Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 102

Безымянный понял, что я больше не опасен, и с облегчением вздохнул. В тот же миг его лицо изменилось: глаза потемнели, а на губах заиграла довольная улыбка. Но я не заметил этого, пока в почти пустой комнате не прозвучал ещё один хлопок.

Перед глазами оказалась рука, направленная прямиком на упавшего психопата. Посреди его лба алел маленький кружок, словно центр мишени для игры в дартс. Вздрогнув, я совершенно запутался и посмотрел на безымянного человека. Я не верил своим глазам.

Он убил Майкла.

Бездыханное тело завалилось на бок. Опущенная голова упиралась подбородком в грудь, а тёмные глаза всё так же дерзко смотрели вперёд. Вот только, текущий из дыры во лбу кровавый ручеёк гарантировал — больше они никогда не моргнут.

Зачем?

Попятившись, я прихлопнул ладонью рот. На крики сил не осталось. Мною целиком и полностью овладел страх. Сдвинув брови, Безымянный осмотрел не защёлкнувшийся затвор и перевёл взгляд на меня. Плавным движением он поменял разряженный пистолет на скальпель из лотка с хирургическими инструментами, который стоял рядом с последним пристанищем Ханны. Не испытывая ни капли жалости, он без колебаний занёс над моей головой острое лезвие.

Защищаясь, я инстинктивно выбросил руки вверх. Когда-то это спасло меня от летящей бутылки, но скальпель беспрепятственно скользнул под локтем и вонзился в живот.

— Без обид, — спокойно заметил Безымянный. Даже тогда, когда тонкая блестящая сталь вошла глубже, его голос не изменился. — Но, как я уже сказал, ты должен умереть.

Цвета вокруг вновь размылись и перемешались. Не знаю, сошёл ли я с ума, или то были хлынувшие из глаз слёзы.

Скальпель рывком вышел из моей плоти, повернулся в воздухе и вонзился вновь. С губ сорвался сдавленный вздох. Я поднял глаза на безымянного незнакомца и схватился за его рубашку. Он сразу же дёрнулся назад, хмуро разглядывая беспомощно вцепившиеся в ткань дрожащие пальцы. Затем убийца усмехнулся и свободной рукой оттолкнул меня в сторону. Плечи вдавило в стену, а по всему телу, отражаясь в костях, пробежала дрожь, сковавшая в конце концов оба колена.

Я чувствовал, что мои губы по-прежнему раскрыты в безмолвном крике. Совсем рядом маячили чёрные кроссовки. Развернувшись на месте, они направились в коридор. Безымянный вышел за порог и исчез, закрыв за собою дверь.

Всё замерло.

Я сморгнул стоявшие в глазах слёзы, но зрение ни на йоту не прояснилось. Больно. От торчащего в животе лезвия боль расползалась по всему телу. Казалось, будто внутри гремят и перекатываются ржавые раскалённые гвозди. С каждым вздохом боль становилась всё сильнее. Может, вытащить его? Нет, скорее всего, станет только хуже.

Я хотел подняться, но, прежде невесомое, тело вдруг разом потяжелело. Мышцы отказывались от сотрудничества, не позволив поднять и руки. Наверное, прошла целая вечность, пока я уговорами заставил себя перевернуться на спину. Мне казалось, так дышать станет полегче, но, увы… не стало.

По крайней мере, отсюда я не видел мёртвого Майкла.

Подняв глаза, я начал рассматривать старый потрескавшийся потолок. Странно, но над всеми жалостливыми всхлипами «Почему я?», «За что мне всё это?» доминировала одна простая мысль: «Наконец-то. После всех пыток и мучений я наконец-то умру».

Как долго это будет продолжаться? В комнате стояла невыносимая тишина. Её нарушало лишь эхо моего хриплого натужного дыхания. Я закрыл глаза и вспомнил колыбельную китаянки. Я думал о маме. О том, как она, не раскрывая рта, напевала у камина. Тонкие пальцы не спеша перебирали гитарные струны, волосы мягкими волнами струились на её плечи, а зелёные глаза в ласковом свете пламени сверкали как звёзды. Она улыбалась.

Ваниль.

Мама всегда пахла ванилью. Локоны на затылке, кожа, одежда… В детстве, когда она уходила из дома, я бежал в родительскую спальню, зарывался носом в её подушку и часами вдыхал сладкий нежный аромат. Как же хорошо она пахла.

Скопившиеся под веками слёзы влажными струйками быстро побежали по грязным щекам. Тихо зашипев от боли, я приподнял голову и посмотрел на скальпель. Блестящий кусок металла торчал из моего свитера в районе живота. Неужели он внутри? Господи, когда же я умру? Сколько ещё я буду истекать кровью?

— Медленно и красиво, — пробился сквозь воспоминания голос Майкла.

Я уже протянул руку к стальной рукоятке, чтобы выдернуть скальпель к чёртовой матери из собственных кишок, но меня отвлекли подсохшие пятна крови на пальцах. Почему я до сих пор не отключился? Кровь была повсюду, а я по-прежнему был в сознании и даже с интересом разглядывал бардовую корку на своей коже. А может, я уже умер? Может быть, Майкл закончил своё дело ещё до того, как я вообще вошёл в эту комнату.

Может быть, всё это мне только приснилось.

В последнее время я часто думал «может быть». Отрицал я или надеялся? Улыбнувшись собственной глупости, я уронил руку. Она безвольно упала на бедро и скатилась на холодный пол. Я просто ждал — пробуждения или смерти — какая, в сущности, разница? Терять мне было уже нечего, верно? Дыхание со свистом прорывалось сквозь боль. Во сне или наяву, а от скальпеля в животе приятного было мало.

Не знаю, как долго я так пролежал, но полностью ни разу не вырубился. Разум качался, переплывая с одной мысли на другую, зрение теряло чёткость, однако я бодрствовал и не мог заснуть. Не мог потерять сознания.

Я помню, как открылась дверь. Помню мягкие шаги и чёрное дуло пистолета, уставившееся в моё лицо. Кто-то вздохнул. Я помню размытый контур надо мной и надежду на то, что этот кто-то нажмёт на курок. Я помню, что заплакал.

А потом зазвучали голоса.

— Матерь божья! — ахнул издалека встревоженный бас.

Простучали быстрые шаги. Громыхнуло проклятье. Лица коснулось тепло, и я снова моргнул, стараясь вернуть себе чувство времени. Тот, кто был ближе, наклонился. Из тумана проступили знакомые черты. Высоко под потолком парило обеспокоенное лицо Алрика Изучив меня несколько секунд, его ярко-голубые глаза расширились. Я что, так плохо выглядел? Он отвернулся к двери и громко крикнул: «ДЭНИЕЛ! СЮДА!»

Ещё шаги. Ещё. Так много, словно конная гвардия в полном составе прогарцевала по коридору. Голова закружилась, и я опустил тяжёлые веки.

— Что с ним? — глотая слова, спросил Алрик.

— Он потерял много крови, — наверное, это был Дэниел. — Глубину раны я ещё не выяснил.

Пауза. Я почувствовал, как ткань свитера с треском поползла вверх. Кожу лизнул холодный воздух. Одежда слой за слоем исчезала, унося с собою тепло.

— Я могу его стабилизировать. Но если хотите, чтобы он выжил, придется немедленно забрать его отсюда. Ему необходимо переливание.

Тишина.

— Так… что мне делать? — нерешительно спросил Дэниел.

Молчание.

— Эшер! — рявкнул Алрик. Его голос дрожал от еле сдерживаемого гнева.

Открыв глаза, я зафиксировал зрачки на самой далёкой туманной фигуре. Нет, на этот раз ствола не было, но силуэт всё ещё возвышался надо мной: без жалости, без раскаяния. Неужели он просто отстранился от ситуации? Или пытался просчитать все “за” и “против”? Решал, жить мне или умереть. Я понял, что улыбаюсь, покатываясь про себя со смеху.

— Я жду, — беспокойно проговорил Дэниел.

— Ты сможешь стабилизировать его состояние? — наконец заговорил Эшер.

— Да, — уверенно сказал Дениэл.

— Тогда действуй.

Чужие руки снова вторглись в моё личное пространство. Раздели меня. Обнажили грудь. Потом живот пронзила секундная резкая боль. Скальпель удалили, придавив чем-то оставшуюся от него рану. Наверное, я всё-таки закричал, потому что Алрик мягко проговорил над ухом: «Ш-ш-ш, всё хорошо», и на лоб легла тёплая ладонь.

Укол на внутренней стороне локтя вызвал в памяти образы Ханны, Майкла и синих латексных перчаток. Я снова застонал — рука погладила меня по голове, словно делясь своей силой.

Ещё укол. Глаза сами опустились к двум мужчинам, стоявших на коленях над моим животом. Я не смог разобрать, что было у Дэниела в руках, но работал он быстро. Он был уверен в себе и в каждом своём движении. «Нет, — хотел я им сказать. Стойте. Мне не нужна ваша помощь».