Балтийская Регата (СИ) - Ант Алекс. Страница 57

Откуда дровишки

Уве Фишер уже месяц томился в неволе. Правда неволя была несколько комфортная. Кормили его теперь, как и всех обычных заключённых и пленных. Жену к нему не пускали. Его не били, что, конечно, шло в разрез с практикой «СМЕРШ», но это, скорее было не из гуманности русских, а благодаря его преклонному возрасту и правдивым ответам на бесконечных допросах. В конце концов Уве просто отпустили домой. Повезло старику.

Война окончилась, но все ещё жили в её безумном ритме. Вокруг не было спокойно, не утихла неразбериха, вызванная полным развалом тысячелетнего Третьего рейха. За сотрудничество с оккупационными войсками семье капитана буксира могла прилететь пуля или граната. Дома было голодно и уже довольно прохладно. Работы для стариков не было, а кто не работает тот и не ест, как было записано во всех манифестах коммунистов всех времён и народов. Не есть было, конечно, можно, только была большая вероятность гибели, да и просто голодно было. Есть всё же приходилось иногда, местами, когда помогали соседи или что-то удавалось выменять на стихийном рынке за старые вещи или одежду погибших на фронтах войны сыновей. Иногда старикам помогал едой русский переводчик Андрей.

Вестей от буксира «Тор» не поступало. Время уже всё совершенно вышло вон, новостей или следов каравана барж не было. Владислав понимал, что Уве никак не связан с пропажей буксира, но он обязан был расследовать это дело. Была разослана ориентировка о том, что буксир исчез на переходе от Штральзунда до Ленинграда. По предполагаемому маршруту ходило сегодня не мало кораблей и судов, но следов каравана барж найдено не был. На спасательных поясах с погибшего «Тора» было написано его название, но они лежали на песке и заносились этим-же песком в глухом медвежьем углу Сааремаа. Там изредка появлялся только Георг. Он подолгу сидел на берегу, но даже он совершенно не обращал внимания на них, а думал о своей семье.

Так и тянулись дни наступающей осени. В один из серых и холодных вечеров в дверь к капитану постучался неприметный человек среднего роста в затертом свитере и замызганных штанах. По виду бродяга, каких было много теперь. Уве сам впустил его в дом. Только при свете тусклой лампочки он разглядел, что это был тот офицер эсэсовец, который отдавал ему приказ в Ростоке дожидаться дома посланника с секретным грузом. Бродяга был очень голоден и Уве, пожалев его, накормил, чем Бог послал. Офицер тоже, как и русские, засыпал его вопросами о судьбе посланника и его странного груза. Старик ответил, что посланник убит, а груз забрали русские солдаты. Самого его подержали месяц в тюрьме, где он ни слова не сказал про приказ даже под страшными пытками. Наутро бывший офицер ушёл, спасибо, что не остался.

Я и Банщик прибыли в Штральзунд сорок пятого года на пороге начала осени Мои были заняты бизнесом в девяностых, а нам предстояло подготовить почву для начала строительства первых убежищ и подлодок, способных доставить нас к Антарктиде. Нам нужно было осмотреть и оценить бункера и подземные заводы нацистов в Дарлово, в Киле, в Кёнигсберге и часть рукотворных пещер в Норвегии и во Франции. Для строительства по всей планете не плохо бы было отыскать заброшенные нацистские подземные базы по всему миру. Ведь легче модернизировать что-то уже построенное, чем строить всё от нуля заново.

Необходимо было начинать отбирать кандидатов на спасаемых. Для этого нам нужно найти ускользающий хвост нацистской программы «Лебенсборн». Необходимо было детально проследить деятельность организации «Organization Der Ehemaligen SS-Angehörigen» (ODESSA), спасавшей эсэсовцев с 1944 года от наказания и деятельность «Аненербе» (Наследие Предков). Целой сети лабораторий, производств и институтов в структуре Чёрного ордена СС. Нам это было необходимо, чтоб узнать, как вообще к нам попала «Золотая лань». Возможно там-же найдётся ещё один такой-же подарок прошлых катаклизмов. Я уж не упоминаю гигантские ценности, припрятанные Третьим рейхом для последующих поколений. Да, конечно, многие знания — великие печали, но это нужно было по ходу нашей спасательной миссии. Ведь против нас работали запреты, наложенные Творцами и старшими Хранителями и закрывающими от нас многие сведения по реальным делам.

Мы начали с начала конца всей комедии, с капитана Уве Фишера. Чтоб он раньше времени не «двинул кони, склеив ласты» и для наведения мостов взаимопонимания мы выделили ему некие вполне себе съедобные подарки, а ещё немного «золота партии фюрера», экспроприированного нами ранее в Кёнигсберге. Под нашими пытками изобилием капитан не устоял и показал могилу убитого офицера от которого получил заветные ящички. Мы, конечно, брезгливые, но не поленились и в противогазах, откопав труп, обшарили его карманы, но ничего не нашли. Зато потом Уве, в доме которого мы и отсыпались днём, показал нам все содержимое карманов носителя тайны Рейха. Как же мне захотелось его немного повесить, а затем три раза расстрелять на бис за его скрытную сущность души. А что уж там думал потревоженный покойник мы никогда не узнаем. Содержимое карманов было совершенно не интересно, кроме невзрачной почтовой карточки на которой был изображен паучок в середине паутины. Как мы поняли, это был пропуск в систему спасения эсэсовцев ОДЕССА, ключ входа в её секретную паутину. Мы купили у старика эту карточку за целый слиток золота из развалин Кёнигсбергского банка.

Проследили за офицером, который приходил к Уве раньше нас. Он жил в неприметном доме в Ростоке недалеко от здания университета. Это был многоквартирный дом. Жили в нём преимущественно преподаватели и работники университета, многие из которых были, в свое время, задействованы в программах «Аненербе». По большому счету нам это мало чего дало. Ну ездил калека в Штральзунд — так это никому не возбраняется.

Тем более, что с «Наследием Предков» сотрудничали разного рода прохиндеи и пропагандисты. Но вот это и было одним из самых распространённых заблуждений. Всё, что курировал Гиммлер и его Черный орден СС, всегда имело несколько уровней прикрытия. Всё, что было на виду, всё, что печаталось в открытой прессе — всё это было просто самым первым уровнем прикрытия и не более. Пропагандистской трескотней, как и у коммунистов в СССР.

Другие исследованья велись в глубочайшей тайне и, зачастую, в концлагерях. Работы не имели или почти не имели никакой мистической подоплеки. Не как открыто ведущиеся в университетах. В концлагерях была охрана и множество бесплатных рабочих рук. Исследованья вели не заключённые, как в «шарашках» в СССР, а свободные учёные. Предпочтение отдавалось молодым учёным. Иногда опыты в области медицины ставились на подопытных заключённых. Эти опыты старались проводить, на арийском «материале», на русских пленных, так как результаты шли на пользу арийцам в понимании эсэсовцев. Не арийский «материал» мог исказить плоды таких опытов. Но и это было только прикрытием второго уровня и не более.

Настоящие, прорывные в науке исследованья, велись глубоко в штольнях и пещерах гор, под постоянной охраной, в Антарктиде и в совершенно секретных лабораториях острова Рюген. Начиная с 1942 года и до конца войны многие учёные были перевезены на Антарктические базы, на «Базу 211» и «Новая Швабия». Это были исследованья по телевиденью, радио, атомной энергии, аэронавтике и другим современным передовым военным технологиям. Чертежи, плоды таких исследований в войну, сразу шли в производство, как, например, чертежи самых совершенных подводных лодок. Эти лодки с ходу строились на верфи «Нептуния» и доводились уже в процессе эксплуатации. После войны «Хорст Вессель», единственная надземная база Третьего рейха на Антарктическом полуострове, была покинута и, в последствии, была занята Аргентиной и переименована в базу «Сан Мартин». Это вовсе не остановило научных и технических разработок в подлёдных и подземных базах и работы в местах добычи полезных ископаемых. База «Хорс Вессель» была просто метеорологической станцией, пройденным этапом в становлении целой страны под боком у врагов и не более того.