Магия вне закона (СИ) - Севастьянова Екатерина. Страница 100

— Все ты прекрасно понимаешь.

Горькое дыхание коснулось моей щеки. Я зажмурилась, сдерживая рвотный позыв, и моментально отвернулась, желая вырваться из объятий его вонючего тела и идти самостоятельно, но меня уже никто не собирался отпускать. Я чуть не заревела. Настолько неприятны были чужие прикосновения, которые с каждым шагом становились все настойчивее. Комбинезон не позволял грубым ладоням проникать под оранжевую плотную ткань, но они и без того мяли мою кожу, оставляли синяки и заставляли в полной мере прочувствовать всю силу желания, исходившую от этого похотливого урода.

А ему, похоже, наоборот, нравилось мое сопротивление. Когда-то Йонас говорил, что многие стражи, отработав несколько лет в Обители, неизбежно теряют свою человечность. Каждый тюремный работник обязан участвовать в «прятках», обязан наказывать заключенных за их грехи, обязан добиваться чистосердечного раскаянья. Не только у заключенных едет крыша, у стражей тоже. Некоторые из них не выдерживают и уходят, а вот те, что остаются, навечно превращаются в жестоких монстров. Сам Йонас называл их «животными», но животными дисциплинированными и послушными своим хозяевам. К превеликому сожалению, даже самая ужасная работа в мире может стать для кого-то призванием.

— Заходи, — страж оттолкнул меня от себя и, придерживая тяжелую дверь камеры с массивным железным засовом и энергетическим охранным барьером, который скорее оттяпает мне все конечности, чем выпустит без разрешения в коридор, дождался, пока я быстрым шагом переступлю порог.

Камера оказалась совсем крошечной, даже меньше, чем я ее себе представляла. Низкая кровать, умывальник, компактный сортир без перегородки и узкая бойница с решетками под самым потолком. Каменные стены опутывали невзрачные тени блокирующего заклинания, отчего камера выглядела еще более мрачной и до дрожи холодной. Как только за стражами с громким скрежетом захлопнулась дверь, погружая место моего временного заточения во мрак, я еще раз оглядела все более внимательно, ну так… на тот случай, если вдруг возникнут какие трудности и мне придется здесь ненадолго задержаться.

Ближе к вечеру ужин мне принесли прямо в камеру. Обычно новоприбывших не выпускают в общий зал, за исключением лабиринтов, до тех пор, пока не составят полное расписание «пряток» на год вперед, не внесут заключенного в списки основателей Обители и не проведут все необходимые анализы, досмотры и экспертизы.

Не притронувшись к ужину, я вернула поднос обратно, и как только проревела оглушающая сирена, а в коридорах погас магический свет, я забралась под одеяло, с трудом сдерживая панику. Уже отбой… так хорошо, и что дальше?

Первая половина ночи прошла в кошмарах. Спать я не хотела, но невольно проваливалась в забвение, изнеможенная событиями последних дней, то и дело просыпаясь от резких звуков за дверью и криков заключенных. Когда я в очередной раз открыла глаза — застонала, накрывая лицо колючей от перьев подушкой, чем-то похожей на кирпич, понимая, что Обитель мне не приснилась и что этот кошмар происходит на самом деле.

— Выспалась? — ледяной голос прозвучал так неожиданно и невозможно близко, прямо над ухом где-то сверху, что я перепугалась до полусмерти и пронзительно завизжала, не сразу сообразив, кому этот голос принадлежит и что вообще этот человек делает в моей камере глубокой ночью. Нервы и без того были накалены до предела, для неминуемого срыва только ночных визитеров мне и не хватало. — Тихо ты, Рейтли! Заткнись. Заткнись! Или хочешь, чтобы на твои крики сюда сбежались все стражи Обители? — крепко зажимая мне рот ладонью, поинтересовался основатель, присаживаясь на край кровати и напирая на меня своим телом, не позволяя подняться.

У меня округлились глаза. Йонас?! Сердце подпрыгнуло, бешено забилось где-то в горле, и искрящие импульсы заиграли по коже, освещая камеру. Мужчина, который в совершенстве устраивал ад для всех заключенных на протяжении целого года, пока я находилась в заключении, на моих глазах изо дня в день с наслаждением карал провинившихся, отбирал их магию, насиловал женщин, избивал мужчин, кремировал людей и с холодным равнодушием учитывал смерти, сейчас сидел на моей кровати и проникновенно улыбался. Дышать стало тяжело. Мой ночной кошмар и единственный человек, по-настоящему неравнодушный к моей судьбе в стенах Обители, собственной персоной… Не думала, что будет так тяжело снова его увидеть. Год назад Йонас заявил на меня свои полные права… теперь этих прав у него нет. Я больше никому не позволю к себе прикасаться. Нет, нет, нет. Ни за что! Только Парку, только ему.

— Ого, — основатель, предусмотрительно не отнимая ладони, чтобы я чего доброго еще не заорала на всю Обитель, осмотрел мое лицо, задерживая ядовитый взгляд на моих нервно бегающих глазах, — капитан, конечно, говорил про твой резерв, но я до последнего не верил, что ты смогла его изменить. Такое случается крайне редко, я удивлен и озадачен, Рейтли. Мне уже стоит начинать тебя бояться? — Йонас широко ухмыльнулся от абсурдности своих слов. Кто-кто… но основатель Обители никого не боялся. В работе стражей страх недопустимая роскошь, а уж в работе основателя тем более. — Или я смею надеяться на помилование?

Я замычала, рассчитывая убрать его руку, которая беспощадно вдавливала мою голову в матрас. Мужчина нахмурился. Холодные глаза превратились в две смертоносные ледышки. Я мычать тут же перестала, да и вообще решила не дергаться, чтобы лишний раз не провоцировать и без того неустойчивого основателя. Кто знает, что могло прийти в его больную голову за те месяцы, пока я отсутствовала?

— С первым резервом, практической магией и парочкой идеально заученных заклинаний, — Йонас провел пальцами свободной руки по моим волосам, то ли убирая их с лица, то ли просто вспоминая, какие они на ощупь, — ты в состоянии продержаться девять лет в Обители, даже с теми условиями заключения, что предписал для тебя конгресс. За несколько месяцев можно подтянуть практику и изучить азы боевой магии.

Он сейчас намекает, что о свободе я могу забьггь на ближайшие девять лет?

— Я очень хочу, Рейтли, чтобы ты осталась в Обители, — пояснил Йонас, увидев невзрачную тень непонимания на моем лице. — Вы с капитаном собираетесь нарушить целый свод законов, пойдя против решения верховного суда. Со мной тебе будет гораздо безопаснее.

Если бы мужская ладонь безжалостно не зажимала мой рот, то, наверное, я бы уже заливисто расхохоталась от души так, искренне. Безопаснее?! Безопаснее — где? В Обители с Йонасом, чем на свободе с Парком? Он что, издевается?! Я снова покосилась на основателя, проверяя, но нет… Йонас не издевался, Йонас говорил серьезно. И выглядел он при этом ну-у очень жутковато. Многие дежурные стражи не находили общий язык с основателем Обители. На плановых медосмотрах я частенько видела, как молодые санитарки, заметив приближающегося Йонаса, разбегались по медотсекам, блокируя двери. Безжизненный взгляд может напугать любого, как и скрытая агрессия в движениях, тюремные татуировки и неискренняя улыбка, за которой скрывается зверь. И этот зверь не знает слова — «нет». Основателю никто не отказывал. Никогда. Жизнь важнее. Йонас с легкостью наказывал и убивал заключенных, иногда служебных рабочих, которые ему перечили, иногда избивал стражей и очень часто спорил с другими основателями. Ни один маг в здравом уме не ищет встречи с мистером Раем Йонасом по понятным на то причинам. О какой безопасности идет речь?

— То, что предлагает капитан города — незаконно, — поморщившись, попытался вразумить меня основатель. — Освобождать заключенную за спиной конгресса и тайком выводить ее из Обители — не-за-кон-но! Если что-то пойдет не так — капитан подставит не только себя, но и тебя, а заодно и меня, и поверь, тогда я буду очень зол. Ты хоть представляешь, чем все это грозит в случае провала?

Конечно! Я часто и уверенно закивала, на что Йонас недоверчиво повел бровью. Если меня поймают, то, скорее всего, повесят или казнят на центральной площади. Я это знаю, знаю! Не надо на меня смотреть так, словно я сумасшедшая. В этой камере один псих, и он сидит напротив.