Дорогой плотин (СИ) - Ваон Андрей. Страница 4

Скоро Андрейка, шедший впереди, упёрся в крутяк, спадающий прямо в воду. Они уже порядком запыхались, вымазались и промокли, и в воду ледяную лезть совсем не хотелось.

— Надо вверх переть, — решил подошедший сзади Ванька.

Андрейка, сдвинув шапку с потного лба, взглянул наверх. Они устали и общее недовольство выражалась в раздражении друг другом.

— Да чего ты раскомандовался-то?! Охота лезть — лезь! А я уже заманался тут лазить по твоим буеракам, — Андрейка забушевал.

— Да и полезу! — Ванька обиженно зашевелил тощими лопатками, стал карабкаться вверх.

Андрейка злобно зашагал по колено в воде.

Братья же, ошеломлённые внезапной распрей, но всё равно тугодумные, друзей остановить не сумели и теперь стояли в замешательстве, выбирая, за кем последовать. Лезть в ледяную сырость им всё же хотелось меньше, чем лезть в горку. И они, вздохнув на па?ру, пошли за Ванькой. Андрейка этим фактом ещё больше возмутился и гневно затопал по мелководью.

Когда Ванька и Козины приплелись в деревню, темень густо обжимала домики со всех сторон, слегка дырявясь отсветами окошек.

— Бывайте, пацаны. Завтра увидимся, — Ванька попрощался с братьями и свернул к себе. Понурый, грязный и уставший он хотел обогреться и умыться. Особенно хотелось горячего чаю, но он знал, что сейчас будет серьёзный разговор. «А ещё и уроки!», — совсем опечалился он.

Понимая, что его ждут, он всё равно инстинктивно попытался пролезть незаметно — получилось плохо, и уже с порога к нему приковалось внимание деда и бабки.

— А ежели ремня? — дед Андрей сдвинул брови.

— Ванюш, ну разве так делается?! — воскликнула Бабаня.

— Ты, что ж, стервец, о бабушке совсем не думаешь? Она места себе не находит, а он тут разгуливает! Ну, грязный, понятное дело — ещё бы ты чистый пришлёпал… — дед гремел и бушевал. Ванька, маленько перепугался, и как был одетый, встал около двери, вперившись глазами в пол. — Отвечай, где был? Ничего, отец придёт, всыплет!

Ванька начал усиленно шмыгать носом, подбородок задрожал.

— Да мы тут… мы думали, пролезем… а они… они перекрыли… и мы в обход…

— Не мямли! Отвечай, как мужик! — деда было не разжалобить. Однако ж бабушка беспокойство ожидания круто сменила на жалость к внучку — тот стоял весь такой несчастный, мокрый и замёрзший. Ванька же на окрик деда вскинулся, задрал подбородок, утёр нос и глаза и отбарабанил:

— дед, они с тыла зашли. Их было десять, а нас четверо только. Да ещё Сашко этот у них. Мы и решили отступить, а то их превосходящие силы были.

— Кто предложил?

— Я.

— Струсили, значит?! — дед замолк на секунду. — Ладно, ступай умываться, а потом за уроки. Отец разберётся, что с тобой делать. Мне с трусом не хочется разговаривать.

— Ты уж, Андрей, его совсем распёк. На нём и так лица нет. Что ж они должны были драться, что ли? — бабушка хлопотала. — Чаю попей хоть сначала.

— Никакого чаю, за уроки марш! — дед пресёк дальнейшие жалости. — Всё, разговор окончен.

Ванька, понурый, стал стягивать с себя мокрую замызганную одёжду. Также, с поникшей головой он пошаркал в свою комнату и там засел за домашнюю работу. Обычно задания у него сложностей обычно не вызывали, он щёлкал их довольно быстро, выучивал, решал и записывал. Но сегодня он никак не мог сосредоточиться, обвинение в трусости жгло его душу. Бабушка незаметно от деда просочилась к нему и подсунула чаю с конфетой.

— Ничего, это он от сердитости ляпнул. Не было никакой трусости, — Бабаня чутко уловила расстройства внука. — Попей, да не расстраивайся.

Она также незаметно исчезла. За стенкой слышался их спор с дедом. Вскоре пришли и родители. Ванька слышал, но продолжал сидеть, задумчиво накручивая вензеля пером.

— И чего, где наш оболтус? — Пётр был привычно бодр.

— Провинился он. Отец тут лютовал, он и поник, — объяснила Бабаня.

Алёна насторожилась и, сняв пальто, пошла к сыну.

— О, сейчас женская жалость начнётся тут, — дед от первого гнева уже отошёл, и теперь ему казалось, что он погорячился. Свои сомнения он прятал и ворчал по поводу и без.

— Так, и чего ж стряслось? — Пётр уселся за стол, приготовился слушать.

— Загулял он. В Борисово с ребятами умотали, там и застряли. Вот недавно только и пришёл, — рассказала Бабаня.

— То есть уговор, что засветло быть дома, нарушил?

— Выходит, так, — бабушка развела руками, внука ей подставлять ещё сильнее не хотелось, но и обманывать сына она не могла.

— Так. И он теперь дуется на то, что вы ему высказали? Или наказали как-то?

— Да никто его не наказывал, по-мужски с ним поговорил просто, — дед уводил в сторону.

— И чего, он, вон, надутый сидит такой, что даже встречать не вышел из-за этого? Давай, отец, говори, как есть.

Дед Андрей, поджав губы и нацепив очки, уткнулся в газету. Буркнул что-то неразборчивое.

— Да трусом он Ванюшку назвал. Там борисовские, кажись, их подкараулили. Постарше ребята, которые.

— А числом?

— Да сказал, человек десять.

— Приврал, небось, для истории-то, — подал голос дед.

— А наших?

— С Андрюшкой были, и с Козиными.

— Как всегда, понятно. Небось, к девчонке этой шастали.

— Не, у них этот… краеведческий интерес был, вот, — сказал дед.

— Так чего ж ты, отец, накинулся на парня? Они отходной манёвр совершили — даже в армии так делают. Не все отступления от трусости. Ещё и от разума тоже. А, ежели, там был этот хулиган — мне про него Васька Шмелёв говорил. Как его…

— Сашко-хохол?

— Точно! Сашко?! Васька говорит, что лет через пять, если не посадят, деревня от него наплачется.

— Был вроде, говорит. Предводительствовал там.

— Ну и правильно тогда они слиняли. Зря ты.

— Но загулял же?

— Это да, это они плохо тут план свой придумали, раз резерва по времени не было. Ладно, пойду, успокою. А то Алёнка только нюни там разведёт.

— Сынок, а ужинать? — Бабаня о своём заботится.

— Мам, ну, сейчас.

Пётр застал жену с сыном на кровати. Он улёгся головой к ней на колени. А она ему наговаривала спокойным голосом. Малой лицом был благодушен и улыбчив. «Да, как бы хлюпиком не стал — вон, из-за каждого чиха у нас тут кипеж и разбор полётов. У Федотовых, наверное, ремня всыпали Андрейке и будь здоров. Забыли всё. У тут целый вечер переживаний».

— И чего тут у нас за ясли?

Ванька вскочил и рванулся к отцу обниматься. Но, вспомнив, провинность, резвость осадил.

— Да ладно, ладно. дедушка с бабушкой рассказали мне. Не сержусь я, наказания не будет никакого. Но только лишь потому, что я считаю тебя взрослым и надеюсь, что ты на будущее должен понимать, что есть слово и есть уговор. Слово нужно держать, а уговор соблюдать. И не забывать при любых обстоятельствах о близких тебе людях.

Ванька яростно закивал головой.

— Пап, я не буду больше так, не предупредив… Но пап, я не трус! — голос его задрожал. — Мы не испугались, но ведь их было больше!

— Садись, Вань, — теперь сидели на кровати они уже втроём. — Я тебе вот, что скажу. Ведь если у вас просто была бы драка, так сказать, выяснение, кто тут сильнее — то чего тут? И так понятно, что они бы вас побили, ещё и похуже что-нибудь… — ляпнул Пётр, вспомнив про Сашко?. Алёна тревожно вскинулась глазами. — Ну, мало ли, увечия какие нанесли бы. То есть, я к чему — что тут не за что было биться, «не жалея живота своего». Так что правильно вы сделали. Тактический, так сказать, манёвр, — Ванька на слова отца приободрился, приоткрыл рот. Но отец не закончил, — но вот бывают ситуации, когда только биться, и ходу назад нет. За Родину там, за жену, за мать, за дитя своё, за идею…

— Как на войне? — выдохнул Ванька и так и остался с открытым ртом.

— Как на войне, да. Тогда не отступают. Тогда ты жизнь кладёшь, и про отход не думаешь. Вот там есть, где трусости выскочить. Вот там, Вань, ты должен волю в кулак, да врага бить, бить, не жалея себя, — Пётр раскраснелся, заблестел глазами. — Главное, Ванюш, понять, где враг-то настоящий, вот оно чего…