Магия вне закона (СИ) - Севастьянова Екатерина. Страница 98

Я поежилась. Все в зале, более ста человек, не считая присяжных, комиссию и адвокатов, устремили на меня свои взгляды. Нервные импульсы прошлись по телу и тут же слились с кожей. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя, и невольно, краем глаза, заметила в толпе гражданских магов знакомое лицо. В груди что-то сжалось до крошечных размеров, и у меня с трудом получилось удержать подступившие слезы. Белокурая девушка с каким-то глупым огромным плакатом в руках, требующим моей свободы, сидела на первой трибуне и что-то возмущенно кричала, при этом бурно жестикулируя. Естественно, никто из присяжных или комиссия ее криков не слышали, магия блокировала зал, где проходило заседание. Не может быть… Сандра! Неожиданно она повернулась в сторону стеклянного изолятора, где я находилась в полном одиночестве, стараясь держать спину прямо и не реагировать на жестокие, обидные, провокационные высказывания со стороны семейства Харрисов и их адвокатов. Губы дрогнули и невольно растянулись в улыбке. Сандра подпрыгнула на скамье, замахала руками, плакатом, что-то закричала надрываясь, пока сидевший рядом мужчина не схватил ее за руку и не заставил замолчать. Та снова слилась с толпой, больше не привлекая на себя ненужного внимания. Ее брат, а я уверена, что высокий блондин с шестым резервом магии в глубине темно-васильковых глаз — ее кровный брат, помахал мне рукой, жестами показывая, что все будет хорошо.

Я кивнула. Близкие, но не родные люди, иногда могут дать больше, чем кровные родственники. Поддержку например, или любовь. Хотя, может, мне просто не повезло с родственниками… или Ричард все испортил до такой степени, что даже после его смерти уже ничего не восстановить. Я помню детство и знаю, что мать нас очень любила, но иногда обстоятельства вынуждают людей менять свои приоритеты. Это как выживание. Родительница не справлялась с долгами после смерти мужа, моего родного отца. В результате ее бы засадили за решетку, а нас с Филиппом отправили бы в приют для обездоленных. Ричард стал решением многих проблем, забрав нас к себе домой и женившись на матери, но этот неравный союз был обречен на провал с самого начала, когда Харрис никому из нас не позволил взять свою фамилию и составил брачный договор исключительно в свою пользу. За долгие годы под его подчинением мы все стали друг для друга совершенно чужими людьми.

Почему на первом заседании мне никто не поверил? Почему никто, кроме меня, не рассказал о жизни с этим напыщенным козлом, любившим напиться до беспамятства и исколотить всю семью? Мать месяцами не выходила из дома. Синяки долго заживали, иногда кости не срастались без помощи магии. Если бы год назад все мои показания против Ричарда, которые я давала следствию в течение четырех с половиной часов, подтвердились, то этого повторного заседания могло и не быть. Мне бы назначили несколько лет исправительного центра. Ерунда.

Я спрятала лицо в ладонях, опустила голову. Обстановка давила, да и от воспоминаний хотелось плакать. Не выдержав, я посмотрела на судью, он расспрашивал Леннера о проведенных экспертизах моей магии, выясняя, есть ли какие-то отклонения от общепринятого первого резерва.

Собравшись, я перевела взгляд на присяжных. Мать сидела в первом ряду в качестве свидетеля. Черный платок скрывал ее волосы, плечи, половину лица, как и широкие солнцезащитные очки. Смотрела ли она на меня… не знаю, за очками этого не понять. Пару раз мы пересекались неоднозначными взглядами с Филиппом. И в его глазах я видела лишь осуждение — как в первый раз, так и во второй. За что? За Леннера? За пересмотр этого дела? Или за то, что некромант в непоколебимой форме затребовал наказания для него и для матери? Если честно, я никого не хотела наказывать, но это же Ларк… непробиваемый капитан ночной стражи. Ни уговоры, ни слезы не действуют на капитанов. На кого угодно, но только не на них. По крайней мере, в одном я убеждена наверняка — и Филиппа и мать обеспечат служебными адвокатами центра управления, которые если не добьются условной меры пресечения, то хотя бы сократят их срок за ложные показания и клевету. Это немного успокаивало.

— В ходе заседания суда конгресс верховных магов принял решение — признать мистера и миссис Рейтли виновными в совершении преступления, предусмотренного первой частью регламента о заведомо ложном доносе и клевете перед лицом представителей конгресса, — после недлительного совещания членов комиссии громогласно объявил судья. Я затаила дыхание, ожидая приговора. Если это Обитель… кошмар. — Выбранной мерой пресечения является ограничение свободы сроком на пять лет с отбыванием наказания в исправительном центре первого округа города Нерона. Решение может быть обжаловано в течение шести месяцев после вынесения приговора.

Филипп, не предвидевший такого исхода событий, вскочил на ноги и ринулся из зала суда через черный ход за спинами комиссии, но путы некроманта сковали его прежде, чем брат успел добежать до двери.

— Вы не имеете права! — закричал он, вырываясь от дежурных стражей, которые взяли его под руки, выводя из зала под аккомпанемент всеобщего молчания. — Не имеете права! Я свидетель! СВИДЕТЕЛЬ!

Наблюдая, как его и мать связывают путами, как меня когда-то, я не могла понять, что на самом деле чувствую, но это что-то было болезненным и не особо приятным, оно въелось прямо в сердце и никак не отпускало. Дышать стало тяжело, и слезы потекли по лицу, капая на рубашку, брюки, жилет. Я уронила голову. Исправительный центр, не Обитель. Никто там тебя не убьет и не изнасилует, и покровителя себе искать не надо. Все что требуется — работать не покладая рук и жить по строгому тюремному режиму. Ларк еще вчера сказал, что это неминуемо, чтобы снять с меня обвинение в клевете, необходимо подвергнуть слова Филиппа проверке, чем ночной патруль и занялся с самого утра. Несколько экспертиз, присутствие одного из представителей власти и конгрессу не оставалось ничего, кроме как признать свою ошибку и оправдать меня хотя бы по одному пункту.

Когда за стражами закрылись двери и бывшие свидетели моего дела скрылись из виду, я закрыла глаза, поморщилась, пытаясь мысленно себя успокоить. Я не такая, как они. Нет-нет! Я никого не обвиняю и никого не хочу подставить, я лишь хочу добиться правды, хочу на свободу, хочу вернуться к прошлой жизни… с Ларком. Это так странно! Никогда бы не подумала, что в здравом уме захочу связать свою жизнь с одним из представителей конгресса, которых я ненавижу до глубины души. И стражем… капитаном стражи. Я повернулась к Леннеру. Облокотившись на стойку, мой любимый капитан одной рукой держался за шею, где иллюзорными нитями были аккуратно сшиты порезы от когтей потрошителя, и внимательно, но без особого интереса наблюдал за адвокатами Ричарда, которые, кажется, еще не понимали, что для них все кончено.

Заметив на себе мой пристальный взгляд, Леннер обернулся, увидел мои слезы и неодобрительно покачал головой, намекая, чтобы я прекращала. Да я бы и сама рада, но уже не могла остановиться. Кто-то из присяжных обратил внимание на убивающуюся горем заключенную. Ничего особенного — очередная подсудимая, которая оплакивает свою поломанную жизнь или, может, до ужаса, до панического страха боится возвращения в Обитель. Я боюсь, боюсь, но… Никто! Ни судья, который выслушивал сторону обвинения, ни гражданские маги, с любопытством глазеющие на всех из соседнего зала, ни представители конгресса, до хрипоты упивающиеся своей собственной властью, даже не догадывались, что за очень долгое время — я впервые плачу не от отчаянья, а от… счастья. От настоящего счастья — женского и просто человеческого. Об этом знал один Ларк. Он мое маленькое личное счастье. Каждый раз, когда некромант оборачивался, словно проверяя на месте ли я, его черный, пугающий взгляд смягчался, медленно возвращался к привычному, ослепляющему сапфировому блеску. Скоро все закончится… и между нами не будет преграды в виде стеклянной стены и дурацких статусов, навешенных конгрессом. Остается лишь пережить этот ужасный день.