Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 103

— Дэниел, рука, — прошептал Алрик. — Что с его рукой?

— Сломана, — прозвучал немного удивлённый ответ. — Похоже, только большой палец. Вот здесь.

Вжикнула молния, порвалась ткань. Пульсирующее запястье подняли с каменного пола, завернули во что-то тёплое и прижали к моей груди.

— Пока так. Здесь я ничего не могу с этим сделать, — пробормотал Дэниел. Его голос звучал далеко-далеко.

— Я заберу его, а вы двое… — голос Эшера оборвался, прерванный крайне рассерженным немцем.

— Нет, — прорычал он, — Его заберу я.

Мне снова захотелось улыбнуться. Никогда прежде я не слышал, чтобы Алрик так неуважительно разговаривал со своим боссом. Тем временем под меня скользнули его большие руки. Одна легла под шею, а другая подхватила колени. Когда он поднял меня, в лицо подул лёгкий ветерок.

— Я держу тебя, — заверил он тихим ласковым голосом. Разве я спрашивал? Мои губы были до сих пор безмолвно раскрыты. Он услышал что-то, чего не слышал я?

— Теперь ты в безопасности, малыш. Я держу тебя. Держу, — бормотал он. — Всё будет хорошо. Закрывай глазки. Ты в безопасности.

Но не меня успокаивал Алрик, а свою дочь. Интересно, загорались ли её глазки как стоваттные лампочки, когда она видела своего папу? Визжала ли она от восторга, обнимала ли его крепко-крепко? Да как же он мог её бросить?

Вопреки баюкающему голосу, я не заснул. Несмотря на головокружение и неясные очертания мира, я упрямо оставался в сознании. Мелькающие в вышине лампы напомнили о стенах, в которых не было окон. Всё было выкрашено в один цвет. Сплошной поток смерти. Вспомнив о том, как меня тащили по этому коридору, я, наконец, понял, что не давало мне покоя.

— В… Вин… — едва выдохнул я.

— Винченцо? — закончил за меня Алрик. Его лица коснулась тёплая улыбка. — С ним всё в порядке.

Я глубоко вздохнул и расслабился. Не важно, зачем и как они нас нашли. Главное, что с ним было всё в порядке. «В порядке» означало «он жив». Наконец-то я смог отпустить образ его окровавленной руки на моём запястье… и закрыть глаза.

***

Оставшись наедине с собой, я всегда сталкивался с одной и той же проблемой — я слишком много думал. После многочасовых размышлений даже простая, как правило, ситуация напрочь выносила мне мозг.

Два дня. За два проведённых в комнате Эшера дня время превратилось в ленту Мёбиуса без начала и без конца. Солнце садилось и вставало, приходили и уходили люди, шептались, бормотали, иногда заговаривали со мной, но по большей части друг с другом. Я полностью ушёл в себя и ни на что не реагировал. Дэниел объяснял это травмой, но всё было не так. Я потерял волю к жизни.

Я больше не хотел жить.

Еда казалась безвкусной, вода не утоляла жажды, а о том, чтобы пошевелиться, и речи не шло. Я был в том же состоянии, что и шесть лет назад, когда автокатастрофа забрала всю мою семью. Несколько недель подряд я не ел, не двигался и не разговаривал. Страшная потеря оставила от меня лишь пустую оболочку.

Шесть лет назад только Анна не опустила рук. Каждое утро ровно в десять часов она тихонько заходила в мою комнату с тарелкой, на которой аккуратной горкой были выложены ароматные кексы. Черничные, шоколадные, с кукурузой или корицей, миндалём или клюквой. И пусть я едва притрагивался к ним, каждый день она пекла новые лакомства.

Но однажды она не пришла. Прождав два часа, я в конце концов встал с кровати и выполз в гостиную. Там меня и нашёл Зак. Стоя в дверном проёме, я робко заглядывал в кухню, надеясь отыскать милую добрую женщину, которая каждое утро приносила мне кексы.

— Что ищем, а? — улыбнулся он, и я ответил ему.

— Кексик, — прошептал я.

Я хотел кексиков, испечённых Анной кексиков. Так ко мне и приклеилась моя кличка. С лёгкой руки Зака, меня прозвали «Маффин», и очень скоро я стал откликаться только на это имя.

— Маффин, — день за днём звал меня Алрик. Он приходил ко мне, держа сэндвич с индейкой в одной руке и бутылку подкрашенной воды — в другой. Он упрашивал меня поесть, но я по-прежнему не реагировал. Сейчас, как и тогда, меня мучила жажда. Однако, если выпьешь стакан — скоро захочется в туалет, а дорога туда отняла бы слишком много сил.

Я не только обленился, но и не видел в своём существовании никакого смысла.

Погрузившись в тупое оцепенение, я желал разучиться думать. Тёмные сказки Эшера загнали меня в ловушку между моими собственными застывшими мыслями и чувствами. Я не мог сосредоточиться. То и дело в сознании мелькали обрывки воспоминаний. Они быстро исчезали, не давая картинке сложиться целиком, пряча в сумерках нечто важное. Реальность казалась мне бесконечным прошлым, и меня интересовало только одно — обрела ли Ханна покой.

За Алриком приходил Дэниел. Сухо поздоровавшись, он менял повязку на ране и быстро исчезал. Всем своим видом он показывал, что не хочет иметь со мной ничего общего.

— Ты должен поесть, — заявил он однажды. — Иначе я буду вынужден поставить тебе питательную трубку, — в моей руке уже торчала капельница. — Она пройдёт по пищеводу прямо в желудок. Ощущения будут весьма неприятными.

Я повернул к нему голову. Под щекой скользнул мягкий египетский хлопок эшеровой подушки. Карие глаза Дениэла смотрели на меня безо всякого выражения. Интересно, сложно ли убить человека после того, как узнал его?

Дэниел справился бы на раз-два, ведь он ничего обо мне не знал.

— Я пытался, — после недолгого молчания вздохнул я. Он повернулся к стоящему за его спиной немцу. Тот нахмурился и скрестил на груди большие руки.

— Маффин, он ведь не шутит. Если не будешь есть — нам придётся применить силу, — качая головой, пробормотал Алрик. — Разве ты не хочешь, чтобы тебе стало лучше?

Нет. Вот в чём загвоздка, да? Я не хотел выздоравливать.

— Отлично, — сердито фыркнул громила, так и не дождавшись ответа. — Потом не жалуйся, что я тебя не предупреждал.

Сказав это, он, а вслед за ним и Дениэл покинули комнату. Я хорошо понимал, почему Алрик расстроен, и теперь он тоже должен был меня понять. Он хотел помочь, но их помощь мне была не нужна. Она была грязной, воняла гнилью и не приносила ничего, кроме проблем. Со временем я осознал, что Алрик предупреждал меня об опасности, исходящей не от посторонних или слетевшего с катушек Майкла. Он велел мне бежать от Эшера.

Поэтому немец был виновен так же, как и Винченцо. Они оба, несомненно, знали о планах своего босса и с самого начала чётко им следовали. Что же изменилось? Почему Алрик предупредил меня? Я нашёл этому лишь одно объяснение — чувство вины. Он привязался ко мне, мы даже немного притёрлись друг к другу, а теперь все его попытки исправить ситуацию разбивались о толстую кирпичную стену, которой я себя окружил.

Слова Безымянного отравили мой разум. Каждая мысль была чернее предыдущей. Я ненавидел Эшера за то, что он меня использовал; ненавидел себя за то, что позволил манипулировать собой; и всех остальных за то, что произошло. Во мне было столько злости, что под её тяжестью я и шевельнуться не мог. Нет, не так. Я не хотел шевелиться. Я ничего не хотел делать.

А затем, когда солнце снова село за горизонт, на моей шахматной доске появилась новая фигура. Только я перевернулся на бок и, сунув руку под голову, прикрыл глаза, дверь в комнату резко распахнулась. Надеясь отпугнуть непрошеного гостя, я притворился спящим.

— Гумба, подъём! — с улыбкой пророкотал хриплый голос. — Я знаю, что ты не спишь.

Узнав его, я распахнул глаза. Стоявший в нескольких дюймах человек, наклонился и с грохотом поставил тарелку на прикроватную тумбочку. От тарелки шёл умопомрачительный аромат. Наверное, там был приготовленный Алриком сэндвич с индейкой.

Заставив одеревеневшие мышцы работать, я упёрся руками в матрас и сел, свесив ноги с кровати. Винченцо тут же плюхнулся рядом. Я видел его впервые с того часа, как он, раненый, исчез за железной дверью бункера смерти. Про себя я не мог надышаться от радости, но снаружи оставался абсолютно спокоен.