Время расставания - Ревэй Тереза. Страница 9
Андре закончил осмотр мехов.
— Скажите модельеру, чтобы он зашел ко мне. Мы должны подумать, что можно сделать из этих несчастных соболей. Они ведь обошлись нам в весьма кругленькую сумму.
С озабоченным видом Фонтеруа-младший покинул мастерскую Ворма. Спускаясь по лестнице, он чуть не сбил с ног какого-то молодого человека, поднимавшегося ему навстречу.
— Извините меня, — сказал Андре.
Молодой черноволосый мужчина прижался к стене, чтобы дать Фонтеруа пройти. Андре прошел мимо него, по-прежнему погруженный в свои мысли.
Ворм вышел в коридор. Он посмотрел на незнакомца, мнущего в руках старенькую фуражку. Его истрепавшаяся одежда была кое-где залатана, а белая рубашка знавала лучшие времена, но выглядел он, тем не менее, очень опрятным. «Еще один бедняга, который ищет работу, — подумал управляющий ателье. — И на француза он совсем не похож».
— Что вам угодно? — угрюмо поинтересовался Ворм.
— Добрый день, месье. Я ищу работу, месье.
Он действительно говорил с акцентом, но Ворм оценил воспитанность неизвестного, его, похоже, искреннюю почтительность. У незнакомца был открытый взгляд, а глаза удивительного — глубокого синего — цвета.
Управляющий толкнул дверь в свой кабинет, прихватив сверток с каракулем, лежащий на стуле, и жестом пригласил молодого человека садиться. Тот заколебался, затем осторожно уселся на краешек стула, готовый в любую минуту подняться.
— Ты разбираешься в нашем ремесле?
— Да, месье. Я из Кастории [4].
Ворм удивился.
— Так что же ты ищешь у нас? Я всегда полагал, что греки держатся друг друга.
Молодой человек покраснел, но глаз не опустил.
— Я предпочитаю искать работу в других местах, месье.
Управляющий с задумчивым видом теребил усы. Репутация греческих ремесленников была всем известна. Скорняки из Кастории, расположенной в горах Македонии, имели дело с мехом, начиная с десятого века. Ворм не сомневался, что этот молодой человек отлично знает свое дело, но он боялся возможных проблем. Быть изгнанником — это всегда нелегко. И если он поссорился со своими соотечественниками, то значит, у этого парня отвратительный характер или же он наделал массу глупостей.
— Мы не нуждаемся в работниках… — начал управляющий.
Молодой человек напрягся.
— Извините, месье, но это неправда. Очень много квалифицированных рабочих умерло. А сейчас дело вновь набирает обороты. Вы нуждаетесь в хороших работниках.
— Дело вновь набирает обороты! Какой ты шустрый! Запасы кроличьего меха и другой пушнины тают. А один из моих любимейших скорняков сбежал от меня! — прогремел Ворм.
— Это лишь временные трудности. Война закончилась, и женщины не станут ждать, они вновь захотят покупать новые вещи.
— Ты умеешь видеть будущее в хрустальных шарах или возомнил себя великим предпринимателем? — съязвил управляющий. — Откуда ты так хорошо знаешь французский?
— В моей школе был учитель французского языка, а затем я проработал шесть месяцев в Марселе. В порту.
Юноша помрачнел. «Скорее всего, у себя на родине он нашел подружку, которая дала ему от ворот поворот», — подумал Ворм.
— Работа в порту и скорняжество — это совершенно разные вещи.
— Да, месье. Именно поэтому я и приехал в Париж.
— И конечно же, рекомендательного письма у тебя нет?
— Нет, месье, но мои документы в полном порядке.
— Недоставало еще, чтобы они не были в порядке! — проворчал Ворм.
Он злился, потому что молодой человек ему нравился. Он мог взять его на испытательный срок. Хотя бы для того, чтобы досадить профсоюзу рабочих, который у него в печенках сидел со своими постоянными требованиями, касающимися заработной платы и режима работы. Странно, что они еще не требуют национализировать Дом, это было бы в их духе! Слава богу, что методы Советов хороши лишь для русских и здесь не приживаются.
— Послушай, я дам тебе шанс. Я полагаю, ты разбираешься в оверлоках?
— Как никто другой, месье, — гордо заявил незнакомец.
— Я думаю, ты знаешь, что у нас на машинах работают только женщины?
— Ничего страшного, месье.
— Тогда я возьму тебя на месяц, на испытательный срок. Потом посмотрим.
— Спасибо, месье. Вы не пожалеете!
— Я очень на это надеюсь. Начнешь завтра. В восемь часов. И не опаздывай!
Юноша вскочил, как подброшенный пружинами.
— Не опоздаю, месье. Спасибо, месье!
— Да, кстати, как тебя зовут? — спросил Ворм, доставая из кармана блузы карандаш и бумагу.
— Александр Манокис, месье.
Улыбка, осветившая лицо молодого грека, заставила вздрогнуть старого Даниеля Ворма. «Да он красив, как бог!» — подумал управляющий.
Выйдя на улицу, Александр испустил радостный крик и высоко подпрыгнул, потрясая кулаком. Прохожие с удивлением смотрели на молодого человека, но ему было наплевать на то, что его могут принять за сумасшедшего: работа! У него наконец-то появилась работа! Теперь ему оставалось лишь убедить квартирную хозяйку, чтобы она еще немного отсрочила платеж — до его первой зарплаты.
Чтобы сэкономить на билете на метро, Александр пошел пешком. Он двинулся к Вандомской площади, пересек парк Тюильри, миновал Королевский мост, на котором налетевший порыв ветра чуть не унес его фуражку. Добравшись до улицы Сен-Андре-де-Ар, юноша поднялся на седьмой этаж, где снимал тесную мансарду. У него был богатый выбор: улечься на кровать или сесть на стул. Обычно он выбирал кровать. Скрестив руки на затылке, молодой грек любовался небом, виднеющимся в маленьком окне.
Как только Александр ступил на перрон Лионского вокзала в Париже, он тут же решил, что отправится в квартал, где вот уже на протяжении пятнадцати лет селились семьи из Кастории. Этот квартал притягивал его, как магнит. Слишком гордый, чтобы искать чью-либо поддержку, — юноша поклялся, что всего добьется сам, без посторонней помощи, — он не желал ни общаться с соотечественниками, ни даже видеть их, но его согревала мысль, что они живут рядом, в соседних домах. После Марселя с его добродушными обитателями с напевной речью, живость парижан и их резкий говор до сих пор продолжали удивлять Александра.
— Скоро, скоро… — пропел он высоким голосом.
Он уже видел себя выходящим из лимузина у отеля «Вальдорф». Портье склоняется в почтительном поклоне… А вот он бродит по улицам Манхэттена, волосы развеваются на ветру, яркий свет, пробивающийся меж небоскребами, слепит глаза… У Александра Манокиса была лишь одна цель в жизни: Нью-Йорк. Чудесный городок Париж — только этап большого пути. Конечно, он не собирается задерживаться здесь надолго, но пока все попытки получить американскую визу заканчивались неудачей.
У него заурчало в животе. Возможно, если он перемоет посуду в ресторане на улице Мазарини, то сможет получить бесплатный ужин, ведь хозяйка заведения неравнодушна к симпатичному юноше. Когда он будет богат, ему больше не придется мыть ни одну тарелку!
Отец Александра вырвал бы себе последние волосы, если бы узнал, чем подрабатывает его сын после отъезда из Кастории. А быть может, и нет. Его отец давно уже не строил иллюзий насчет своего третьего сына, которого в конце концов выставил за дверь, приказав строптивому отпрыску не появляться до тех пор, пока он не пожелает повиноваться родительской воле. Именно тогда Александр в последний раз видел свой роскошный дом с резными деревянными потолками, с шелковыми коврами и массивными диванами. Он нисколько не сожалел об изобилии детских лет. Но когда Александр вспоминал изумрудные воды озера, сухой и душистый горный воздух Пинда, у него начинало щемить сердце. Иногда, по воскресеньям, просыпаясь от утренних колоколов Парижа, юноша думал, что он слышит перезвон десятка византийских церквей родного города, и в такие минуты молодой грек чувствовал себя потерянным.
Будь проклята злая судьба, что вынудила его взбунтоваться против отца и отправиться в чужие края! Александр проклинал всех: турок, насильно забравших в оттоманскую армию его старшего брата, о котором семья больше ничего не слышала; греков, убедивших среднего брата сражаться за освобождение Македонии. Он погиб с оружием в руках, так и не став свидетелем того, как в 1913 году Македония присоединилась к Греции. И наконец, он проклинал тирана отца, который хотел женить младшего-сына на девице из рода Козани. После того как Александр стал единственным наследником, старый грек решил навязать ему этот союз, призванный укрепить взаимоотношения двух всеми уважаемых семей торговцев. Но Александр не желал жениться. Ко всему прочему, девица Козани всегда насмехалась над ним, когда встречала на улице, где прогуливалась вместе со своими подругами. Юноша протестовал, но ничто не могло изменить решение отца. Слушая их споры, мать заламывала руки, а ее лицо становилось мертвенно-бледным. Чувствуя невообразимый стыд от того, что заставляет страдать эту женщину, на долю которой и так выпало немало горя, Александр, тем не менее, отказывался жертвовать собой. Его сердце навеки было отдано полуострову, врезающемуся в воды озера Орестиада, тенистым дубравам и ельникам, высокогорным плато, раскаленным добела летним солнцем и овеваемым морозными зимними ветрами. Меж тем ему только-только исполнилось восемнадцать лет, и перед ним лежал весь мир.