Плохие помощники (СИ) - Лапина Маргарита. Страница 18
Тёплые пальцы сомкнулись на ладони Ионы, и она чуть не взвыла. Енс встал с Ионой плечом к плечу.
Глава продолжал что-то говорить, но она не слышала его. Енс понимал. В самом деле, понимал. Он подошёл к ней, поддерживает её, и так должно быть, ведь он имел целую вечность на утешение Амбер. А сейчас их прощание, их двоих, и только.
Енсу было всего семь, а Ионе шесть, когда они впервые встретились и быстро стали из дальних родственников близкими друзьями, настоящими братом и сестрой. Ивор играл с ними обоими, обоих учил водить байк и плавать, ходил с ними в походы, объяснял, как нужно жить, что значит быть честным даскерийцем. Ивор был их общей семьёй. Они открывали все тяготы труда и все радости природы вместе. Енсу Иона доверяла во всём. Хотя бы часть своей боли она могла разделить с другой живой душой.
Но лишь часть. Всего через пять лет, пять коротеньких лет Енс прошёл определение в работу и уехал учиться на Талерию. Он провёл на Даскерии даже меньше времени, чем в городе. Захочет ли он остаться тут теперь, когда и дома-то больше нет?
Может, Иона просто хочет, чтобы он любил Даскерию? Может, он горюет только по воспоминаниям детства и по Ивору, а сердце своё оставил в квартире под облаками?
Иона отчаянно стиснула руку брата, чтобы он не ускользал от неё, и он ответил, взял её ладонь в свои. Енс не отпускал её, пока все расходились по перевозчикам, не отпускал, когда они ехали в лагерь. Иона мёрзла, несмотря на жару и духоту, и на обратном пути даже не чувствовала ухабов, только помнила, что они есть.
По приезду даскерийцы разделились на группы и разошлись кто куда. Группа, куда попали и друзья Ионы, отправилась в комнату Енса и Амбер. Там все расселись на пол, на коврики, на стул и стол. На кровати, как хозяева, разместились сами Енс и Амбер, и Иону брат усадил рядом с собой. Четвёртый человек не уместился так, чтобы все оказались в кружке, поэтому Дарси уселся у ног Ионы и взял в ладони её разутую ногу. Амбер извлекла из-под кровати потрёпанную гитару, а Енс прокашлялся.
Они будут петь о синей луне. Теперь у луны будет два дня в году. И ребята впервые запоют о настоящем, а не о старых днях. Кто мог подумать, что все они будут жить в такое время? Современники ночи синей луны. Когда-нибудь потомки будут говорить, как мужественно они пережили второй удар, более слабый, но от того не менее болезненный и ужасный. Если потомков спасут от бед, разумеется.
Тонкие пальцы Амбер пробежали по струнам. Иона охнула. Амбер проверила звучание и прижала гитару к себе. Свободные недели Енса и Амбер уже много лет не попадали на день памяти, Иона даже забыть успела, что такое слушать песню в их исполнении.
— Две тысячи пятьсот четыре года назад случилась первая ночь синей луны, — проговорил Енс тихим голосом. Он уставился себе в колени, будто глаза отяжелели и отказались подниматься на зрителей. — Ещё раз она случилась шестьдесят семь дней назад. И я… я много…
Голос Енса дрогнул, брат закрыл глаза, покачал головой. Волнистые бордовые пряди скользнули по лбу и щекам, влево и вправо. Он нервным жестом зачесал их назад.
— Я прежде каждый год пел эту песню, но никогда, на самом деле, не понимал её. Раньше была грусть, и был восторг историка. А теперь нужно петь о нашем доме, и слова застревают в горле. Синяя луна — смерть человечества. Даскерийцы, как и древние люди до нас, тоже видели ужасные видения, сходили с ума, дрались друг с другом и убивали себя, чтобы прекратить страдания. Вокруг них плавились и разрушались дома, стена синего огня уничтожала всё, что создал человек, от архитектуры до посевов. За одну чудовищную ночь всему, что любили мы с вами, пришёл конец.
Енс произносил слова, похожие на те, что говорили каждый год в день памяти, и голова отказывалась понимать, что сегодня они звучали о Даскерии.
И даскерийцы, и их более мудрые предки оказались беспомощны и сгинули совершенно одинаково. Мудрость не спасла предков, как не спасло современных людей знание, что катастрофа может повториться.
— Наши предки в ту ночь потеряли всё, — продолжал Енс мёртвым голосом. — Однако оставшаяся горстка отважных людей смогла сохранить часть накопленных веками знаний и передать их нам. От Даскерии у нас осталось немногим больше. Многие знания и умения древних людей пропали безвозвратно. А что из традиций и знаний Даскерии не сможем восстановить мы?
Енс надолго умолк. Народ зашуршал, усаживаясь поудобнее. Приготовились к песне. Только вот тут, как ни сядешь, будет казаться, что сидишь на дереве: ветка тонкая, кругом всё колется и царапается, а ветер подует — того и гляди, свалишься и сломаешь шею.
— Начнём песню, друзья. Полагается говорить: «Да не повторится ночь никогда». Но я скажу по-другому. Да не повторю я лучше никогда эту фразу.
Амбер начала играть незатейливую мелодию, Енс вздохнул и сжал кулаки. А потом запел. Эффект обычно производила не музыка, вся песня держалась на голосе и манере исполнения. Угроза, боль, ужас, нарастающая паника и отчаяние — все переживания Енс выразил интонациями и чистым, сильным голосом.
Комната расплылась, люди смешались в синюю массу.
Ещё совсем недавно страшная песня вызывала в Ионе горячую решимость сделать всё доступное ей, чтобы потомкам не пришлось пережить того, что случилось с предками. А теперь не хотелось шевелить и мизинцем.
За две тысячи и пятьсот лет поиска спасения под девизом «защитите потомство» человечество так ничего и не добилось.
— Эй! — крикнул Енс, и все подпрыгнули. Так всегда случалось. — Последние! Помнить вы будете! Город встанет опять, а мы нет. Если монстра вы вновь разбудите, защитите потомство от бед!
Музыка оборвалась одновременно с голосом, Амбер ударила по струнам, а брат поник, точно силы покинули его вместе с последним словом песни.
Многие даскерийцы дрожали, и Иона обнаружила, что тоже дрожит. А ещё плачет. Слёзы горячие. Капают на шорты. Плакали многие. Одна девушка прятала лицо в ладонях и стонала. Никто не прикасался друг к другу, не осмеливался поддержать. Интересно, все ли видели, как остальные люди превращаются в синее пятно?
Енс закрыл себе рот рукой и повернулся к Ионе, чтобы сидящие напротив не видели его лица. Брови брата сложились углом, а глаза, полные боли, превратились в щёлки. Если бы она только могла утешить его сейчас! Песня сделала всех слишком хрупкими. Если она прикоснётся к нему, то развалится на куски.
Амбер первой сбросила оцепенение жутких минут, отложила гитару на подушки и прижалась к любимому. Она показалась безмятежной, и даже бледное лицо будто бы порозовело. Целительница ободряюще улыбнулась всем и потрепала по плечу ближайшего угрюмого даскерийца, сидящего на коврике.
— Ребята. Держитесь. Эта песня всегда вводит в такое состояние… заставляет задуматься о том, о чём обычно не думаешь. И прочувствовать. Сильная вещь. Видно, что её сочинили в большой боли. Но я всегда одного не могла понять. Почему мы так упорно считаем себя жертвами? Отчего такая позиция? В самой песне поётся: «Если монстра ВЫ вновь разбудите». Почему мы считаем, что кто-то нападает на нас?
Даскерийцы уставились на Амбер во все глаза. Кто-то присвистнул, кто-то с шумом выдохнул, кто-то принялся стучать ногой по стулу. Девушка, бившаяся в истерике, даже всхлипнула и прекратила выть. Только Енс не повернулся в сторону возлюбленной.
Амбер ничуть не смущалась. Она ждала ответа, а собратья только рты разевали.
Всё всегда приходилось делать самой.
— Эта фраза означает только, что луна преследует людей, — от слёз голос Ионы стал отвратительно скрипучим. Амбер с выражением любопытства на лице выглянула из-за Енса, чтобы лучше видеть Иону. — Мудрые предки это знали и потому оставили нам предупреждение. И поэтому правительство ищет способ навсегда избавить нас от неё.
Енс сник ещё сильнее. Волосы занавесили ему лицо, но он не отвёл их, как будто захотел спрятаться или вовсе исчезнуть.
— Как правительство потомков защищает, я вижу, — Амбер сощурила один глаз, скривила рот. — Угнетают более слабые расы, которые не могут ответить. Но эта фраза! Вслушайтесь! Что, если на самом деле это никакая не злая луна, невзлюбившая людей, а мы, мы сами себя уничтожаем? Что, если мы сами делаем что-то такое? Что, если раз в определённое время мы сами вызываем её на себя?