Эльфийская радуга (СИ) - Лебедева Жанна. Страница 52

После полудня Мильва и Киндэль пошли в купальни. Мучимая долгом Тама была несказанно рада тому, что наконец-то смогла остаться одна. Собравшись духом, она отстегнула шкатулку от цепи и поставила на туалетный столик. Отпрянула, подавив вырвавшийся вскрик – шкатулка двинулась и повернулась. Осторожно открыв ее, девушка увидела, что отрубленную руку не тронуло разложение. Черные татуировки, как прежде, виднелись на гладкой загорелой коже, даже обрезанная вена продолжала бугриться синей выпуклой змейкой, словно отсеченное тело все еще могло питать ее кровью. Когда движимая неведомой силой шкатулка замерла, мертвые пальцы дрогнули и согнулись, изображая указующий жест.

Рука указала на окно комнаты. Осторожно, повинуясь какому-то внутреннему чутью, Тама вынула кисть из шкатулки. Ощутив ладонями мертвенный холод, крепче сжала пальцы, чтобы ненароком не выронить страшную ношу. Замерев перед окном, обнаружила, что отрубленная рука снова двинулась, настойчивая указывая куда-то на юг.

«Так вот в чем суть этой карты! – догадалась Тама. – Рука указывает путь к Ключу в прямом смысле слова. Интересно, сама Лэйла знала об этой особенности? Если знала, то почему не сказала сразу?»

За дверью покоев раздались голоса Киндэль и Мильвы. Тама поспешно убрала руку-карту на место, захлопнула шкатулку и пристегнула резной карабин к цепочке. О ее секрете не должна знать ни одна живая душа…

Соседки вернулись в приподнятом настроении, защебетали, будто птицы. Мильва громко хохотала, рассказывая, как одна из девиц перебрала за обедом вина и умудрилась свалиться в фонтан. Но веселого настроя хватило ненадолго. Впереди ожидало главное событие этого дня – выбор принца Зиуры.

Вскоре в главном зале евнухи объявляли вечерний сбор. В этот раз не повезло девушке северянке, имени которой Тама не знала. Пастушка навсегда запомнила глаза той несчастной – огромные, пустые, словно в один миг обернувшиеся холодным безжизненным льдом. Наложницу увели в покои принца, а остальные красавицы выдохнули спокойно. Еще одну ночь и еще один день подарила им щедрая судьба.

Сразу после ужина Тама сказала, что пойдет спать. Она слукавила – хотела уединиться в комнате и вновь взглянуть на руку Лэйлы, но сделать этого не удалось – Мильва и Киндэль отправились вместе с ней. Мильва как обычно принялась шутить, смеяться и сыпать бесконечными байками о соседках по гарему. Киндэль слушала ее внимательно, иногда улыбалась и в особо веселых местах повествования кивала Таме. Но той было не до веселья.

Расстроившись, что открыть шкатулку не получилось, пастушка забралась под одеяло и попыталась уснуть. Сделать это ей удалось, лишь когда обе соседки наболтались вдоволь и тоже легли. Дожидаясь, пока дыхание спящих девушек станет размеренным, Тама сама не заметила, как задремала. Сон получился неспокойным. Всю ночь из дремотной темноты возникали обрывки образов и звуков, какие-то мелодии, вздохи, слова. Сначала эти кусочки казались неясными и бессвязными, но постепенно они оформились в более-менее четкую картинку – изумрудный лес без конца, сквозь который с треском продиралось нечто…

Феи больше не трогали его, наоборот, прятались, стоило ему приблизиться к их бездонным колодцам, уходящим в лесную почву. Страх. От каждой ветви, каждого дерева, каждого гриба, каждой твари в этом лесу он чувствовал страх перед собой. Сначала ему льстило ощущение собственной значимости и непобедимости. Вспомнив свои скитания, разбитые надежды и погибших товарищей, он жаждал насладиться местью, но проклятый город с его воротами, полуживыми жрицами и неузнанной тайной исчез без следа. Солнце металось по небу, появляясь то справа, то слева – время суток здесь никогда не изменялось. Время шло – дни, месяцы, годы, может и десятилетия, а Ардан все кружил среди молчаливых деревьев, пытаясь отыскать ненавистные ворота и отомстить тем, кто вывернул наизнанку его душу, но все было тщетно.

То и дело ощущая приливы ярости, Ардан изливал ее на тех, кто не успевал скрыться от его гнева. Он приноровился подкарауливать фей, часами таясь возле их ям, а потом, вырывая огромные тела из земли, раздирать их на части. Однажды он поймал гигантского кролика, оторвал ему голову, а прочный череп сжимал руками до тех пор, пока из него не засочилась вода. Он не успокоился, пока не превратил кости в крошечный плотный комок, похожий на белый камень.

Ярость не спасала от одиночества, а ненависть не дарила надежды. Он не ведал, что сделали с ним те женщины, но все его тело словно рвалось изнутри, а в голове и вовсе происходило нечто неописуемое. Мысли путались, сбивались, эмоции зашкаливали, ярость сменялась страхом, страх унынием, уныние апатией – бесконечная, безумная карусель. От боли и ужаса он бросался на все живое, что попадалось ему на пути. Жизнь – одно это слово вызывало приступы дикой злобы, желание уничтожать и разрушать.

Время шло, а он все метался по лесу, высматривая в зеленоватом воздухе очертания исполинской стены. Ничего подобного ему не попадалось. Постепенно его ярость притупилась, сменилась безразличной холодной тоской. Окружающие пустота и безжизненность нагоняли уныние и скуку. Он принял бы за счастье встречу с любым живым существом. Он не убил бы его, но все лесные твари, наученные горьким опытом, завидев эльфа, убирались с его пути.

Тогда Ардан решил отказаться от бессмысленных поисков и отправиться к людям. Он шел бесконечно долго, но время больше не имело для него значения. Лес тянулся и тянулся, насколько хватало глаз, но постепенно пейзаж начал меняться. Деревья поредели, и Ардан вышел к огромному озеру, окруженному высокими песчаными берегами. В воду уходила длинная коса. Эльф двинулся вдоль нее, и сердце его забилось отчаянно и радостно – здесь были люди.

Вдоль берега тянулся роскошный сад. Деревья, что росли в нем, сильно отличались от тех, к которым за последнее время привык Ардан. Кипарисы, пальмы, олеандры – он с трудом вспоминал названия экзотических растений, что видел давно, в иной жизни на далеком юге. Сердце эльфа забилось чаще. Над округлыми верхушками пальм поднимались шпили далекого замка, в небе над ним занималось рассветное зарево.

Ардан не поверил своим глазам, из которых градом брызнули слезы радости. Неужели его мытарства закончились? Неужели он вышел из ужасного леса? Неужели это все? Не чуя под собой земли, он бросился бежать к высоким кораллово-розовым стенам с бойницами и зубцами, но как ни пытался, так и не смог приблизиться к вожделенной цели. Дивный замок все время оставался где-то за гранью прекрасного сада.

Постепенно эльф понял, что злые чары не покинули его, и бесконечное одиночество продолжается. Замок и люди – лишь мираж, несбыточная мечта, порожденная его разрушающимся сознанием. Все тщетно, бесполезно, бессмысленно. Он никогда не вернется, никогда не уйдет из мрачных лесов, в которых древние существа, живущие в потаенном граде, лишили его всего – величия, славы, жизни, надежды и души.

– Все это бред! Все только иллюзия! – взвыл Ардан, падая на землю в бессильной ярости, – Проклятье! Проклятье!

Он катался по земле, и его душили слезы великой обиды и отчаяния, но все угрозы и проклятья ушли в пустоту, которую неожиданно нарушил чей-то голос.

– Что случилось, господин? Вы ранены, покалечены, больны?

– Кто ты? – прошептал Ардан, поднимая глаза на говорящего.

Тот оказался молодым юношей невероятно высокого роста. Его одежда была по-нищенски оборванной, обуви не имелось, в глазах застыло выражение подобострастного смирения, а на губах – неизменная доброжелательная улыбка.

– Все называют меня – Серый, а свое истинное имя я давно забыл. Я ничтожный травник, живу неподалеку от дворца хозяйки, собираю лекарственные растения для местных лекарей.

– Странное имя и странное занятие, – прохрипел Ардан, разглядывая своего нового знакомца. – Значит, травник?