обязанности. Куда потом деваются эти девушки, никто не знал, болтали, что их выдают замуж подальше от Лондона. Вот какую участь готовила ей приветливая хищница – быть игрушкой для старой развалины, развлекая его танцами?

Матери пришлось дернуть Айседору за руку, чтобы заставить очнуться.

– Что с тобой? Пойдем, нам пора.

Дома Айседора не удержалась и рассказала брату о разговоре.

– Почему ты сказал, что предлагал русский граф?

– Не хотел, чтобы ты прекратила танцевать совсем.

Потом он признался, что все куда омерзительней – сама дама любит молоденьких девушек не меньше супруга и развлекать пришлось бы обоих сразу.

– Хорошо, что я не узнала об этом раньше, не то отвесила бы ей пощечину при всех!

Неужели вот это и есть их судьба – танцевать для тех, кому все равно, голодать, жить практически в нищете и испытывать унижение?

Айседора перебирала рисунки, сделанные братом с греческих ваз в Британском музее, и пыталась понять, как относились греки к вот этим танцовщицам, почему их позы, движения увековечили.

Сестра и брат много беседовали о смысле танца, каждого движения, о том, что достигло, а главное, что потеряло человечество, отказавших от свободной одежды и свободного движения, присущих своей юности – эпохи Эллады. Казалось, что тогда все было во стократ чище и светлей, словно были солнечные дни, а стали пасмурные. Ненастные дни и морось за окном усиливало такое впечатление.

– Раймонд, неужели все потеряно, неужели невозможно возродить?

– А мы на что? Это и есть наша миссия – возродить искусство Эллады, пусть не все, но хотя бы в поэзии и танце. Элизабет суждено просто учить простых детей, Август и вовсе смирился, а мама… она устала. Остаемся мы с тобой. Нам предстоит разработать теорию эстетики Эллады, эстетики ее движения, философию танца, как выражения их сути…