Из смерти в жизнь - Стэплдон Олаф. Страница 25

Целую вечность шесть миров вели счастливую, но стереотипную жизнь. Новый век не отличался от предыдущего, и для быстрого разума находилось все меньше дела. От этого разум мало-помалу впадал в кому. Наука стала мистическим ритуалом, искусство — сложной игрой по правилам вековой давности, личные отношения требовали не взаимного познания, а формальной вежливости, религия, напоминавшая когда-то о подвигах крестовых походов, стала удобным и приличным ритуалом.

Дух человек, словно зритель скучной игры, словно путешественник в снежном заносе, боролся с подступающим смертным сном.

Между тем безнадежное существование шести миров затянулось на тысячи и миллионы лет. День становился все длиннее. Луна, отдаляясь от Земли в своем вращении, представала ее обитателям уменьшающимся диском, а затем, сужая круги, становилась огромным шаром в небе, и наконец, разорванный силами притяжения спутник распался на миллион обломков, образовав яркое кольцо, как у Сатурна. Отныне люди видели в ночном небе ослепительную дугу, освещенную солнцем. Между тем само солнце, исчерпав свою энергию, стало меньше.

А люди шести миров, как шестерка лунатиков в общем танце, все исполняли свои бесконечные ритуалы.

Эпохи сменяли друг друга. Менялся рисунок созвездий. Старые звезды тускнели и гасли одна за другой. А для тех, что прежде были в расцвете сил, близился кризис, который должны в свой срок пережить многие звезды. Загоревшись на несколько недель фантастически ярко, они затем впадают в тусклую дряхлость.

Шесть миров знали, что скоро так случится и с их солнцем, которое поглотит или разорвет свои планеты.

Конец человечества

Сегодня, когда колокола звонят победу, дух человеческий добирается в воспоминаниях будущего до эпохи, когда ожидание катастрофы охватило умы всех людей. Не было способа спасти мир от гибели. Малый человек никакими средствами не может сдержать силу звездного взрыва или избежать его. Шесть миров, подпав под тень гибели, изменили свой характер. И дух человеческий наконец стряхнул с себя сонливость, чтобы встретить смертную угрозу без надежды ее отвратить. Он готовился к концу.

То же происходило с мужчинами и женщинами в шести мирах. Точную дату взрыва предсказать не удалось, но случиться он мог в любой момент, и наверняка — не позднее нескольких столетий. Было время, когда люди, укротив свой дух, горячо обсуждали, совершить ли им массовое самоубийство, или продолжать прежние дела, презирая будущее. В конце концов они решили не торопить катастрофу и даже не отказываться от продолжения рода. Ведь расчеты могли обмануть их, и быть может, их нарядной цивилизации предстояли еще тысячи лет жизни. И даже если конец, как ожидалось, наступит в течение века, они решились встретить его в полном сознании, с достоинством. Пусть дети рождаются по-прежнему, даже если их ждет гибель. Пусть дух человеческий испытает все, до последнего мгновенья. Пусть великие сокровища опыта, накопленные им за много эонов, станут завершенными, чтобы он мог с благоговением и трепетом сложить их к ногам Другого.

И еще много веков шесть миров продолжали жить в ожидании последнего мига. В это время их главной заботой было исследование психических средств сообщения Духа с Другим, и собственных перспектив в вечности. Но поиски ничего не дали. Другой, казалось, был совершенно равнодушен к их судьбе.

Неудивительно, что в конце концов в людях шести миров пробудилось отчаяние и жестокое негодование против темного Другого. Дух человеческий в этот последний краткий момент своей долгой жизни сотрясался от новых конфликтов между его членами. В каждом мире одни хранили верность Духу, а другие бунтовали против него.

— Что толку, что толку, — восклицали они, — хранить верность Другому, недостижимому и равнодушному? И зачем упорствовать в служении Духу, который, в конечном счете, всего лишь фантом, не имеющий опоры в космосе — лишь вымысел наших глупых мозгов? Все поколения, начиная с отца Адама, обманывали себя. Мы потратим последние века, или годы, или мгновения на то, чтобы урвать побольше удовольствий.

И вот, под висящим на волоске мечом, они наслаждались всеми радостями, какие способна была дать им наука. А жители Урана, надеясь вопреки всему, что пожар далекого солнца не достигнет их, бешено зарывались в камень своей планеты, расширяя подземные города, чтобы спастись от наступающего жара.

Но в каждом мире многие из последнего человечества сохранили верность духу.

— Пусть мы одиноки, — говорили они, — и пусть мы единственный во всем космосе сосуд духа, и сами скоро исчезнем, но мы будем за Дух до последнего нашего вздоха.

Дух человеческий, хоть вновь владел не всеми своими членами, пребывал абсолютом для многих.

Бодрствующий, как никогда прежде, он приветствовал Другого и готовился к последней агонии и последнему сну.

Мотылек — это завершенное, но так и не взлетевшее создание, встретился со смертью. И, хотя отчаяние снова грозило парализовать его члены, его крылышки трепетали с новой силой, отважно отбивая ритм — вот-вот взлетит. Но скоро крылья, и плоть, и дух будут разбиты, раздавлены подошвой гиганта.

В некий день накопленная солнцем энергия, таившаяся под его съежившейся поверхностью, внезапно прорвалась наружу, расплескав огненный шар.

На несколько часов все народы шести миров ослепли от сияния. Потом мир за миром поглотил огонь.

Дух человеческий, подобно давным-давно целовавшемуся с мотыльком кормовому стрелку, был уничтожен.

Я возвращаюсь в пустой дом. Три ночи и три дня в нем не будет тебя.

Дом все тот же, но стал иным: очаг без огня, незажженная лампа, неспетая строка песни. В столовой на спинке твоего стула висит оставленный тобой старый синий плащ. В кухне на каминной решетке лежат садовые перчатки, а стрелки стенных часов отсчитывают секунды твоего отсутствия. В кладовке — приготовленные тобой для меня блюда, их хватит до пятницы. В спальне — старинная щетка для волос и поломанный гребешок, флакончики духов, книги, которые ты не удосужилась прочитать и памфлеты, листовки, газеты — и кровать, вмятина на половине которой скоро расправится.

Чем скорее я усну, тем лучше, потому что без тебя это не дом.

Когда ты здесь, это настоящий оплот реальности. Пусть ветер воет за стенами, он бессилен. Правда, полчища призраков вечно бьются в эти стены: призраки войны, общественных конфликтов, сил эволюции и, главное, призрак холодного неведения. Все они огромные и грозные. С некоторыми приходится иметь дело — и все же все они, пока ты здесь, бестелесны, как будто нереальны. Даже бомбы, сотрясавшие дом (так, что я до сих пор боюсь дребезжания дверной ручки) были, при всем их вое и грохоте, не вполне реальными.

А теперь, когда ты ушла, нет света, который бы отогнал подступающие тени, нет тепла, чтобы противостоять внешнему холоду. Фантомы обретают реальность. Вой ветра устрашает. В эти хрупкие стены всем весом бьется жестокая вселенная. Стены прогибаются внутрь, трескаются, в щели видны летящие тучи, отравленная войной планета, и умирающие солнца, стиснутые изнутри вечностью холодной темноты.

Но в пятницу ты вернешься домой: снова загорится лампа, зазвучит песня, призраки упокоятся. То, что нас объединяет, дух, связывающий нас, как шар связывает свои полушария, снова и несомненно станет сердцем реальности.

Глава 6

Космос и то, что за его пределами

Космическая община

Сегодня, когда колокола звонят победу, дух человеческий вспоминает будущее мгновение своей смерти. Его видение, ухваченное между двумя ударами колокола, было тем же видением, которое предстанет перед ним в миг будущей смерти, только предвосхищенным. В изумлении и замешательстве он пересматривает в своих воспоминаниях собственную смерть. Ведь в тот миг он, как некогда, много эонов назад, некий кормовой стрелок, разом исчез и пробудился.