Счастливчик (СИ) - Солодкова Татьяна Владимировна. Страница 54
— С удовольствием, — улыбаюсь совершенно искренне. Предложение отличное и как раз вовремя.
— Тогда запиши мой номер, — предлагает. — Созвонимся после обеда.
Послушно вбиваю в комм новый контакт. Мне же сама Изабелла разрешила добавлять друзей, мне можно, ага.
Направляюсь с подносом на обычное место за столом и только успеваю сесть, как в столовую заходят Изабелла с Гаем. "Мама" бросает на меня пристальный взгляд, но быстро прячет свое недовольство за улыбкой.
— Доброе утро, Александр. Рада, что ты уже здесь.
Гай вскидывает голову.
— Александр? — переспрашивает недоуменно.
— Да, милый, это настоящее имя твоего брата.
— А Тайлер — фамилия? — глаза мальчишки становятся размером с блюдца. Он явно смотрит телевизор, и сочетание "Александр Тайлер" слышит не впервые.
— Ага, — подтверждаю. — Но ты можешь по-прежнему звать меня Тайлером.
Гай медленно кивает, на его лице все еще написано удивление.
— Ну, не стой, — подгоняет Изабелла. — Иди, выбери себе что-нибудь и мне захвати. Хорошо?
Мальчик смотрит на нее так, будто у нее отросли трехметровые рога и пробили потолок. Кажется, обычно ему не разрешают выбирать еду самому.
— Хорошо, — отвечает пораженно и уходит к перегородке, за которой суетятся Мила и Нина.
А Изабелла садится напротив, складывает руки на столешнице и тревожно всматривается в мое лицо.
— У тебя круги под глазами. Ты плохо спал?
Боже, избавь меня от заботы этой женщины.
— Я всегда неважно сплю на новом месте.
— А, — отмахивается, — тогда ерунда, скоро привыкнешь.
Прячусь за горячей кружкой с чаем. Честное слово, никогда еще в своей жизни столько не молчал. Но если сейчас высказать все, что думаю о ней и ее порядках, Изабелла точно посадит меня под замок.
Возвращается Гай, глаза мальчишки довольно сияют. Как, оказывается, мало ему нужно для счастья — всего-то немного личной свободы.
Я же, чтобы не ляпнуть лишнего в его отсутствие, влил в себя слишком много горячей жидкости. Становится жарко, поддергиваю рукава водолазки, которую с утра надел, до локтей.
Изабелла с грохотом бросает вилку на тарелку.
Удивленно поднимаю голову и вижу, что она побледнела и поджала губы, а ее взгляд прикован к моему правому предплечью.
— Что? — не понимаю.
— Что это еще за дрянь? — шипит Изабелла.
Вскидываю брови. Даже так?
Пожимаю плечами.
— Татуировка.
— Ух ты, — Гай вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть. — И что там написано?
— Ешь, — обрывает его энтузиазм мать.
— Я тебе потом расскажу, — обещаю.
Глаза Изабеллы мечут молнии.
— Ты должен это свести, — заявляет. — Выглядит безобразно. Будто ты какой-то бродячий музыкант.
Еще бы сказала: "как наркоман". Ну так здесь это должно быть комплиментом, ведь именно благодаря деньгам этих самых наркоманов они и держат свой тайный бизнес на Пандоре.
Медленно ставлю кружку на стол.
— Я не стану ее сводить, — говорю твердо.
Изабелла удивленно моргает, услышав отказ. Смотрю прямо на нее, не отводя взгляда, чтобы до нее наверняка дошло, что я не шучу.
Не спорю, Морган тоже хотела, чтобы я избавился от татуировки, но тогда мне было тринадцать, и она имела на это полное право. Но и то, Миранда и не подумала настаивать, сказав в итоге, что это мое тело, и я могу хоть красного дракона нарисовать себе на лбу.
Да что я говорю? Морган вообще никогда не смотрела на меня ТАК — будто я пустое место без мнения и прав.
Изабелла косится на Гая, притихшего, но с интересом прислушивающегося к нашей беседе.
— Хорошо, — произносит холодно. — Обсудим позже. А пока — снова впивается взглядом в надпись на моей руке, — натяни рукава пониже и не позорь меня.
Не думал, что два слова на латыни — неслыханный грех и позор.
Молча выполняю требования и опускаю рукава. Хорошо, что поблизости нет тату-салона, а то при таком отношении Изабеллы я мог бы не удержаться и выбить себе на лбу того самого дракона.
Так как Нина ориентируется на местности лучше, мы договариваемся, что она зайдет за мной, а не наоборот. Все время до ее прихода вожусь с коммуникатором, пытаясь победить изувеченные настройки. Потихоньку получается, но чувствую, на это уйдет еще не один день. И ночь.
Девушка приходит точно в назначенное время, не опоздав ни на минуту. Открываю дверь в ответ на ее стук и приглашаю Нину внутрь. Приглашение она принимает, снова смущенно краснея, входит, осматривается.
— Сейчас, куртку только надену, — говорю, направляясь к шкафу.
Девушка соглашается кивком, молчит, будто воды в рот набрала. Вообще, она не только ведет себя, но и выглядит странно: на ней тонкое шерстяное платье выше колена, высокие сапоги и пальто с воротником-стойкой, выгодно подчеркивающее фигуру. Длинные волосы распущены и тщательно уложены локон к локону. Но вот выражение лица — будто пришла на расстрел.
— Мы точно погулять, а не на концерт в оперу? — комментирую ее наряд.
Нина краснеет до корней волос и делает шаг по направлению к двери.
Ладно, я хам и грубиян, обидевший девушку, которая наряжалась и собиралась не один час, и все только ради нашей прогулки по окрестностям, но мысль, что она делала это не по собственной инициативе, не дает мне покоя.
— Погоди, извини, — останавливаю Нину, поймав за мягкий рукав пальто. — Ты прекрасно выглядишь.
— Правда? — о, первое сказанное слово с тех пор, как она пришла.
— Правда-правда, — заверяю. — Ты только не замерзнешь?
— Нет, — качает головой, — спасибо за заботу.
На улице дикий ветер, такой, что жалею об отсутствии капюшона на своей куртке. Нина дрожит и норовит обхватить себя руками или подуть на заледеневшие пальцы. О том, что стало с ее идеальной прической, лучше не говорить.
Тем не менее ни слова жалобы или просьбы вернуться назад. Я же с отвратительным самому себе садизмом продолжаю таскать ее за собой по территории, с каждым кругом все больше и больше приближаясь к баракам в районе шахты.
Разговариваем на ничего не значащие темы: фильмы, книги, музыка. Нина отвечает очень осторожно, будто боится сказать что-то, чего я не одобрю — хочет понравиться. У меня прямо зубы уже сводит от этого притворства.
— Тебе Изабелла приказала заняться мной? — не выдерживаю через какое-то время.
Нина вздрагивает, обхватывает себя руками, и я понимаю, что угадал.
Обгоняю ее, останавливаю, кладу ладони на плечи и заглядываю в глаза. Это непросто при развевающихся на ветру волосах, приходится самому заправлять прядь ей за ухо, потому что Нина застыла от страха из-за того, что ее разоблачили.
— Нина, прости меня, пожалуйста, — прошу искренне.
— За что? — не понимает.
— За мою мать. Она тебе угрожала?
Нина осматривается по сторонам, будто боится, что нас услышат. Но в этом нет необходимости: в такой ветер, даже будь кто поблизости, не смог бы подслушать.
— Изабелла никогда не угрожает. Она предупреждает.
— Ясно, — отпускаю девушку, пристраиваюсь сбоку. Несколько минут идем рядом, потом притягиваю Нину к себе и обнимаю за плечи (и ей теплее, и, если нас кто увидит, на пользу). — Вот что, давай я скажу Изабелле, что очарован тобой, — Нина подозрительно и чуть обиженно косится в мою сторону. Соображаю, что сглупил: — Ну, то есть я правда очарован и рад с тобой пообщаться…
— Я поняла, — улыбается девушка, на этот раз без смущения и страха.
А она действительно очень красивая, особенно теперь, когда успокоилась и стала вести себя естественно. Я мог бы ей "очароваться", не будь уже приворожен другой ослепительной брюнеткой.
— Давай поможем друг другу, а? — прошу. — Будем иногда встречаться, Изабелла успокоится, — заглядываю в глаза. — Ты же сможешь пережить в моем обществе пару часов в неделю?
Нина уже смеется.
— Переживу как-нибудь.