Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В.. Страница 50
При полном соблюдении внешней благопристойности.
А у Андрея здесь… «граница допустимости».
Учтём. Рюриковичей придётся прореживать как-то… изощрённее. Не гильотиной.
Забавно. Боголюбский повторяет мой приём: упреждающий сбор информации о возможных участниках будущих событий. Только у меня этот процесс куда… системнее. Точильщик с Драгуном занимаются подобным постоянно, захватывая довольно широкий круг.
У меня — лучше. У меня есть бумага и чернила. Что позволяет формулировать и записывать такие повествования значительно легче, быстрее. А значит — детальнее. Прокачивать их неоднократно, анализировать с разных сторон, разными головами. Плюс систематизация по нескольким атрибутам. Конечно, совсем не гипертексты, не контекстный поиск по любому слову. Но пять-десять ключей — уже много.
Пять братьев. Ростиславовичи Смоленские. Старшего Романа Благочестника — видел и слышал. Второй сын — Святослав Ропак… Краем зацепил историю с его тайной женой. С Давыдом Попрыгунчиком… даже подрался. Рюрика и Мстислава Храброго — не знаю.
Это — отдельная тема. Надо подбирать к братьям и их окружению… ключики. «Хочу всё знать». И про этих — тоже.
— Ростиславичи поддержат тебя. Потому, что с Жиздором дела вести невозможно. Псих. Будут говорить клятвы, крест целовать, в битвах участвовать. «Почитать в отца место». При первой же возможности — убьют. Люди выученные, на вас, Юрьевичей, натасканные — у них есть.
— Х-ха… А мои? Что, нож сунут?
— Твои… Конечно. Но не сразу. И племянники-Ростиславовичи, и братья-Юрьевичи, да и князья черниговские и полоцкие — будут за тебя. Точнее — против Жиздора. Какое-то время. Только дай им похлебать этого… волынского дерьмеца в волю. Они взвоют и к тебе прибегут. А ты должен быть готов.
Главный «фигурный болт» попаданца — знание дат.
«Янки» остался жив, потому что помнил дату солнечного затмения. Астрономия говорит: «не было в тот день никакого затмения!». Неважно, в сюжете — герой знает «правильно». А что мнение астрономов из 21 века отличается от мнения сочинителя из века 19… быват. Сюжету — это не помеха.
Коллеги! Учите мат. часть! И календари — тоже. А то отправят на костёр. Как того «тощего Джима».
Ростик — не «Красно Солнышко», но и его «затмение» близко. Он только выехал, а я уже знаю.
Дату смерти государя.
Событие, открывающее дерево возможностей.
Идеал прогрессора — пионер: «Будь готов! — Всегда готов!». Увы, спортсмен берёт рекорд, пребывая «на пике формы». Быть постоянно «на пике» — невозможно.
Проще: чтобы вскочить во внезапно открывшуюся дверь, нужно, хотя бы, предварительно портянки намотать. А то так и растянёшься.
Все расклады — общеизвестны. Уверен, что Андрей всё это продумывал. И куда глубже, подробнее, чем я. Он знает этих людей. С Мачечичем, например, он воевал:
«Вместе с братьями он подступил к Луцку, где затворился брат Изяславов, Владимир (Мачечич — авт.). Когда они приблизились к городу, то из ворот его выступил отряд пехоты и начал с ними перестреливаться; остальные Юрьевичи никак не думали, что Андрей захочет ударить по этой пехоте, потому что и стяг его не был поднят; не величав был Андрей на ратный чин, искал он похвалы от одного Бога; и вот он въехал прежде всех в неприятельское войско, дружина его за ним, и началась жаркая схватка. Андрей преломил копье свое и подвергся величайшей опасности: неприятельские ратники окружили его со всех сторон; лошадь под ним была ранена двумя копьями, третье попало в седло, а со стен городских сыпались на него камни, как дождь; уже один немец хотел проткнуть его рогатиной, но Бог спас его. Отец, дядя и все братья обрадовались, увидев его живым, а бояре отцовские осыпали его похвалами, потому что он дрался храбрее всех в этом бою. Конь его, сильно раненный, только успел вынести своего господина и пал; Андрей велел погрести его над рекой Стрыем».
Андрей знает людей. Повадки, способ мышления. И ещё кучу вещей, о которых у меня весьма смутное представление. Какие нынче на Руси дороги от Владимира до Киева? И от Киева — до другого Владимира? Как провести по ним армии…?
Честно — я бы такое дело не потянул. Тут надо знать конкретно, надо иметь вполне специфический и актуальный опыт. Ну, так я и не Боголюбский!
Я дал ему, по сути, только одно: дату смерти Ростика.
Но он не может открыто этим «сверх-знанием» воспользоваться. Потому что «Святая Русь» должна созреть. До истошного вопля: «Боголюбского — в Киев!». До явного понимания: «Лучше суд Бешеного Китая, чем нынешнее дерьмо психованное — на столе Киевском».
Речь не идёт о выборе между Суздальским и Волынским способом запашки или о подробностях систем налогообложения. Даже не о «корпус фратрум», который на Волыни так своеобразно сочетается с «майоратом», что приводит к разрастающейся раздробленности, а в Залесье давится Долгоруким и Боголюбским, называется «лествицей», является, по факту, «майратом» и появления уделов не допускает.
Ссылаются на «дедов обычай» в Полоцком княжестве. И там непрерывно растёт число уделов. Непрерывно воюющих между собой.
Точно также ссылаются на «лествицу» в Смоленском княжестве. И уделов нет.
Под одной этикеткой разные люди строят, исходя из конкретных ситуаций, собственных целей и возможностей — весьма разные системы.
«Если на клетке слона прочтёшь надпись: буйвол, — не верь глазам своим».
Русь будет выбирать между жестокостями государей. Между последовательной жестокостью Боголюбского и непоследовательной — Жиздора.
«Преимущество диктатуры перед демократией очевидно каждому — лучше иметь дело с одним жуликом, чем со многими».
Здесь — не жулики. Здесь — психи. Но лучше один предсказуемый псих, чем один псих непредсказуемый. В окружении множества жуликов.
Русь должна лечь Боголюбскому в руки. Сама, по своей воле. И Жиздор сделает всё, для этого необходимое. Сам, по своей воле. А до того ручки тянуть — нельзя. Иначе — Андрей преступник, узурпатор, тиран.
Экая мелочь — репутация, этические оценки… Но «здесь и сейчас» они обернутся тысячами бойцов. Которые станут на ту или иную сторону. Тысячами жизней. «Павших за правду». «За правду» — в их сиюминутном и сиюместном понимании.
Потяни время, дай противнику возможность явить свою глупость, и тысячи увидят, что их «правда» — неправда. Что она недостойна их смерти. Не потому, что даваемый ею «кусок хлеба» — тощ, а потому что — «лжа».
Сотни людей завязаны на князей личными клятвами. Служить господину — «святое дело». Это — их «правда». Но если сюзерен… «дуба дал»? В этическом смысле.
Феодальная клятва шире «договора найма». Она подразумевает, что обе стороны следуют общепринятому своду правил, традиций. Во всём, а не только в «должностных обязанностях». Сию-местной, сию-временной, сию-религиозной и сию-сословной «правде». А если нет? Была «правда» да вся вышла? Тогда — не измена, не клятвопреступление, не грех неотмолимый, но — освобождение. Для конкретного человека — личный выбор, для сотен и тысяч… — бифуркация исторического процесса.
Именно так — освобождая вассалов от клятвы сюзерену, объявляя его (сюзерена) «неправдой» — действуют римские первосвященники против германских императоров.
Глава 521
— Быть тебе, брат мой Андрей, через два года в Киеве. Великим Князем. Было бы разумно, если бы ты продумал и дальнейшее. Как ты будешь Святую Русь устраивать. Не только походами да битвами, судами да казнями, но и законами.
— Что ты несёшь?! Какие суды-казни?! Я ещё не в Киеве, Ростик — живой, к сыну едет. Может, бог даст, и выздоровеет. Я за него молиться буду! Истово! Вот те крест! Свечку за здравие поставлю! А ты…! Шкуру неубитого медведя делить собрался?!