Уютная, родная, сводная (СИ) - Романова Наталия. Страница 47

Невозможно проломить стену, которая попросту отодвигается на расстояние следующего шага. - Богдан, - вдруг произнесла Лопоушка и замерла, смотря на

Бронислава, похожая на мышонка в мышеловке-ловушке. - Что? - Кто? - в один голос проговорили отец и сын, смотря на женщину, ставшую ещё меньше и бледнее, отчётливо стали видны синяки под глазами и морщины в уголках глаз,

опущенные уголки потрескавшихся губ и бледные брови, которым давненько не придавали форму. - Богдан?! - взревел отец. Из палаты, напротив поста медсестры,

выглянула женщина и уставилась на Бронислава, выразительно прося его заткнуться. Пришлось уже Марку напоминать отцу, что Людочка плохо себя чувствует, и где они находятся. Лопоушка была не похожа на себя. Испуганная,

сжавшаяся, она смотрела на Бронислава, поверхностно и быстро дышала. - Я

говорила, Катюшка не от тебя, Боря... - Богдан, значит, - голос Бори стал ровным,

словно он читал сертификат на алкоголь и сравнивал с данными на бутылке. - Он знает? - Да, - Лопоушка отвечала тихо. - И что? - Он... ты же знаешь. - Знаю, - рот отца скривился. - Ты должна была мне сказать, - он спокойно смотрел на Люду. -

Просто сказать, а не... - Я виновата, прости, - пальцы у Лопоушки были тонкие, как прутики, ладошка маленькая, ломкая, кожа на руках сухая. Почему-то сухость показалась Марку признаком уязвимости. Он посмотрел ещё раз на Лопоушку, она разглядывала свои руки с синими выступающими венками. Глянул быстро на отца,

тот молчал. - Богдан? - он не знал, кто такой Богдан, и не хотел знать, зато он точно знал, что его отца зовут Бронислав. Не Богдан. Этого было достаточно. Пока, во всяком случае - это был максимум информации, которая требовалась Марку.

Наверное, так себя ощущают получившие помилование накануне исполнения приговора. Облегчение - основное чувство. Куцая радость от неверия в собственную удачу, перемешенная с пищащим восторгом. Богдан. Отличное имя.

Марк был готов назвать своего сына Богданом! Расцеловать весь мир, начать с

Лопоушки, закончить Катериной. Его трясло от эндорфинов, которые ошалели и пустились в пляс по кровеносной системе, ликовали в каждом сосуде, каждом капилляре, каждой клетке. - Точно Богдан? - Марк должен был убедиться. При каждом упоминании этого имени Бронислав вздрагивал, и Марк подумал, что,

пожалуй, называть так сына - плохая идея. - Да, конечно, Марик, - Лопоушка улыбнусь сквозь силу, словно эту улыбку из неё выдавили. - Женщина знает такие вещи. - Отец?.. - вопрос повис, не заданный. - Езжай, доберусь, - отец показал на бумажник. Всегда можно вызвать такси, если он ещё уедет отсюда. Что-то подсказывало Марку, что сегодня Бронислав останется здесь, даже если ему придётся спать на стуле или не спать вовсе. Быстро уходя, Марк подумал, что глупо было приезжать к Лопоушке, не взяв даже апельсинов, или что обычно приносят в больницу? Даже не поинтересоваться её самочувствием, нужна ли помощь.

Оглянувшись, он посмотрел на название отделения. «Терапия» - значит, ничего особо серьёзного. Не реанимация же, не хирургия, других отделений Марк вспомнить не мог, чем отличается «кардиология» от «эндокринологии» без гугла,

пожалуй, и не ответил бы. И то, и другое пугало до усрачки, а вот «терапия»

звучало обнадёживающе, и даже приставка «тринадцатая» не смущала.

  Глава 12. Часть 4. Настоящее

   К Катерине он добрался уже к ночи, наконец сообразив на обратном пути кинуть телефон на зарядку, найдя несколько пропущенных звонков от Катерины, один от

Глеба и один от Славика Лауды. Перезвонил только Катерине, она не взяла трубку,

подумал, что спит. Сначала направлялся в тот дом, откуда уехал сегодня утром, но пути, на всякий случай, подъехал к квартире и, о чудо, горел свет. Значит здесь... и не спит, только трубку не берёт, засранка. Марк широко улыбнулся, наконец-то радость от внезапного «помилования» стала очевидной, разлилась по всему молодому организму и согрела его, будто на улице было не минус тридцать пять, а все плюс сорок, а то и с приличным хвостом. Будто Марк валялся на пляже, рядом с тёплым океаном, и жарил бока на солнце, подставляя тело под тёплый бриз. Лифт по-прежнему не работал, стены были так же обоссаны, у дверей нёс пост бывший муж - Витя-моль. Марк отодвинул его ногой, тот даже не сопротивлялся, поднял воротник куртки и посмотрел бесцветными глазами на Марка. - А вот и ещё один ёбарь пришёл, - просипел, как слизня выблевал. - Только один ушёл - другой на пороге. Конвейер, а не баба. - Моль показал характерный жест задницей и смачно сплюнул. - Будешь за другим подъедать, значит. Давай, давай. Марк продолжал звонить в дверь и одновременно на телефон, пока Катерина не открыла дверь. В

длинном шёлковом халате, бледная, волосы убраны в хвост, на щеках покраснение -

от щетины, - губы алые... да, что там - от неё разило сексом, несло за версту. Даже,

если на грудь повесить табличку «меня только что трахнули» и выставить голой на площадь, было бы меньше сомнений. Марк сглотнул обжигающую горечь,

поднимающуюся по горлу, перешагнул порог и захлопнул дверь, предварительно пнут бывшего мужа, тот отлетел к противоположным дверям, там начал копаться и устраиваться. - Суток не продержалась, я смотрю, - ох, как же Марк разозлился,

мгновенно. Жуткий сгусток концентрированной злости было сразу не переварить,

не пропустить через себя и не выпустить наружу в чистом виде. В этот момент

Марк понял, почему совершают убийства из-за ревности. Или самоубийства.

Почему сжигают города или себя. В голове стоял звон, в ушах, во всём теле. Дзынь,

дзынь, дзыыынь. - А должна была? - Катерина развернулась и пошла в сторону комнаты, Марк последовал за ней. Простыни другие, сменила после Марка. Эти зелёного цвета, воняли посторонним мужиком, были скомканы. - Да, - Марк не знал, что ответить. Он что, просил звезду с неба или три миллиарда долларов? Не спать с Владюшей, ни с кем не спать... вот, что он просил. Не так и много,

учитывая, что не прошло и суток. - Видимо, я забыла, прости, - она дёрнула простынь, и ткань пролетела мимо лица Марка, опаляя запахами, от которых хотелось если не блевануть, то выть. - Забыла, просто забыла? - всё не могло быть так просто. Или могло? Или... да это сюр какой-то! Кривое зеркало с уродливыми рожами случайных людей в нём. - А ты на что рассчитывал? - Катерина упёрла руки в боки и посмотрела хмуро на Марка. - Ты свалил без объяснений, просто прыгнул в машину, даже «до свидания, было клёво» не сказал, оставил меня там,

одну, а мне на работу завтра! Ты трубку не брал, я звонила! - Она схватила свой старенький телефон и бросила его в Марка, тот увернулся, телефон распался от удара в стену, похоже, ремонту он уже не подлежал. - А потом я позвонила

Владлену, он забрал меня, привёз домой и трахнул. - Значит, всё просто... - Не слишком сложно, да. - За несколько литров бензина и пару часов ты раздвигаешь ноги перед любым? - Перед любым, кто не свалит в туман, не сказав ни словечка!

Перед любым, на кого хоть как-то можно положиться, пусть он женат на этой жуткой бабе, и... Катерина всхлипнула, Марк вспомнил, что говорил Владюша про свою девоньку, про её терпеливость, про... Надо было вставить тогда кляп в его поганый рот! - Ты просто свалил, откуда я могу знать, на день, на два или на десять лет! - Да, мать твою, я свалил на десять лет, свалил! - не было сил молчать. - Меня посадить могли из-за твоей матери-идиотки, из-за того, что ты подтвердила, ты слова против не сказала! Я всю ночь просидел в обезьяннике, потом мне показали заявление и результаты предварительного заключения. Следы эякулята, ты же не спринцевалась тогда, обманула, следы укусов, кровоподтёки, гематомы, словно с тобой не я один был, а рота солдат. На руках, запястьях, на бёдрах, везде... я читал твои показания! Я должен был остаться? Ты в своём уме? Начнёшь сказку про попа и собаку, как я тебя изнасиловал?! Начинай, за сегодня я уже наслушался! Сыт по горло, но тебя выслушаю. - Не давала я никаких показаний! - Значит, я сам их давал, - Марк выплёвывал слова. - Сам себя трахнул, наставил засосов на запястьях,