Книга царя Давида - Гейм Стефан. Страница 34

— Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.

— Ваш провидческий дар — одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.

— Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.

— Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?

— Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.

— Полагаю, в вашем труде под предварительным названием «Книга Нафана» нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.

— Я старался изложить ее во всех подробностях.

— Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,

— Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.

— Тогда нельзя ли прочитать их здесь?

— Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.

ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА

В тот вечер царь Давид пригласил для обсуждения кое-каких государственных дел своих ближайших сподвижников, в том числе меня, чтобы при необходимости выслушать мое прорицание. Против обыкновения царь опоздал, виду него был чрезвычайно встревоженный, так что я почел нужным спросить, не пригрезился ли ему на послеобеденном отдыхе сон, который потребно истолковать.

Царь взглянул на меня так, будто услышал голос с того света, и сказал: «Сон? Нет, Нафан, то был не сон, а живейшая явь!»

Священник Авиафар, писец Сераия и иные присутствующие засыпали Давида вопросами: может, все-таки видение? На кого больше похоже — на ангела или на человека? Короче, начался шум и гам. Давид, погладив бороду, сказал наконец, что это существо вполне сошло бы за ангела, не совершай сей ангел омовений, положенных женщине ежемесячно, а увидел он эту женщину, встав ото сна, с крыши своего дома при свете заходящего солнца. Писец Сераия тотчас сообразил, что это была Вирсавия, дочь Елиама, вышедшая замуж за хеттеянина Урию, тысячника, который сейчас воюет под началом Иоава, осаждающего аммонитский город Равву; как раз накануне похода Урия с женой и въехали в один из домов по западную сторону от дворца. Если будет на то царская воля, добавил Сераия, он сходит к Вирсавии и передаст ей, что она понравилась царю, а уж дальше все просто. Просто, да не очень, сказал Давид. Разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, в том числе те, кто замужем за чужеземцем вроде хеттеянина Урии?

Разумеется, ответствовал Давид, но за исключением жен, у которых мужья находятся в действующей армии. Этих никто не смеет тронуть, ни старейшина племени, ни сам царь. Иначе кто пойдет сражаться за Господа, не будучи уверен, что дом его и жена остались под надежной защитой?

Священник Авиафар подтвердил, мол, воистину такова заповедь Господа, необрезанные называют ее табу, а царь Давид, как всегда, мудр и справедлив.

Тогда Давид стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Значит, по-твоему, пусть царь сгорает от страсти и нельзя ему затушить это пламя?»

Авиафар аж поперхнулся от страха, пришлось хлопать его по спине. Придя в себя, он сказал: «Если царь сгорает от страсти, то пламя надо, конечно, тушить, ибо благополучие избранника Божьего — заповедь наипервейшая. Сам Господь явил Свою волю тем, что соопределил на один и тот же час омовение оной женщины, закат солнца и пребывание царя на кровле дома своего».

Писец Сераия заявил, что так называемое «табу» к данному случаю неприложимо, ибо хеттеянину Урии от сожительства его жены с царем не только не сделается никакого ущерба, но, напротив, ему выпадет великая честь, то есть внакладе он не останется.

(Пора выразить свое восхищение, подумал я, и сказал, что никогда не слышал рассказа более занимательного и наблюдений более метких. Но неужели господин Нафан, самолично участвуя в том разговоре, не высказал своего мнения о так называемом «табу»?

Усмехнувшись, Нафан проговорил со скромной миной: «Я положил себе за правило не высказываться, пока Господь не вразумит меня Своим словом».

После чего он продолжил чтение.)

Давид послал слуг взять Вирсавию; и она пришла к нему, и он спал с нею, ибо она была чиста от нечистоты своей; потом она возвратилась в дом свой.

(Тут я опять перебил Нафана:

— От союза этой пары родился мудрейший из царей Соломон, поэтому негоже, чтобы читателю показалось, будто все ограничилось лишь грубым совокуплением. Неужели царь Давид ни разу не обмолвился, хотя бы намеком, о любезностях, нежностях или ласковых словечках, которыми он обменивался с госпожой Вирсавией в ту первую ночь любви?

— Царь Давид поведал мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин не знавал кого-либо более искусного в любви, нежели Вирсавия, дочь Елиама. А вот насчет слов, сказанных той ночью, придется тебе, видно, обратиться к самой царице-матери. — Мой господин близко знаком с нею? — поинтересовался я наилюбезнейшим голосом.

— Если б не мой добрый совет, — Нафан многозначительно помолчал, — и не Ванея с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не меж херувимов, а в самом темном и страшном узилище.

— Стало быть, мой господин без особого труда уговорит мать-царицу принять меня для ответов на кое-какие вопросы?

Нафан поднял белесые брови: — Боюсь, она будет не слишком разговорчивой.

И он вновь продолжил чтение.)

Женщина эта сделалась беременною, и послала известить Давида, говоря: я беременна.

Случилось так, вспоминал Нафан, что в тот день царь призвал меня для малых пророчеств. И сказал мне царь: «Слушай, Нафан, пусть Бог то и то со мною сделает, если она не подстроила это нарочно». Я спросил, на чем основаны его подозрения. Он ответил: «О том ведомо Господу, ибо Он смотрит не так, как смотрит человек. Господь смотрит на сердце; да и чутье мне подсказывает».

Я сказал Давиду, мол, каждый новый сын — благо, если, конечно, он от его семени.

На сей счет не приходится сомневаться, сказал Давид, к тому же он сам видел, как Вирсавия совершала положенное ежемесячное омовение, а привели ее спустя всего несколько часов «чистою от нечистот ее»; что же до ее мужа Урии, то ему сюда от аммонитского города Раввы самого спешного хода не менее четырех дней.

Тогда я говорю: «Значит, Господь благодетельствует раба Своего не только словом, но и делом в данном случае — дитем».

Тут Давид поморщился: «А как же быть с заповедью Господней, которую язычники называют „табу“? Можно утаить любодеяние, но ребенка-то не скроешь; возможно, когда-либо в нашем роду и будет непорочное зачатие, однако до сих пор такого не слыхали».

Я спрашиваю: «Верно ли я понял, что от Раввы. которую осаждает Иоав, а вместе с ним и хеттеянин Урия, до Иерусалима всего четыре дня спешной езды?»

Царь отвечает: «Верно».

Я говорю: «Значит, от Иерусалима до Раввы тоже всего четыре?»

Царь: «Разумеется». Тогда говорю: «Таким образом, понадобится лишь восемь дней, чтобы Урия прискакал в Иерусалим, переспал с женой и стал отцом ребенка, ибо с точностью до одного-двух дней все равно никому не дано знать, какой срок определен младенцу в материнской утробе, не так ли?»

Тут царь Давид толкает меня локтем в бок и молвит: «Нафан, друг мой, не будь ты пророком, я бы сказал, что ты отменный плут».